«Себастьян Сюш изнывал от скуки. Он стоял на балконе своей квартиры… и разглядывал звездолет. По квартире порхали сказочные рыбы — плод изощренной фантазии психографа. В комнатах — искусном подобии Эдема— резвились обнаженные девушки.

Наступил полдень. Себастьян Сюш печально вздохнул и оттолкнул снедь, которую услужливо поднесла ему рука робота-кулинара. Чуть позже он все-таки пригубил стаканчик канопской амброзии и опять печально вздохнул».

Далее Себастьян Сюш, житель далекого будущего, прогуливается по городу, встречая многочисленных инопланетных гостей, равнодушно проходит мимо Парка Чудовищ, Космического Вербовочного Центра, Храма Неслыханных Наслаждений и дворца Немыслимых Радостей. Наконец, он понимает, чего ему хочется, и мчится в библиотеку, где «его ждут книги Брэдбери и Кларка, Саймака и Хайнлайна, Тэнна и Кэмпа, Азимова и Андерсона, Лейнстера и Лейбера, Найта и Янга, Блиша и Шекли… и многих-многих других.

Из его груди вырывается блаженный вздох: он знает, что мгновением позже его скука исчезнет, ибо он умчится в мир фантастики».

В этой пародийной апологии фантастики (рассказ Ж.-М. Ферре «Скучная жизнь Себастьяна Сюша») содержится, однако же, вполне серьезная и верная мысль. Тот факт, что селенитов не существует, не мешает нам с удовольствием читать «Первых людей на Луне» Уэллса, и «Марсианские хроники» Брэдбери не потеряли своей прелести после полетов исследовательских станций, почти точно установивших отсутствие жизни на Марсе. С другой стороны, Жюля Верна читают по-прежнему, хотя многие из его предсказаний не только исполнились, но прочно вошли в наш быт. Популярность фантастики, читательский интерес к ней, оказывается, зависят не от степени реальности ее прогнозов, но, скажем, забегая вперед, от идейно-художественного уровня произведений.

В том, как изменилась функция приключенческого сюжета в современной НФ, видно ее движение от популяризации науки к попыткам отразить ее

роль

в судьбах человечества. Важнейшим этапом этого движения стало творчество Герберта Уэллса. Именно в его романах и рассказах фантастическое допущение стало средством осмысления, прогноза, исследования, именно у него мы впервые находим то сочетание традиций приключенческой и философской прозы, из которого выросла современная фантастика.

У Жюля Верна вопрос: «что было бы, если бы…» влечет за собой немедленный ответ. Если бы можно было построить подводную лодку, человеку стали бы доступны тайны и богатства Мирового океана. Для Уэллса фантастическое допущение, магическое «что было бы, если бы…» —

способ

размышления, острой постановки социальной или нравственной проблемы.

Маленький человек, обыватель, наделяется чудесной силой (рассказ «Человек, который мог творить чудеса»); он приказывает Земле остановить свое вращение. Результат — потоп: все, находящееся на поверхности Земли, по инерции продолжает двигаться. Вторжение марсиан («Война миров») и их гибель от земных болезней. Гений, опередивший свое время («Человек-невидимка»), Попытка предугадать будущее человечества путем экстраполяции социальных тенденций своего времени («Машина времени»). У Уэллса мы находим — в зародыше — почти все главные темы современной фантастики: тему непродуманного вмешательства в судьбу человечества; столкновения с разумом, органически чуждым земному; неподготовленности общества к результатам научного прогресса; предупреждения о социальной опасности тех или иных явлений современной цивилизации.

Но осваиваются эти темы ныне уже по-другому.

Дав своему герою возможность творить чудеса, Уэллс эту возможность никак не обосновал: по сути, упомянутый его рассказ — сказка, прокомментированная с точки зрения законов ньютоновской физики. Современный фантаст может на основании формулы Эйнштейна снабдить своего героя неисчерпаемыми источниками энергии, в принципе достаточными для того, чтобы остановить вращение Земли. Падение марсианских снарядов на Землю в романе Уэллса не вызывает особого интереса у большинства людей: они просто не могут в это поверить. А радиопостановка «Войны миров», начинавшаяся с голоса диктора, который сообщал о вторжении марсиан, вызвала панику в Нью-Йорке. Роман вышел в 1898 году, радиопостановка — в 30-х годах нашего века, в этом все дело.