Подходил к концу тяжёлый переломный двухтысячный. Человечество медленно и верно вступало в новое тысячелетие. На дворе стояла тёмная зимняя ночь первого дня солнцеворота. Начало времени надежд — праздника Великого Коляды… Я сидел в гордом одиночестве в зале своего дома и в который раз вглядывался на записке в буквы знакомого почерка: «Твоё время пришло, Гор».

«Что хотел мне сказать этими словами старый? Какое время? И вообще, что я могу? Одинокий, фактически без средств к существованию, преданный «единомышленниками» и затравленный недоброжелателями? Что толку, что я что-то понимаю и многое знаю? Кому это надо? Окружающим не нужны знания, тем более о далёком и «мифическом» прошлом. Какой от них прок? Продать их нельзя, добыть с помощью них деньги — проблематично. В настоящий момент всем нужны одни они окаянные… Деньги и только деньги! Единственная реальная ценность нашего безумного времени… На какие только преступления не идут недолюдки ради их добычи. И с каждым днём таких вот уродов в обществе становится всё больше и больше… Я снова перечитал записку старого. Чёрным по белому: «Пришло твоё время»… Может, пора удавиться? Намёк на это? Каким образом можно противостоять хаосу в фазе его наивысшего разгула? Когда сознание масс сужено до восприятия одного материального. Но тогда зачем мне этот подарок? — и мои руки потянулись к тускло поблескивающему в пламени свечи лезвию колдына. — Чтобы не тратиться на верёвку и мыло? Для более романтичного ухода в преисподнюю?»

Я снова взял в руки булатный меч ведуна и вдруг почувствовал, что от него исходит какая-то особая, неведомая мне сила. Первое, что я ощутил, так это спокойствие. То спокойствие и уверенность в себе, которых вот уже более года мне так недоставало. Казалось, что рукоять меча сама влилась в ладонь, а его лезвие голосом стали прошелестело:

— Ты не один, Гор, моя сила теперь с тобою… Соберись, воин! Не так всё плохо, как тебе кажется… Помни, разгул тьмы всегда наступает перед рассветом…

Тряхнув головой, чтобы сбросить наваждение, я положил меч волхва на прежнее место и, обратившись к оружию, сказал:

С того момента, как я вышел на телепатическую связь с ведуном, прошло не более двадцати минут. Но этого короткого времени для меня хватило, чтобы снова собраться и обрести то, что ещё недавно казалось утраченным: смысл движения — в будущее… Не к той пропасти, куда С.Т. так старательно нас всех подталкивают, а туда, где за тьмой безысходности блеснул лучик надежды… Невольно вспомнились слова старого о том, что главное для современных русичей возвращение в их истерзанные вековым насилием и ложью души хоть какой-то надежды на изменение к лучшему. Тогда сломленный, порабощённый и вымирающий этнос наверняка вновь найдёт в себе силы к сопротивлению. И, превратившись в монолитную несокрушимую скалу, станет такой силой, с которой не справятся никакие социальные цунами и бури…

«Ну что же, — подумал я про себя, — попробуем вернуть потерянное. Но для начала надо найти тех, кто бы меня понимал… Как говаривал мудрый дядя Ёша: «Один в поле воин только тогда, когда за его спиной видна целая армия»… Кстати, где он мой северный еврей? Жив ли? — и моя рука снова потянулась к маятнику. — Нет, не стоит, — остановил я себя. — Вдруг его уже нет! Прошла бездна времени!»

Но внутри при мысли о смерти дяди Ёши почему-то не похолодело. Наоборот, я почувствовал в себе какую-то необъяснимую радость. Похоже, жив ещё мой матёрый евреище! Жив! Обрадовался я своему чувству. Значит, ещё увидимся! Какая у нас с ним была первая встреча?! Прямо скажем, незабываемая! Я чуть было от его вида не сделал ноги… А потом началась дружба, и ещё какая! Правда, были мы вместе не долго — всего четыре недели. Но сколько то незабываемое время мне тогда дало! Чего стоили лекции дяди Ёши! То, что я от него узнал, мечта многих горе-академиков.

И я мысленно перенёсся в то далёкое время, когда, вернувшись после почти месячных скитаний по осенней тундре, мы со старым антропологом оказались в его уютной квартире. Наконец-то не надо было к костру таскать полугнилой сушняк, устанавливать надоевшую сырую палатку и наскоро готовить себе ужин. На столе нас ждала внушительная кастрюля сваренной из привезённой нами кумжи ухи, а рядом с ней красовался электрический самовар со свежезаваренным чаем. Мы сидели друг против друга, с аппетитом хлебали свою уху и в который раз вспоминали недавно нами увиденное. В моей голове никак не укладывалось, что здесь, в Заполярье, десятки тысяч лет назад процветала цивилизация, которая запросто строила из камня гигантские пирамиды-конусы, возводила из тёсаного гранита стены некогда величественных городов и мостила ушедшие в слой лёсса и мха дороги… Даже те жалкие остатки древних построек, которые мне показал дядя Ёша, впечатляли. Не выходила из головы каменная обсерватория, показанная учёным-антропологом в районе Седьяврозера. Она расположена недалеко от перешейка, между Седьявр, или Сейдозером и Водоозером. К ней ведёт древняя каменная разделяющая эти озёра дамба. Обсерватория стоит на горе Нингурт. По-саамски — женские груди. Удивительно, как она уцелела?! Вместо древнего допотопного города, который находился ниже, груда поросших лишайником развалин! Его кварталы, со слов учёного, сокрушила серия чудовищной силы взрывов. Следы этого ужасного воздействия хорошо видны и сегодня. В основном, в виде овальных, небольших, но глубоких озёр. В этих озёрах и в наше время прослеживается очень высокий фон радиации. Здесь мы имеем дело с научным фактом. На радиоактивный фон в глубинах округлых «озёр-воронок» обратил в 1922 году своё внимание ещё первый исследователь загадок Сейдозера Александр Барченко. Но обсерватория каким-то чудом сохранилась!!! Очевидно, рядом с ней стояли массивные стены какого-то здания. Они-то и спасли её от полного разрушения. Во всяком случае, мне так объяснил феномен обсерватории учёный-антрополог. По его мнению, все развалины на Кольском полуострове появились в результате мощного температурно- лучевого воздействия. Позднее, через несколько тысяч лет, по выжженным руинам погибшей цивилизации прокатился километровой толщины ледник одного из древних оледенений. Он, этот ледник, растёр в пыль и разметал всё то, что ещё как-то уцелело… Сохранилось от той далёкой, затерянной в тысячелетиях и забытой древней войны. Смертельной борьбы двух враждующих великих империй. Во всяком случае, именно так мне пытался объяснить разрушения Кольского полуострова дядя Ёша. Учёный-антрополог был убеждён, что такие же «сверхруины» разрушенных взрывами и ледником городов можно немало найти по всему евроазиатскому, даже американскому северу. Везде одна и та же картина: сначала мощное температурно-волновое воздействие, потом тысячетонное давление двигающихся с гор в долины ледниковых образований.

— Ты помнишь, — наливая себе чай из самовара, посмотрел на меня дядя Ёша. — Мы увидели с тобой пирамиды с моря, с борта катера, когда шли от устья Поноя на Иокангу? Их ведь хорошо видно. О пирамидах на Мурмане испокон веков знали поморы не только с Терского берега, но и из Кандалакшской губы, из Карелии и самого Архангельска. О них не мог не знать и Михайло Ломоносов. Он с отцом не раз ходил морем и в Варзлугу, и в саму Колу. Но ты в его дневниках не найдёшь ни о пирамидах, ни о древней разрушенной цивилизации, ни о загадочных каменных столбах-сейдах ни слова. Как ты думаешь, почему? — взглянул поверх своих очков на меня дядя Ёша.

— Тогда слушай и не перебивай, — с напускной строгостью сказал учитель истории. — А для удобства пойдём в мой кабинет. Там под рукой нужные нам книги да и в креслах сидеть удобнее…

Мы вошли в комнату, которую дядя Ёша называл своим кабинетом, и уселись в глубокие удобные кресла.

— Видишь, сколько книг! — показал учёный на полки. — Я их собирал всю свою жизнь. Тут и наши советские издания, и монографии западных учёных, и даже переводы некоторых китайских летописей. То, что ты видел в зале, — капля в море по сравнению с этим, — показал он на стеллажи с книгами. — Там больше для гостей, здесь для работы… Вот перед тобой три различных издания Торы. Эта на арамейском языке, та на иврите, а то издание можешь почитать — оно на русском, — показал он на одну из книг. — А вот здесь полное, доступное только раввинам, собрание свитков каббалы. — Положил свою руку на один из здоровенных ящиков дядя Ёша. — Я достаточно понимаю и арамейский, и иврит. Поэтому, если и допущены мною какие-то неточности в выводах, то они незначительны. Так вот, — начал учёный еврей свою лекцию. — Прежде чем подробно тебе рассказать об оккультном противостоянии саамских шаманов со своими оппонентами с Запада, я считаю необходимым познакомить тебя с тем тайным знанием, которое принято у нас называть магией. Наверняка ведун тебе объяснил, что в Мироздании нет ничего, кроме информации, различных форм материи — начиная от микромира и кончая макро, законов силового равновесия и их взаимодействия. Где одним из центральных является закон меры. В ведической ориаио-бореальской традиции это звучит как Навь, Явь и Правь. Тебе, я думаю, понятно, что без законов взаимодействия или равновесия любая система из строго отлаженного механизма тут же превращается в набор всего и ничего. В самый настоящий хаос…

Я согласно кивнул.

— Если ты это понимаешь, пойдём вглубь, — сверкнул своими глазами-сливами учёный-антрополог. — Теперь давай разберемся, что же собой представляет магическое действо? Всего-навсего при помощи информационного «ключа» происходит возбуждение мощных энергетических полей… Примечательно то, что энергии для переноса информации к силовому полю тратится ровно столько, чтобы донести без потерь информацию. Больше силового воздействия и не требуется. Но тут есть одна тонкость: необходимо, чтобы информационный «ключ» точно подошёл к гигантскому сверхмаховику силы. Если он не подойдёт, то никакого эффекта не будет. Теперь ты понимаешь, почему некоторые молитвы работают, причём безотказно, а многие другие являются пустым звуком. Тоже самое можно отнести к словам в заговорах. Если забыто ключевое слово, то заговор фактически бесполезен. Это относится в равной степени и к мысленным обращениям. Так вот, то, что мы называем магией, является информационно-силовым инструментом включения силовых полей нужных эгрегоров. Поэтому и существует на свете столько различных магий. Вот перед тобой свитки иудейской магии или кабалы, — показал учёный снова на свой ящик. — Там на полке у меня книги самиздата с ритуалами магии Буду, тибетской магии секты Бон-По, книги с описанием ритуалов вик- канской магии и магии церемониальной… Есть у меня статьи по магии папуасов, шаманской магии гондов и сибирских шаманов… Видишь, сколько ключей? Ключей к различным эгрегорам. Запомни и пойми — к эгрегорам. Только к ним. И когда идёт битва между двумя различными магами, например магом секты Бон-По и магом- ламаистом, то побеждает не тот, который привлёк на свою сторону больше силы своего эгрегора, а тот, у которого посильнее эгрегор. Потому что идёт сражение, прежде всего самих эгрегоров. А теперь давай вспомним, кто создавал иудейский эгрегор? Фиванские жрецы Сета-Амона. А кто им помогал в этом? Уцелевшие из погибшей Атлантиды. Причём действовали они не столько в Старом Свете, сколько в Новом — в Мезоамерике. Я имею в виду миссию протоольмеков. Из их колонии чёрное жречество расползлось по всей центральной Америке. Когда же этот процесс завершился, произвели технологию подмены высшего сословия, а самих ольмеков, за ненадобностью, аккуратно убрали. Чтобы потом учёные мужи гадали: откуда к индейцам пришёл культ чудовищных ритуальных жертвоприношений, традиция людоедства и зверских пыток? На самом деле всё просто — от переселенцев с востока. С погибшего материка, о котором хорошо написано в кодексе майя. Ты читал этот кодекс? — спросил меня лектор.

— Вначале разговора я тебе поведал, как Запад попытался купить у нашего императора Русскую Лапландию. Скажу сразу, что на 90 % «ему» это удалось. Почти никто в царском окружении особо против продажи и не протестовал. Как ты думаешь, почему? Да потому, что Запад, прежде чем что-то в материальном плане предпринять, сначала всегда добивается успеха в «поле». Если оккультно «коридор пробит» и обеспечена мощная его защита, то в материальном плане всё идёт как по маслу!

— Получается, что кто не колдует, тот не ест, — вставил я одно из любимых выражений «пасечника».

— Да-да, тот, кто не колдует, тот ничего не имеет… Как раз так и говорят кабалисты, — согласился со мной дядя Ёша. — Другими словами, оккультные отделы западных и наших доморощенных масонских лож при помощи кабалы включили мощь своего детища — эгрего- ра Амона. Понятно, что все иудеи как на Западе, так и на Востоке, сразу же ополчились. Началась массированная обработка сознания членов царской семьи и российского правительства. Естественно, для того, чтобы и те, и другие дали согласие на передачу Мурмана Английской короне. Так как кабала безотказно работает в основном на иудеев, католиков, протестантов и людей с еврейской кровью и часто не приносит желаемых результатов по отношению к православным. Ты догадываешься почему?

В ответ я пожал плечами.

— Потому, что наше русское православие ближе к Создателю, чем к их «доморощенному»… Поэтому, — продолжил дядя Ёша. — Запад применил ещё одну форму оккультного насилия — атлантическую. Её можно назвать ещё и древнеегипетской магией. Это то тайное оружие, о котором раввины практически ничего не знают, но которым в совершенстве владеют хозяева иудеев, современные жрецы Амона… Есть ещё и третий вид магии: у него очень древний и невероятно сильный эгрегор. Но работает эта магия здесь на Земле крайне редко. И не по таким мелочам, как продажа или купля какой-то недвижимости. Поэтому третьего воздействия на психику нашего тогдашнего правительства не последовало. Да оно и не нужно было. И император, и его свита дали добро на продажу Русской Лапландии безоговорочно.

— Кажется, всё необходимое для понимания последующего материала мы разобрали. Теперь нам придётся снова вернуться к эгрегору Амона и Китаю, — перевёл рельсы учёный. — Давай-ка, не торопясь, подумай, что нами в эгрегоре Амона упущено? Чего ещё не хватает для истинного понимания его сути? — затаскивая чемодан с черепами на старое место, задал мне вопрос антрополог.

— На мой взгляд, упущена его связь с эгрегором лжи. Я всё ждал, когда ты осветишь и этот вопрос… — ответил я.

— Он и есть владыка всей нашей земной лжи. Ложь составляет сердцевину древа эгрегора, те проводящие сосуды, которые его питают. Нет их — нет и его самого… Ложь создала эгрегор Амона. Она в нём первична, а не наоборот. В иудаизме, христианстве и исламе принято считать, что отцом лжи является Дьявол, но это не так. Даже Христу приписывают фразу, что, дескать, Сатана-Сет — отец лжи. Он такого сказать никак не мог! Сатана — порождение лжи, её омерзительное детище. И, конечно же, что первично и что вторично, Иешуа хорошо знал…

— Но тогда почему возникла такая перестановка? — удивился я.

— Чтобы скрыть, что эгрегор Амона, искусственно созданное для привода к власти на планете неких «людей-Х», полевое образование. А если посмотреть ещё глубже, то просматривается главное — для гибели социума. Вспомни, как его создавали? Сначала, после исхода из страны Кеми цивилизаторов Шемсу-Гор, некая группа жрецов выделила из вселенского принципа очищения, или Чернобога, властелина пустыни Сета, а потом из представления о последнем выцедила его солнечную ипостась — Амона. Что это, если не ложь?

Неожиданный бой часов вернул меня к действительности. Улетучившиеся воспоминания оставили в глубине души след чего-то навсегда утраченного и в то же время необыкновенно дорогого и близкого. Я взглянул на стенные куранты и не поверил своим глазам: прошло не многим более получаса! За такое короткое время я вспомнил буквально всё, чем жил тогда в Коле. О чём мы с дядей Ёшей говорили, и что я прочёл в его книгах и рукописях…

«Интересно, чем он сейчас занят, этот еврей-отступник? Наверное, продолжает работать со своей «Антиторой». Хотя вряд ли: той фактологии, которую ему удалось собрать и обобщить, и так вполне достаточно, чтобы свести с ума любого традиционалиста!» — невольно улыбнулся я, вспоминая свои впечатления и эмоции во время работы с материалами историка. Чтобы описать то, что я у него нашёл, потребуется целая жизнь! Удивляло то, что антрополог почему-то не собирался публиковать свои открытия. На мой вопрос он коротко сказал:

— Рано, Гера! Лет эдак через 50 может кто-нибудь и опубликует, а сейчас рано. Обыватели к тому, — он указал пальцем на «Антибиблию», — что здесь написано, ещё не готовы, а про учёных мужей и говорить нечего. Узнай ортодоксы, чем я занимаюсь, они закопают меня заживо!

«Дядя Ёша был прав. Фактология, собранная учёным, рушила все привычные стереотипы! И я был очень благодарен ему, что он позволил мне прикоснуться к своему самому сокровенному».

С этими мыслями я поднялся из-за стола и вышел на крыльцо дома.

«Интересно, где этот парень, и жив ли он вообще? — размышлял я о Ярославе. — Прошло с нашей встречи почти 17 лет. И я тоже молодец' дал ему адрес человека, который через год неизвестно куда исчез, д его старинный деревянный дом вскоре попал под снос… Может, Ярослав что-то и писал? Хотелось узнать о судьбе его отца. Последовал он моему совету или нет?»

Ночь размышлений и воспоминаний. Ночь прощания с прошлым. Но Ярослава забывать почему-то желания не было. Его яркий образ до сих пор стоял в памяти. Особенно последние слова об одиночестве.

«Неужели его жизнь всё-таки подмяла? — закрадывалось сомнение. — Если нет, и он жив, то мы наверняка встретимся, и пусть мои намерения о будущей встрече продолжат своё действие и в новом тысячелетии… С кем бы я ещё хотел повидаться? — спросил я себя. — Сколько прекрасных друзей подарила мне жизнь! Людей самой высокой пробы. Именно они, эти люди, пробудили во мне жажду познать и понять происходящее. А с чего всё началось? Со знакомства с Юрием Петровичем Суровым. Бывшим главным лесничим Алтайского Государственного заповедника. С человеком очень образованным и умным».

Он тогда возглавлял лабораторию ресурсоведения при Томском НИИББ. Это Юрий Петрович уговорил меня после окончания геолого-географического факультета получить ещё и биологическое образование. И я в том далёком 1974 году, следуя его совету, перевёлся на заочное отделение биолого-почвенного факультета. Осенью того же года меня взяли охотоведом в Белоярский КЗПХ. И я переехал из Томска на северо-восток области. Именно работа охотоведа с её охото-устроительными поездками по незаселённым местам Среднего Приобья и столкнула меня лицом к лицу с тайной белой расы Сибири. Будучи человеком по своей природе любознательным, я стал интересоваться фольклором местного населения. Их древней культурой, в особенности, преданиями обских угров, селькупов и эвенков о приходе их Монголоидных предков на север. И что же я услышал? О людях, которые молились вместо духов Солнцу! Сначала в такие предания я не верил. Но получилось так, что поверить мне всё-таки пришлось. Через год как я перебрался из Томска в Верхнюю Кеть, в середине сентября ко мне нагрянул Юрий Петрович Суров. Завлабораторией хотел осмотреть старые Орловские гари. Обычно на них хорошо разрастался брусничник и подымались целые плантации «медвежьих ушек». Поездку вверх по реке мы намеревались совершить примерно через неделю. Но так получилось, что уже через два дня наши приготовления закончились. И мы бы благополучно уехали, если бы не звонок конторы. Меня срочно вызывали в Белый Яр. Загрузив лодку бензином и наказав Юрию Петровичу обязательно меня дождаться и самому вверх по Орловке не ездить, я помчался на своей дюральке в районный центр. Пробыл я в Белом Яру всего два дня. Но когда вернулся, Сурова в моём доме не оказалось. На столе лежала записка: «Георгий, прости, приехали с озера Турэ эвенки, поеду на их лодке. Найдёшь меня у них на стойбище. Юрий». То, что Юрий Петрович уехал вверх по реке с эвенками, меня успокоило. Эти люди учёному всегда помогут. Но в душе почему-то несмотря ни на что было тревожно… Два дня я занимал себя различной работой. Но тревога моя почему-то всё равно не утихала. На третий день какая-то сила подняла меня в четыре утра. Я почувствовал, что случилась беда и надо срочно ехать. Собрался я за 15 минут. Почти бегом перенёс в лодку баки с бензином, отцепил с поводка свою охотничью лайку и, прыгнув в «казанку», завёл мотор. Двадцатка работала исправно. Дюралька, рассекая гладь Орловки, летела как птица. Поворот сменился новым поворотом, но мне казалось, что лодка еле тащится.

«Скорей! Скорей! — рвалось что-то внутри. — Надо успеть! Обязательно успеть!»

Незаметно пролетел октябрь, за ним ноябрь. На работе я исправно исполнял свои обязанности. Всё, что требовала от меня контора и даже более. Но удовлетворения от службы я не испытывал. Видел, как государство в лице промхоза обдирает охотников, как наживаются на их нелёгком труде местные чиновники из района. Как левые сотни соболиных щкурок по давно отработанным каналам утекают в Москву. А оттуда, наверняка, и за границу. Меня угнетало, что я волею случая оказался встроенным в эту порочную систему и другого выхода, кроме как всё бросить и уехать, не находил. Удивляло то, что всей этой пушной мафией заправлял обычный промхозовский заготовитель. Человек с четырьмя классами образования, но хорошо умеющий делать деньги. Как он вышел на московских клиентов, оставалось загадкой. Но через этого человека пушнина уходила не только из района, но и из России. Именно у него останавливались те самые любители золота, которые распяли дедушку моего друга эвенка. Скорее всего, это были не новосибирцы. Сибирякам, какие бы они ни были злые и жадные, не придет в голову обратиться к библейской казни.

«Они бы его ещё распилили, как некогда сделал святой царь Давид с амонитянами! — думал я, перебирая в памяти услышанное от эвенка. Скорее всего, это москвичи. Почерк не сибирский. Немыслимо не по- русски жестокие. Уж не с сектантской ли какой московской организацией связан наш уважаемый начальник Орловского участка и заготовитель? — закралась у меня мысль. — Если так, то многое, само собой, становилось понятным. Например, почему ни с того ни с сего покончила жизнь самоубийством его дочь? Девушка узнала про отца что-то такое, чего не смогла пережить… Почему заготовителя побаивается руководство промхоза? Практически КЗПХ руководит он, а не директор…»

Это я понял с первых дней своей работы. И мне оставалось в основном стать наблюдателем. Ни в какие сомнительные дела не вмешиваться, как можно больше видеть и, по возможности, стараться меньше о себе говорить. Разобравшись, что происходит в районе, я сделал Для себя установку: понять трагедию Юрия Петровича, а потом рассчитаться и уехать. И вот, наконец, в середине декабря начало сбываться то, ради чего в таёжном посёлке я жил и работал.

Поздно вечером ко мне пришла сестрёнка Коли, ученица восьмого класса — Лиля. Она жила у своего дяди по матери и старалась окончить школу не в интернате, а рядом с родными. Девочка сообщила мне, что только что в Центральный на оленях приехала её бабушка. И что она, старая шаманка, желает меня видеть. Но так, чтобы никто не знал о нашей с ней встрече.

— Где бабушке Нюше удобнее, туда я и приду, — сказал я Лиле.

Из наивного мальчика, верившего во всё написанное на бумаге, я превратился в другого человека именно тогда, во время первой своей самостоятельной экспедиции.

Толчком всему, что произошло, послужила смерть Юрия Петровича Сурова. Не случись её, может быть, я так бы никогда и не узнал ни о народе эндри, ни о древних кочевых дорогах, ни о городах погибшей цивилизации. О своей экспедиции я как-то поведал «пасечнику». Он внимательно меня выслушал и сказал, что о мёртвом городе на вершине Тыма ему известно и таких городов по притокам Оби и Иртыша множество. Удивила его шаманка-бабушка.

— Похоже, твоя баба Нюра получила свои знания от хозяина медвежьего наряда, — засмеялся седоголовый. — Она знает то, о чём аборигены в своих преданиях обычно умалчивают. Похвально, что она тебя сразу раскусила и стала с тобой работать. Но пока не пойму, зачем? — задумался он.

После приезда из Колы домой в Сургут, сидя на диване и обнимая соскучившихся по мне собак, я во всех подробностях вспомнил тот зимний поход.

«Жив ли Николай Лихачёв? — думал я. — Что сейчас с Сергеем Старковым? Нелохо бы его найти. И чем занят самый надёжный из моих друзей незабвенный Н.Л.? Хранится ли у него тот шаманский костюм? После нашей встречи прошёл целый год, неплохо бы его навестить и об этом спросить. Шаманский медвежий костюм, наряд жрецов-предсказателей легендарных эндри или квелей. Странно, почему именно медвежий? — ломал я себе голову. — И никакой другой? Что-то в этом есть, но что? Вот бы понять?»

Вся эта странная история с фельдшером пронеслась в моём сознании за несколько секунд. Раньше, вспоминая её, я невольно ловил себя на мысли, что старый фельдшер рассказал мне то же самое, что и бабушка-шаманка. Он поведал словами призрака, по сути, о тех же легендарных эндри или о квелях. Единственное, что меня смущало, так это мистическая упаковка повествования.

«А если её отбросить? — думал я. — Тогда речь пойдёт об одной и той же северной культуре. А также об одном и том же народе. Кстати, совершенно неизвестном старому фельдшеру».

Когда из Томска мне пришлось переехать в Сургут, я всерьёз стал думать о том, что хорошо бы поискать странных идолов. Тем более, что рисунок, где их можно найти, старик мне передал. Но на поиск у меня никак не оставалось времени. Всегда находилась какая-то срочная работа, которую невозможно было оставить. Честно говоря, я до конца не смог поверить старику. Поэтому найти идолов мне хотелось не для того, чтобы освободить чьи-то несчастные души от гнева жрецов-шаманов, а для того, чтобы убедиться самому, что они оставлены где-то в тайге людьми совершенно иной культуры. Естественно, о чёрном медведе, хранителе этих идолов, я тоже не думал. Тем более в тайге я бывал часто и никакие медведи на меня не охотились.

— Вот что, — обратился я к своим лохматым друзьям, — в эту осень остаёмся дома. Ни на какой промысел не поедем. Придётся вам просидеть зиму в своей вольере. Но весной постараемся перебраться в Угут. Думаю, что это удастся. Меня директор Югаиского заповедника давным-давно приглашает к себе на работу. Там хорошая тайга. Рядом с заповедником много и лося, и соболя. Но самое главное в том, что с Малого Югана мы организуем экспедицию на Кульёган. И постараемся найти земляную пирамиду со вкопанными в её склон идолами. Если она на самом деле существует, мы её обязательно отыщем.

Зверовые лайки, слушая меня, смотрели в глаза, и мне казалось, что они понимают каждое моё слово.