Каждому известно, что такое депрессия. Если вы – о, счастливчик! – никогда с нею не сталкивались, поинтересуйтесь у любого – всяк, кого ни спроси, сможет описать вам приметы этой унылой хищницы, хоть раз в жизни непременно его глодавшей – да если бы только раз!..

Не прибегая к медицинскому определению депрессии – лаконичному и сухому, – отметим лишь, что этому состоянию свойственно разочарование во всем, не исключая себя, любимого, как сказал поэт; «Мне свет не мил, и меркнет дивный образ…» (Подразумевается собственное отражение в зеркале.) Душа-раскольница влачится одиноким путником в подлунной степи, и нет ей в этом мире помощи, нет отрады… Только заунывный волчий вой – переливчатый, голодный – льется из-за ближайшей сопки…

Тоска, дремучая тоска.

У Степана Ладынина, находящегося вовсе не в степи, а бредущего в теплых летних сумерках по Гоголевскому бульвару, все вышеназванные симптомы наличествовали и даже, говоря без преувеличения, в десятикратном размере. Чему и удивляться – хоть Степан был в психическом плане человеком стойким и достаточно маневренным, однако нам, заслуженным ветеранам житейских бурь, известно, что порой в жестокий шторм ломаются даже самые крепкие мачты.

А Степана за последнее время постигла не одна неудача и не две… Эх, да что там считать! Налетевший шквал, ураган, тайфун не просто сокрушил реи и порвал паруса, а просто перевернул Степанову посудину, и она килем кверху погружается в пучину полной, если не сказать хуже – мертвой, безысходности.

Нет смысла отрицать, что, родившись в этом мире, все мы находимся в руках судьбы. Не зря же мудрецы советуют ценить каждое мгновение подаренного нам нового дня, как если бы он был последним. Даже люди, выбравшие своим уделом опасные и рискованные профессии, балансируют на грани гибели в стремлении ощутить всю остроту и прелесть жизни, а вовсе не из желания ее лишиться. Последнее, кстати, не является для человека – существа достаточно уязвимого – большой проблемой.

Представьте на мгновение, что вам подарили редкую возможность оставаться невредимым при любых обстоятельствах. Что вашей единственной и бесспорно уникальной жизни дали надежную гарантию сохранности, какие бы каверзы ни готовила вам злодейка-судьба, вне зависимости от того, насколько опасному делу вы себя посвятили. Наверное, это вряд ли огорчило бы кого-нибудь из нас. Скорее, напротив. «Гип-гип ура!!!» – вскричали бы мы. И, возможно, пустились бы во все тяжкие.

«Увы мне, несчастному!..» – думал единственный смертный, получивший такую гарантию от вечной машины, также лишенной, несмотря на жгучее желание и бремя шестисоттысячелетнего возраста, возможности выключиться. «Облагодетельствованный» ею, Степан Ладынин горько сожалел о том, что не последовал тогда заложенной в память гибельной инструкции и что потом галактические спасатели так быстро исключили его из своих рядов, не сочтя возможным нагрузить еще какой-нибудь смертоубийственной работенкой. И им была бы польза (опять же Экс, бедняга, остался бы жив), и Степану какое ни на есть, а применение.

Итак, жизнь продолжалась, и, сколь бы тяжким ни мнилось Степану земное существование, не в его силах было сложить этот груз со своих многострадальных, но, увы, отныне неуязвимых плеч. Следует признать, что мудрейший в галактике кибернетический мозг не ошибся в выборе себе собрата по несчастью.

Однако брезжила еще в Степане призрачная надежда, что виной всему лишь временное помутнение рассудка: ну не бывает такого в реальном мире, чтобы обычного человека берегла сверхъестественная сила! Мистика и паранойя, сказал бы, выслушав его историю, кто угодно – от первого встречного прохожего до ученого профессора. Впрочем, профессор, пожалуй, пришел бы от его повествования в восторг, а потом заговорщически сообщил бы, что у него за городом имеется замечательная клиника и не желает ли, мол, товарищ ее посетить с целью поделиться более подробно своими занимательными приключениями с другими крупными специалистами по межгалактическим контактам. Нет уж, увольте.