Практическая магия

Смит Дебора

Талантливый скульптор из Нью-Йорка Ричард Рикони на заре своей не слишком счастливой карьеры создал удивительную скульптуру, имевшую странную власть над душами и судьбами многих людей. После его смерти его сын Квентин отправляется в далекую Северную Джорджию в надежде выкупить первое творение отца. Но, обратившись к Урсуле Пауэлл, теперешней владелице скульптуры, он обнаруживает, что все обстоит гораздо сложнее, чем ему представлялось вначале, и что вокруг этой скульптуры и здесь, в этом медвежьем уголке, разыгрываются настоящие шекспировские страсти…

ПРОЛОГ

– Никогда, никогда, Квентин Рикони, я не прощу тебе, если ты вздумаешь умереть сейчас на этой горе в Джорджии под свинцовым зимним небом, – шептала я, и мой голос тонул в завывании ветра. Приближалась холодная ночь. Я знала, что мороз не даст ему шанса. – Всю оставшуюся жизнь я стану рассказывать каждому, кто пожелает меня слушать, каким ты был, почему я полюбила тебя и отчего не смогла стать прежней после твоей смерти. И ты предстанешь перед людьми в образе человека, гораздо лучшего, чем ты был на самом деле. Люди будут говорить, что ты покорил меня сладкими речами и неотразимой внешностью. А мне придется признаться им, что слова из тебя приходилось тянуть клещами, да и внешностью ты особо не вышел. Неужели ты хочешь, чтобы я лгала?

Но Квентин не открывал глаз, из чуть приоткрытого рта вырывалось еле заметное дыхание, превращающееся в пар на морозном воздухе. Прошло уже около часа с тех пор, как он последний раз ответил на мой вопрос. Я лежала рядом с ним, пытаясь согреть его своим теплом. На лице Квентина играли блики от разведенного мною костра. Внизу, под нами, в долине светились окна домов, над крышами поднимался дымок от каминов. Но здесь, наверху, где выживают только сильнейшие, огонь – это жизнь, а произнесенные вслух клятвы помогают прогнать страх.

– Артур верит в тебя, – продолжала я. – А теперь и ты должен поверить в него. Ты научил его быть мужчиной, и он не подведет тебя.

Небо на закате над Аппалачами окрасилось пурпуром и золотом. Спускались серо-голубые сумерки, забиравшие жизнь Квентина. Я молилась о чуде. Мой брат Артур ушел за помощью уже несколько часов назад.

Я крепче прижала руку к боку Квентина, чуть пониже ребер, где прошла пуля. “Если бы мы пришли хотя бы на час раньше”, – скажут потом спасатели. Или на минуту, или на секунду. Людям всегда не хватает совершенной малости. Я знала, что рано или поздно помощь придет, но, вполне возможно, она окажется уже бесполезной. Квентин не переживет долгую дорогу вниз. Я прикоснулась пальцами к его губам, надеясь уловить дыхание, но ничего не почувствовала.

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

Когда я была маленькой, мне казалось, что наша уединенная ферма стоит на самой границе волшебного края, где могут жить только Пауэллы и легенды. Даже по скудным меркам жителей гор, земля здесь, в “Медвежьем Ручье”, была слишком каменистой для фермеров, склоны – слишком крутыми для лесорубов. Охотники считали эти угодья чересчур далекими. Во всей округе нашлось единственное местечко в пять акров, пригодное для жилья, на вершине холма, над густым лесом, спускающимся к долине вдоль самого ручья. Там мы и жили. Узкий проселок длиной в милю петлял среди деревьев и упирался в наш двор с двумя лужайками. Цветы росли только в тех местах, куда попадало солнце. Именно там распускались дикие маргаритки, пурпурные вьюнки, старомодные пышные розы, случайно уцелевшие с тех времен, когда Пауэллы в порыве трудового энтузиазма сносили все на своем пути, и желтые нарциссы. Я жила вместе с родителями, верившими в свою исключительность. Я родилась в тот день, когда судьба вспомнила про нас.

Холодным мартовским утром 1966 года товарный поезд из Нью-Йорка приближался к депо. Вереница вагонов следом за могучими локомотивами выехала из последнего туннеля с поросшими мхом гранитными стенами под старыми Аппалачами, медленно поползла вверх между рядами огромных елей, рододендронов и кизиловых деревьев и наконец оказалась на высоком плато недалеко от линии Джорджия – Теннесси.

Если бы машинист посмотрел в эту минуту на восток, то залюбовался бы видом серых гор, еще дремлющих в ожидании весны. Ветер дул с нужной стороны, и он смог заметить вдалеке дымок, поднимающийся из столетнего камина в доме Пауэллов. В этом белом фермерском домике я лежала в полной безопасности на руках у мамы. Мне было пять часов от роду, и я не подозревала, что мое будущее катит прямиком в наш город.

Состав величественно сбавил ход, гудком поприветствовав цеха комбикормов, инкубатор и собственно птицефабрику Тайбера, расположившиеся за городской чертой. Еще милю спустя, погудев погромче, машинист салютовал более цивилизованной части Тайбервилла.

Под ветвями по-зимнему голых деревьев на уютных улицах выстроились легковые машины и пикапы, словно городок готовился к празднику. На вокзале несколько сотен горожан ожидали прибытия поезда. Оркестр местного колледжа играл “Дикси”.

ГЛАВА 2

Не только студенты колледжа Маунтейн-стейт, но и многие выпускники не раз пытались среди ночи вымазать, оцарапать или как-то изуродовать Железную Медведицу, но она непоколебимо стояла всеми четырьмя своими лапами на земле на почетном месте посреди круглого дворика перед административным корпусом между клумбой с желтыми нарциссами и кустами азалий.

С каждым годом члены семьи Тайбер ненавидели скульптуру все сильнее. Недовольные работники птицефабрики шипели вслед мистеру Джону: “Поди трахни свою Железную Медведицу!” Фермеры, выращивавшие птицу и получившие за цыплят меньше ожидаемого, бормотали себе под нос: “Конечно, лучше потратиться на чертову железную тушу, чем нам заплатить как положено”. И в клубе до ушей мистера Джона частенько долетало: “Вполне возможно, что у меня не столь изысканная обстановка, как в доме Тайберов, но я, по крайней мере, способен отличить произведение искусства от груды металлолома”.

Я частенько сидела в тени скульптуры, пока отец стирал с нее надписи и рисунки. Он говорил мне, что жизнь – это произведение искусства, которое мы создаем при помощи воображения на жестком постаменте действительности. Он утверждал, что любое рождение, любая смерть, любая радость и любое горе влияют на нашу судьбу, хотя мы делаем вид, что всего добиваемся сами.

– Мир полон богачей, ничего собой не представляющих, – философствовал он, очищая и подкрашивая любимое изваяние. – Если человек несчастлив, то деньги ему не помогут. Лучше обойтись без них.

Вот мы без них и обходились.

ГЛАВА 3

Мать Квентина почти никогда не повышала голоса, но, узнав результаты конкурса по строительному дизайну среди юниоров, издала пронзительный вопль. Потом сложила руки рупором и крикнула, словно Докер в порту:

– Отец Александр, он выиграл! Квентин выиграл!

Священник пробрался сквозь толпу к мужскому туалету, где Квентин только что закончил умываться и полоскать рот.

– Квинтус великолепнейший, неужели вас вырвало? – пошутил веселый поляк-священник, протягивая своему ученику пакетик с бумажными носовыми платками. – Поторопись! Жизнь коротка!

Квентин вытерся платком и хрипло спросил:

ГЛАВА 4

Вокруг нас, в обычном мире, хиппи, по слухам, жили как им заблагорассудится; арабы, как говорили, завладели всей мировой нефтью; ни одно важное общественное событие (даже выпуск студентов из колледжа Маунтейн-стейт) не обходилось без того, чтобы кто-нибудь не разделся догола прилюдно; президент Никсон собирался подать в отставку. Но меня одолевали свои проблемы.

Я пряталась на заросшем папоротниками берегу ручья в компании кошек с фермы, нескольких особенно отважных папиных цыплят и лохматого пса по кличке Бобо. На шее у меня висел старенький папин фотоаппарат. Я пыталась запечатлеть призрак бабушки Энни.

Услышав громкий шорох в кустах лавра на другом берегу ручья, я тут же вскинула фотоаппарат. Из кустов показалась черная, кудрявая голова нашего соседа Фреда Вашингтона. Он схватился за тоненькую веточку, которая явно не могла выдержать его весьма приличный вес, потерял равновесие и шлепнулся на попу. Мистер Фред направлялся к ручью, чтобы наловить мелкой рыбешки к обеду. Его корзина улетела в кусты, увенчав их, подобно короне.

– Чем это ты занимаешься, детка? – крикнул он мне.

Мне было всего восемь лет, и была я умной не по летам, но в эту минуту по-настоящему испугалась.

ГЛАВА 5

Квентин сидел на кирпичном крыльце у входа в многоквартирный дом. Сгущались осенние сумерки, но он пытался читать при свете уличного фонаря. Достав было сигарету из кармана куртки, он тут же спрятал ее обратно. Миссис Зильберштейн или еще кто-нибудь из старушек-соседок обязательно расскажут матери, если увидят его курящим. Они, казалось, не замечают торговцев наркотиками и попрошаек, торчащих на каждом углу, но спокойно пройти мимо Квентина Рикони, затянувшегося обычной сигаретой, не могут, по-прежнему заботясь только о тех, кого знают.

Держаться подальше от любых неприятностей, даже самых пустячных, стало его жизненным кредо. Квентину остался всего год до окончания школы, и учителя в Сент-Винсенте утверждали, что ему можно выбирать любой университет. Он представлял себя в Массачусетском технологическом университете.

С точки зрения юноши, там готовили самых лучших инженеров.

Квентин хлопнул учебником по колену и раскрыл его. Сконцентрировавшись на занятиях, забыв обо всем, он не услышал громкого стука каблучков Карлы Эспозито.

– Квентин! Только тебя мне и не хватало, – негромко воскликнула она. Квентин изумленно поднял голову.