На славный город Лерден, столицу одноименного суверенного княжества, знаменитую лучшим университетом всего цивилизованного мира, опустилась ясная зимняя ночь. Звезды с высоты любовались высокими черепичными крышами и позолоченными шпилями, искрившимися от покрывшего их морозного инея.

Несмотря на позднее время, а часы на надвратной башне университета уже пробили полночь, прохожих на неярко освещенных, мощенных брусчаткой улицах было еще много. Завтра ночью их будет еще больше, а вместо керосиновых фонарей всеми цветами радуги засияют магические светильники. Приближался самый главный праздник этого мира — день рождения нового года.

Собственно, сам факт начала нового цикла оборота планеты вокруг Солнца — событие, конечно, знаменательное, но не такое уж и важное. Но в первый день после зимнего солнцестояния боги этого мира являли чудо и милость к населявшим его людям: одному магически одаренному из явившихся в этот день в храмы будет дарована умопомрачительная сила, которая позволит ему стать кэром — защитником и опорой своей страны.

Кэр способен в одиночку за несколько минут уничтожить целую армию обычных магов или сровнять с землей крупный город. В своей боевой форме он практически неуязвим для любого оружия и магии и может быть остановлен и даже уничтожен только такими же, как он сам. И такой воин рождается только один в год. Один на все страны, из которых в этом мире естественным образом остаются независимыми только те, у которых есть свои кэры.

Божественными силами боги местного пантеона (числом двенадцать) наделяли кэров по очереди. И, если верить некоторым апокрифам, не только сила стран определялась наличием у них этих чудо-воинов, но и положение бога в совете местного Олимпа тоже зависело от числа и успешности его кэров. Плелись различные интриги, провоцировались вооруженные конфликты, хотя, учитывая людскую природу, войны всегда было гораздо сложнее предупредить, чем развязать. Поэтому, хотя срок жизни кэра, как и любого сильного мага, мог достигать нескольких сот лет, в мире редко когда оказывалось более ста кэров одновременно.

Николас Бюрлоф (пока именно Бюрлоф, это позже буква «р» исчезнет из его фамилии), двадцати лет, личный дворянин, единственный сын своей любящей мамаши Марион и, к сожалению, уже покойного отца, тоже Николаса, охая, перевернулся на живот и поднялся с пола. Впрочем, охал он совершенно зря или исключительно от страха, ничего у него не болело. Шишки на затылке даже при тщательном ощупывании рукой тоже не обнаружилось.

«Вот повезло, — подумал он, прислушиваясь к своим ощущениям, — а я уж думал, что даже „Малым исцелением“ не отделаюсь, придется „Среднее“ на себя накладывать, что при гудящей голове совсем не просто».

Молодой человек радостно улыбнулся и даже слегка подпрыгнул на месте, неожиданно для самого себя подлетев в воздух больше чем на метр. Опасливо покосился на пол (не поскользнуться бы снова), но, увидав, что все в порядке, радостно рассмеялся. После чего опять же вприпрыжку отправился домой. Настроение было у него самое радостное, ибо был он молод, здоров и влюблен. Влюблен, правда, безнадежно, но на завтра его пассия сама назначила ему свидание. Ну, не совсем чтобы свидание, но прекрасная и сиятельная Орлетта де Лион, младшая дочь могущественного герцога де Лиона из Галлодии, изъявила желание ознакомиться с достижениями Николаса в артефакторике, а перед этим вместе с ним посмотреть праздничное шествие магистров к храму. Вечером она будет занята, прием у князя, куда личным дворянам приглашений не дают, но днем, возможно, даже вместе в каком-нибудь кафе посидеть удастся. В общем, жизнь прекрасна!

Роста Николас был немного выше среднего, чуть полноват, имел яркие голубые глаза и коротко стриженные золотистые волосы. В детстве, по уверениям матери, был просто вылитым ангелочком. Да и сейчас таким остался. Опять же по ее мнению. Жили они в собственном четырехэтажном доходном доме на двадцать квартир в трех подъездах, занимая в нем лучшие апартаменты на втором этаже с балконом и двумя эркерами. Кроме того, Николасу была выделена маленькая квартирка на первом этаже (вторая такая же досталась дворнику) под лабораторию.

Жили вполне состоятельно, в Лердене спрос на аренду квартир, тем более в центре города, был высок, и нормой расходов на аренду считалась треть общих доходов квартиросъемщика. А госпожа Марион Бюрлоф сдавала семнадцать квартир, да еще на первом этаже арендовали помещения две лавки, расположенные по противоположным углам дома: лавка магических артефактов (для клиентов побогаче) и керосиновая (для тех, кому магический светильник не по карману). Впрочем, «керосиновая» было одно название, скорее, это была лавка товаров повседневного спроса, включая ржаной хлеб (белый продавался в специальных булочных).

Поздним утром следующего дня Орлетта де Лион сидела на кровати в своей спальне крайне недовольная всем миром, и собой в частности, несмотря на праздник.

— Ну и что ты, дура, теперь делать будешь? — задала она сама себе риторический вопрос.

— Этот гад-то свое все получил. — Орлетта с ненавистью посмотрела на похрапывающую рядом веснушчатую тушу. — Ну и ты тоже… огребла!

Неделю назад в особняке, даже скорее дворце посольства Галлодии в Лердене появился герцог де Арлуньяк, возглавлявший официальную делегацию, направленную его величеством королем Леруа IV в Вендию для переговоров о заключении военного и политического союза. Два этих государства общей границы не имели, между ними было довольно много мелких королевств и княжеств, населенных родственными народами. Такими, как Лерден, Шварбия и десяток других. Но сейчас одно из них, Верхняя Остфалия, стало гегемоном региона, постепенно сколачивая из этих мелких образований крупный союз, в котором и земли и населения уже побольше, чем в Галлодии, будет, да и кэров изрядно наберется. Опасный сосед получается, лучше бы объединению воспрепятствовать. А еще лучше — чужими руками.

Именно с этой миссией де Арлуньяк и отбыл на Восток, решив задержаться по дороге в Лердене на время праздника. Заодно и информацию о новом кэре через посольство получить. Ведь на мировой расклад сил каждая такая единица влияет весьма существенно.

Утро Николас Бюрлоф встретил, как ни странно, хорошо отдохнувшим. Впрочем, вчера он тоже был свеж как огурчик, хотя спал не более трех часов. А эту ночь, вместо ожидаемых переживаний, он бессовестно продрых. В результате встал бодрым, готовым на подвиги и даже веселым. Смеялся он, правда, исключительно над собой, но ведь смеялся при этом тоже он сам, так что было не обидно, а помогало пережить крушение любви и мечтаний.

Ну, спустила его девушка с небес на землю, так это даже хорошо. А то всемогущим себя уже почувствовал. Зато в артефакторике и медицине у него явный прорыв произошел. И эти успехи надо срочно развить!

Николас восторженным тоном рассказывал матери за завтраком о своих успехах, а заодно и ее ауру просканировал и вылечил от начинавшегося, как выяснилось, радикулита. Марион слушала сына с явным удовольствием и охотно включилась в обсуждение, у каких алхимиков стоило бы закупить побольше всяких там оксидов и диоксидов бериллия, алюминия и ванадия, а также хрома, титана и железа. Вряд ли она представляла, что это за реагенты, но к желанию своего наследника наладить производство изумрудов, сапфиров и рубинов отнеслась с большим энтузиазмом.

Семейная идиллия была прервана неожиданным визитом. В гости к молодому преподавателю явился сам ректор, чем привел того в некоторое замешательство, а Марион так и вовсе в страшное волнение, которое выразилось в том, что обе служанки Бюрлофов (горничная и кухарка) стали носиться вокруг дорогого гостя как заведенные, стараясь выполнить сбивчивые и противоречивые указания хозяйки.

Фон Кредер сделал вид, что не заметил начавшегося мельтешения и, вежливо прикладываясь к поданной ему чашке чая с медовым «елочным» пряником (хозяйка «сама пекла по старинному рецепту», стоя над душой у кухарки), поведал о цели своего прихода.

Орлетта буквально ворвалась в кабинет де Ризака:

— Я прямо с университетского полигона. Там фон Гербер и новый кэр тренировались. И новичок — это…

— Да знаю уже, — прервал ее драматическую паузу первый секретарь. — Весь город знает, в газете спецвыпуск напечатали.

И он протянул ей уже изрядно помятый листок, где под названием газеты «Лерденский курьер» через всю полосу громадными буквами шел заголовок: «Дуэль кэров».

— Платишь тут осведомителям, — пожаловался де Ризак, — большие деньги, между прочим. А новости из газет узнаешь. Эти отщепенцы из ордена сами к ним в редакцию заявились!

Николас вышел из храма всех богов провинциального городка. Какого? Какого-то очередного. Сколько разных храмов он успел посетить за те почти два года, что он живет на нелегальном положении — и не сосчитать! То есть сосчитать, конечно, можно, но лень. Не принципиально это. Просто у него обязанность, уже переросшая в привычку, — посещать примерно раз в три декады какой-нибудь стоящий на отшибе провинциальный храм, пообщаться со своей богиней, новости узнать. Заодно уточнить, какие кэры в каких храмах поблизости недавно побывали. Хотя в этом городке их точно быть не должно.

В общем, хорошая тетка эта Целиция оказалась. Они с ней теперь вместе эксперименты ставят, а попутно за это время многим богам число рыцарей подсократили. Те, конечно, всех кэров о посещении им храма немедленно оповестят, но у него точно еще есть время поговорить по хрустальному шару с матерью, а может, и еще несколько вызовов сделать. А потом — спокойно улететь. Скоро полночь, черного дракона высоко в небе заметить трудно. Тем более что нормальные люди в это время спят. Спокойно домой улетит.

Домой ли? Наверное, все-таки нет. Дом, конечно, его, но куплен под чужим именем в государстве, где он вне закона объявлен. А так — вполне приличный дом, до него он только какие-то хижины покупал. А здесь — хозяйством обжился. Даже семьей, можно сказать, хотя его домочадцы и не подозревают, кто он на самом деле. Все равно летит он туда, и ждать, пока какая-нибудь «группа быстрого реагирования» к этому храму явится, не стоит.

Впрочем, возможно, никто его сюда ловить и не полетит. Это в первое время повсюду искали. А теперь — смирились, что не поймают, да и число активно желающих его смерти тоже заметно уменьшилось. Во всех смыслах этих слов. Еще немного, и его снова признают. Вон Отто уже через Агнессу предлагал официально о его помиловании объявить. Как будто это ему у них, а не им у него надо прощения просить! Сам он никого не простил. И причин это сделать что-то не видно, так что пусть сами дрожат!

Хорошо, что боги только своих рыцарей всегда чувствуют, а чужих — исключительно в случае посещения ими храма или при сильных магических возмущениях, вроде схватки кэров между собой. В результате он о своих противниках много больше знает, чем они о нем. К тому же никто из них своими способностями в полной мере пользоваться так и не научился. Они вообще учиться не любят, только мечами махать. Летать в форме трехметрового памятника самим себе — их предел. А тут такие возможности…

В небольшой горной долине в районе истока великой Фиолетовой реки — Юзи-Хе с незапамятных времен стоит знаменитый монастырь Тайянь-Шань. Собственно, в долине расположены деревня и рисовые поля, сам монастырь построен на каменистом уступе горы и соединяется с долиной узкой извилистой тропой. Этот монастырь — небольшая, но неприступная крепость и одновременно тренировочный лагерь. Но, конечно, в местном стиле: больше половины его площади занимает сад-парк для медитаций. Здесь никогда не было много монахов, но те, кто есть, — лучшие бойцы и маги Поднебесной империи. Каждый год в монастыре добавляется по одному новому послушнику, прошедшему самый жесткий отбор среди большого числа претендентов. К конкурсу допускаются все желающие без сословных ограничений, требуется только талант, поэтому среди претендентов большинство составляют юноши из бедных семей. А так как в данном мире способности к магии считаются потомственным свойством аристократов (все по-настоящему сильные маги в конце концов выслуживают дворянство, что тут причина, а что следствие — понять сложно), послушников из крестьян вполне официально величают «ублюдками».

Но даже для знатных послушников переход в монахи был головокружительным успехом. Ибо целью монастыря являлась подготовка одаренных магов и воинов к тому, чтобы стать кэрами. И только кэры становились полноправными монахами в этом монастыре.

Послаблений наставники-кэры не делали ни для кого. Жизнь послушников была подчинена жесткому распорядку, практически круглосуточно они укрепляли свое тело и дух, развивали магические способности. Тренировки чередовались с медитациями, и весь этот изнуряющий труд осуществлялся только ради того, чтобы один раз в год все они собрались в небольшом монастырском храме всех богов в надежде, что делающий выбор небожитель остановит свой благосклонный взор на ком-нибудь из них.

Надо сказать, что эта система небезупречно, но работала. Сейчас в монастыре было трое монахов-кэров, а еще пятеро бывших монахов были отозваны Сыном Неба к мирской жизни для службы в столице. Очень почетной службы, все они стали видными мандаринами и гордостью всего народа. Да и монастырь получал от центральной власти очень хорошее финансирование, так что, скорее, монахи содержали расположенную в долине деревню, а не наоборот. То, что все три кэра-наставника в монастыре придерживались аскетического образа жизни, было их личным выбором, а не необходимостью. Настоятель — господин Лун считал, что монахи должны быть во всем примером для послушников.

Послушник Чен, выполнявший в последнее время функции садовника или даже лесничего (как уже отмечалось, деревья в монастыре предназначались для медитаций, а не для урожая), был целиком и полностью согласен с этим принципом. И втайне мечтал применить его когда-нибудь на практике. Почему втайне? Потому что сказать об этом вслух было бы равносильно самоубийству. Лаоши (учитель) Лун именно на нем решил продемонстрировать несколько новых боевых блоков. Вряд ли послушники успели что-нибудь разглядеть, по крайней мере, сам Чен заметил только то, что наставник расплылся в воздухе. Зато боевой блок почувствовал: обе его руки и обе ноги оказались сломаны как минимум в двух местах каждая. А так как целителя в монастыре не было никогда (традиция такая — «выживают сильнейшие»), то пришлось ему месяц в лубках ходить. Срослись кости неидеально, так что приобрел послушник хромоту, а шанс стать кэром почти потерял.

Черный дракон летел в ночном небе, практически невидимый с земли. Конечно, если бы облаков не было совсем, можно было бы заметить простую закономерность в «моргании» звезд по маршруту его следования, но, во-первых, облака все-таки были, а во-вторых, надо было знать, куда смотреть и что искать. Да и смотреть было некому, внизу расстилались сплошные ледяные поля. Ибо возвращался дракон из далекого Чина не над обжитыми местами, а через Северный полюс. Холода он не чувствовал, обледенения крыльев не боялся, так как ими и не махал, а летел исключительно на магической тяге.

Лететь так, конечно, было скучновато, зато даже днем наблюдателей можно было не опасаться. Так что всего полтора дня беспосадочного полета, и он в Пиктании. Не спать, не есть и даже не пить пару суток для него не проблема, а манорезерв и вовсе наполняется быстрее, чем расходуется, было бы куда заполнять.

«Жаль, но дела в Чине так и не закончены, — думал Николас. — Как минимум еще раз слетать придется. Но сначала пусть суета из-за гибели настоятеля Луна уляжется».

На самом деле это его не смущало, он уже привык летать через полмира ради очередной диверсии, каковые они с Целицией называли «экспериментами». Впрочем, богиня, похоже, искренне их таковыми и считала. Ну и хорошо, что их интересы совпали.

По легенде-то он на континент за всякими редкими алхимическими ингредиентами отправился. На неделю-другую, что даже совсем не долгой командировкой считается. Кстати, кое-какими травами и минералами он в Чине разжиться успел, так что даже с выгодой для себя сюда смотался. На Западе все это много дороже стоит.

Извивающаяся серпантином дорога взбиралась все выше и выше, а вместе с ней все ближе к небесам подбирались паломники. Дорога была исключительно пешеходной, местами она превращалась в вырубленную в скалах лестницу. Так что колесному транспорту по ней было не подняться, и снабжение находящейся на вершине резиденции «небесного наставника» данного района обеспечивали носильщики и вьючные лошади. Несчастные создания, которые, наверное, по многу раз на дню проклинали тот час, когда их приставили к этой работе.

Наконец дорога в очередной раз повернула за край скалы, и каменная стена вдоль нее сменила цвет с обычного серого на праздничный красный, став стеной входной башни монастыря. Монастырь располагался на вершине горы, как бы вырастая из скального основания. Как будто кусок серого теста покрыли сверху цветной глазурью.

Зелени внутри почти не было, лишь все те же серые камни под ногами. Зато все стены и многочисленные крыши с загнутыми кверху углами, которые не только укрывали дома сверху, но и обрамляли каждый этаж, были раскрашены в яркие цвета. Превалировали белый, зеленый и красно-оранжевый. Но, несмотря на яркую раскраску и весело загнутые углы крыш, это была прежде всего крепость, до которой, если не умеешь летать, и добраться-то тяжело, а штурмовать так и вовсе безнадежно.

«Зачем вообще строить такие крепости? — недоумевал Николас про себя. — Сколько труда потрачено! А любой кэр ее все равно на счет раз порушит. От обычных же людей вполне бы и ограды хватило. Все равно идиотов штурмовать ее не найдется. Кэры прилетят и любую толпу разгонят. Если не грохнут. Красиво тут, конечно, но все эти здания внизу ничуть не хуже бы смотрелись. И снабжение намного проще обеспечить. Или они по религиозно-идеологическим соображениям поближе к небу быть стараются?»

Местную официальную идеологию Николас не понимал. Было, конечно, и неприятие на уровне подсознания, кому понравится, когда тебя (твою кровь) на пилюли пустить хотят? Но он с этой предвзятостью боролся и решил постараться быть объективным, а не рушить все направо и налево. Местные жители почти наверняка ни в чем не виноваты, да и с их руководством не все так однозначно. В общем, решил не спешить с выводами и действиями, а разобраться на месте.

На город Линн опустился тихий и теплый вечер. Но гулять, любуясь на звезды, совершенно не хотелось. Ведь ни звезд, ни самого неба как будто и не было вовсе, во все стороны видимость была немногим дальше вытянутой руки. Плотный и мокрый туман, в просторечье называемый «гороховым супом», опустился на город, сгущая сумерки и пресекая потуги редких фонарей придать улице сколько-нибудь уютный вид. Свет из окон как будто бы боялся отойти от домов дальше чем на пару метров. Даже на углу, где, помимо уличного фонаря, стояли еще два декоративных (с магическими светильниками!), а рядом с дверью находилась освещенная витрина размером с два обычных окна, света хватало только на то, чтобы сделать читабельной вывеску «Аптека Пэна» да не дать припозднившемуся посетителю промахнуться мимо входа.

В такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку из дома не выгонит, но сами люди на улице все-таки изредка, но попадались. Сначала из аптеки вышел пожилой господин с шикарными бакенбардами и блестящей лысиной. В одной руке у него был зонтик-трость, в другой какой-то пакет, видимо, с лекарствами. Неодобрительно посмотрев в сторону неба, господин вздохнул и, не раскрывая зонта, довольно быстро пошел по улице прочь.

Очень скоро навстречу ему попались явно торопящиеся три девушки, и господин невольно проводил их глазами. Одна высокая, две — миниатюрные. Все очень молоды, одна (из невысоких) совсем девочка. Одеты скромно, но прилично, насколько можно выглядеть прилично, если у тебя в каждой руке по узлу и ты топаешь пешком в такую погоду.

Метрах в пятидесяти за девушками с веселым гиканьем следовала компания из шести молодых людей. Судя по одежде и легким шпагам на боках — аристократов. Спешили явно за девушками, но в силу разных обстоятельств все никак не могли их догнать. Во-первых, степень охотничьего азарта у них существенно различалась. Двое так и вовсе шли в обнимку, пытаясь петь какие-то куплеты и всё норовя отстать. Так что третий их товарищ тащил то одного, то другого за рукав, побуждая двигаться быстрее. К тому же все были в изрядном подпитии, так что их шпаги, вместо того чтобы чинно демонстрировать высокий статус владельцев, так и норовили сунуться своему хозяину между ног. Без падений пока удавалось обойтись, но от таких спотыканий скорость передвижения существенно замедлялась.

Возможно, в другое время и при других обстоятельствах девушки и не стали бы убегать от подобных кавалеров, но, увы, хорошие времена для них остались в прошлом. К тому же вслед им неслись отнюдь не комплименты, а разные вариации на тему «зарвавшихся шлюх», «мокрощелок» и немного бессвязных описаний того, что с ними сделают, когда поймают. Слова при этом использовались исключительно грубые, и не факт что иносказательно.