Двести с лишком лет назад, в 1762 году, молодой шотландский учитель Джемс Макферсон издал цикл эпических поэм Оссиана — кельтского барда, жившего в III веке.

Это было время расцвета романтизма, особого интереса к народному творчеству прошлого. Возникали народные были, появлялись пастушеские элегии.

Поэмы Оссиана были встречены с большим интересом: в них видели отражение действительной народной поэзии. Эпос отражал неудовлетворенность манерностью и искусственностью культурной жизни, отвечал назревшей потребности общества в новых социальных формах существования, вызывал национальные патриотические чувства.

«Странствовать в пустыне под свист бурного ветра… слушать на горе шум лесного потока!» — вот к чему призывал Оссиан.

Поэмами Оссиана о величавой северной природе увлекались великие поэты Байрон и Гёте. Описания подвигов кельтских богатырей читали полководцы. Ими увлекался завоеватель Наполеон. Любил их и Суворов. Рассказывали, что генерал Ермолов читал Оссиана накануне каждого боя.

Своеобразным отражением поэзии Оссиана в литературе других славянских народов является «Краледворская рукопись».

В начале XIX столетия в Чехии возникла национальная буржуазия. Она стремилась воскресить историческое прошлое своего народа, создать собственный национально-героический эпос. В ее среде усилился интерес к поэмам Оссиана, к «Слову о полку Игореве». Тогда нашлись и люди, готовые удовлетворить романтические требования новых социальных заказчиков.

И вот в 1816 году студент Пражского университета Иосиф Линда обнаружил на обратной стороне переплета старинной книги отрывок рукописной песни в 32 стиха. Свидетелями этого были молодой друг студента Вячеслав Ганка и семья хозяев квартиры Мадлей. При ближайшем рассмотрении рукопись оказалась написанной по смытому прежнему тексту, однако это не смутило «экспертов», и «Любовная песня короля Вацлава» в 1818 году начала свое существование. В ней было несколько эпических и лирических песен: «Ярослав», «Ольдрих и Болеслав», «Частмир и Власлав» и другие.

В следующем году «повезло» и молодому филологу Ганке: он гостил в маленьком городке на Эльбе под названием Кралов-двор, где в одной из церковных башен, роясь в сундуке с рукописями, нашел листки пергамена с поэмами XIII века. Среди них были такие: «Изгнание поляков из Праги», «Вторжение саксонцев в Чехию», «Вторжение татар в Моравию» и другие — всего более тысячи эпических и около сотни лирических стихов.

Это уже было «открытие»! И главное, оно полностью отвечало по своему содержанию социальному заказу это был героический эпос. В нем описывалась борьба чешского народа за национальную независимость.

Дальнейшее движение народного эпоса выразилось в появлении «Песен западных славян» — блестящей мистификации П. Мериме, переведенной на русский язык А. Пушкиным.

В 1827 году в Париже вышел на французском языке сборник иллирийской

[2]

поэзии, собранной в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине, под названием «Гузла» (Гусли).

В предисловии к сборнику, выпущенному анонимно, говорилось, что песни записаны в Задре в 1816 году от гусляра Иакинфа Маглановича, который не только пел, но и сочинял свои песни. Сообщались биографические данные гусляра, и был приложен его литографированный портрет. И все же книга оказалась подделкой.

Первым заподозрил мистификацию великий немецкий поэт Гёте, обративший внимание на почти буквальное совпадение заглавия «Гузла» с именем автора изданных ранее пьес. Гёте имел в виду вышедшую в 1825 году книгу «Театр Клары Газуль». Это был сборник небольших пьес по образцу испанских драм, которые автор (Мериме) записал со слов странствующей актрисы: «Рай и ад», «Африканская любовь», «Женщина — дьявол» и другие.

Эти пьесы Мериме носили антирелигиозный характер, перекликались с современностью, и постановки их имели успех.

[3]

Такой же невинной шуткой можно считать мистификацию, созданную самим Пушкиным, но уже не поэтического, а эпистолярного характера.

Что означает стоящее в заголовке слово «пастиш»? На французском языке — подражание (художнику или писателю). Но на этом же языке есть и слово «постиш», что уже значит просто «подделка». Но, когда автор подделки не отрекается от своего авторства, принято называть это более мягко — «пастиш» (на французском языке) или «пастиччио» (на итальянском).

Интересный пример эпистолярного пастиша — одна из последних работ Пушкина, связанная с именем Вольтера.

В дневнике Александра Ивановича Тургенева, друга Пушкина, есть такая запись от 9 января 1837 года: «Я зашел к Пушкину: он читал мне свой postiche (подделку) на Вольтера и на потомка Жанны д’Арк» (у Пушкина — Иоанны).

Эту статью Пушкин предназначал для журнала «Современник», но она была напечатана уже после смерти поэта в томе V под названием «Последний из свойственников Иоанны д’Арк». В ней говорится, что в 1836 году в Лондоне умер Филипп Дюлис, потомок родного брата славной Орлеанской девственницы. Потомки Жанны д’Арк получили фамилию Дюлис (от слова lys — лилия) — намек на пожалованную Орлеанской деве лилию в родовом гербе. Между бумагами умершего Дюлиса якобы нашли любопытный автограф — письмо Вольтера, являющееся ответом на обращение к нему отца покойного. Пушкин замечает в скобках, что эта переписка была напечатана в английском журнале, и приводит ее полностью.