Это был, конечно, всего лишь сон. Заурядный ночной кошмар из тех, которые время от времени заставляют нас просыпаться в холодном поту и с чувством большого облегчения, что все произошло не на самом деле.

Но мне до пробуждения оставалось еще далеко, поэтому я пока стоял на небольшой прогалине в джунглях и смотрел в горящие неизбывной яростью глаза жуткой твари — смотрел, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд. А больше там никого не было, потому что все, кто пришел сюда со мной, или уже умерли, или умирали сейчас.

Нет, не все. Где-то сзади и сбоку слышались короткие стоны вперемешку со всхлипами — там Кэт, с перебитым позвоночником, почти разорванная пополам, кое-как подтягиваясь на руках, медленно и мучительно ползла туда, где валялась ее винтовка.

— Стреляй, Пит, стреляй! — еле слышно шептала она. — Убей его, убей, бога ради!

Но я не мог стрелять. Для этого следовало бросить винтовку с пустым магазином, достать пистолет из кобуры на бедре, нажать на спуск — а зверь находился от меня на расстоянии куда меньшем, чем один прыжок, и он был готов. Я видел оскаленную пасть, длинные когти, впившиеся в землю, кровь, хлещущую из развороченного разрывными пулями бока. Видел вздыбленную на загривке шерсть, напряженные до отказа мускулы, я видел… видел… видел…

Паго Нвокеди затравленно огляделся по сторонам и, хватаясь за грудь одной рукой, оперся другой о шершавый ствол огромного дерева. Пот заливал глаза, в боку нестерпимо кололо, дышал он со скоростью загнанного собаками зайца, но воздуха все равно не хватало. Сообразив, что он глупо поступает, застряв здесь, на сравнительно открытом месте, где его можно заметить издалека, Нвокеди заставил себя оттолкнуться от ствола и двинуться дальше — требовалось найти какое-нибудь укрытие и передохнуть. Бежать, как раньше, он сейчас не сможет, скорее даст порвать себя на части: ноги совсем не хотели двигаться. А ведь когда то был прекрасным спортсменом, усмехнулся про себя Паго, да видно, потерял форму, уйдя с головой в науку, в кабинетного доходягу превратился; но тут же оборвал себя — нет, он и сейчас прекрасный стайер, просто бегать на тренажере в спортзале Центра или по дорожкам стадиона, и здесь, в труднопроходимых даже на скорости пешехода джунглях, да еще с этими монстрами на хвосте — не одно и тоже.

Нвокеди спустился по склону неглубокой ложбинки между двумя пологими холмами и, перейдя вброд мелкий ручей, забрался в густые заросли колючего кустарника; сначала шел, раздвигая ветви и обдирая руки, потом опустился на четвереньки и пополз между пучками тонких, покрытых бледно-зеленой паутиной вьющихся растений стволов. Внезапно стало просторнее, и он, совершенно обессилев, повалился лицом вниз на толстый слой прелых листьев, сплошным ковром покрывавших свободную от кустов площадку размером восемь — девять квадратных метров. Через несколько минут нашел в себе силы перевернуться на спину. Ветви сплетались над головой, образуя непроницаемый коричнево-зеленый купол. Из свежих ссадин на руках сочилась кровь, на старых царапинах она уже запеклась. Угораздило же потерять перчатки… Лицо тоже было в крови, черная кожа стала пепельно-серой, ее покрывала грязь и крупные капли пота. Нвокеди приподнялся, опираясь на локти, сел и медленно вытер лицо рукавом комбинезона. На ткани остался мокрый грязный след.

— Ну и влип же ты, Паго, дружок, — сказал он сам себе, и звук собственного голоса подействовал на него успокаивающе.

А может, он просто слишком сильно устал, чтобы продолжать бояться. Сколько длился этот бег с препятствиями — три, четыре часа? Дольше? Если бы не экзоскелет в комбинезоне, существенно увеличивающий силу мышц, ему бы ни за что не удалось уйти от этих ублюдков. Нвокеди вспомнил, и его передернуло. Чем-то похожи на павианов, только ростом в два метра. Безволосые черные тела, мощные четырехпалые лапы с короткими толстыми когтями, длинные гибкие хвосты рептилий… Нвокеди был уверен, что среди обитателей Тихой нет и не было ничего подобного.

— Маус, — позвал он своего киб-секретаря, которого перед высадкой на планету присоединил к интеллектронной системе комбеза. — Маус, ты имеешь сведения о существах, что на нас напали?

Когда подошло время ехать в Контору, я не стал брать аэротакси, а спустился вниз и воспользовался услугами наземного транспорта. Машина тронулась с места так плавно, что я даже не заметил, и, выполняя заданную программу, поплыла вдоль тротуара со скоростью пешехода.

Прямо впереди, словно памятник, возвышалось огромное и черное, похожее на замок злого колдуна, здание штаб-квартиры ООЗ или, попросту, Конторы. Вплотную к нему примыкало еще одно — куда более габаритное, но приземистое, не более пятидесяти метров в высоту, зато полтора километра длиной и не менее семисот метров в поперечнике: павильон для животных. Я знал, что подземная часть здания, предназначенная для содержания особо опасных экземпляров, уходит вниз почти на километр и имеет множество дополнительных боковых отделений, каждое из которых превосходит по объему грузовой отсек транспортного корабля. В самом низу располагались два реактора, основной и резервный, питающие энергией все сооружение. Строительство сего колоссального вместилища для всевозможного зверья, по сравнению с которым Ноев ковчег показался бы жалкой коробочкой, являлось своего рода рекламным трюком. Существовало множество противников размещения всего этого зоопарка прямо в городе, и их доводы нездравыми назвать было никак нельзя. Представьте, что случится, говорили они, если хоть один зверь из категории наиболее опасных (а таких среди животных, со всех концов Галактики свозимых на Безымянную, было большинство) вырвется на волю и попадет на улицы? Представить было нетрудно, однако желающих пофантазировать находилось мало. Времена, когда каждый житель Уивертауна, даже сидя в сортире, имел при себе оружие с убойной силой как у базуки, давно миновали. Да и ведь есть животные, размеры и живучесть которых позволяют им не бояться ничего, кроме разве что интенсивного ракетного обстрела. А как быть с тварями вроде хищного существа-колонии с Саитаила, с запутанным латинским названием и доходчивым общеупотребительным прозвищем Муравейник? Состоящее из тысяч особей размером с кошку, оно в минуту опасности (или для нападения) рассыпается на отдельных, весьма агрессивных маленьких монстров, способных общаться между собой телепатически. Если такая вот паскуда разбежится по всему городу и попрячется по системам коммуникаций и подвалам, то выкурить ее оттуда будет практически невозможно.

Сторонники же идеи желали на деле доказать полную безопасность содержания в неволе, в том числе и в условиях большого города, абсолютного большинства животных, предлагаемых к продаже, и надежность клеток, вольеров и систем безопасности. Восемьдесят процентов патентов на подобные сооружения и устройства находилось в руках членов Общества, как и почти шестьдесят процентов их производства. Вопрос решило вмешательство компании «Кумамото электроникс», мирового лидера в производстве охранных систем вообще и киберсторожей в частности. Корпорация пожелала выступить в роли гаранта безопасности эксплуатации объекта, обязуясь в случае нежелательных инцидентов оплатить любой ущерб, включая компенсации пострадавшим. Расчет полностью оправдался — строительство комплекса завершилось девятнадцать лет назад, и с тех пор ни разу не произошло ни одного серьезного ЧП. «Кумамото электроникс» получила хорошую рекламу, перестраховщикам пришлось заткнуться, объемы заказов на поимку крупных хищников заметно увеличились. Впрочем, большинство зверей в Уивертаун никогда не попадает. Они, как и раньше, содержатся в куда более вместительных вольерах за городом в районе Второго космодрома, и, проведя положенное время в карантине, сразу отправляются заказчикам.

Традиционная вечерняя тусовка в Конторе была уже в самом разгаре, когда я, протопав через холл, попал в один из боковых залов, начиная свой ежедневный обход. Здесь, поодиночке и группами, сидели, стояли, передвигались с места на место сотни людей, занятых примерно тем же, что и я — высматривали знакомых, обменивались информацией, просто общались друг с другом, заходили в маленькие уютные забегаловки, огражденные невысокими декоративными стенками. От обычных городских кафе они отличались только тем, что в середине каждого столика рос кристалл макроинформера

За одним из столиков в таком вот кафе примостился худощавый молодой парень с хитрыми глазами мошенника — Джаспер Рис. Он уже успел набрать десяток мелких, но интересных в финансовом плане заказов, и высматривал, чем бы еще поживиться. Недалеко от него, уныло подперев рукой курчавую голову, сидел Марко Савич — видно отдыхал, устав бродить. Савичу, как и мне, пока не везло. Кивнув обоим, я прошел дальше. Там неразлучные друзья-партнеры Джет Чеонг и Свен Нортон обрабатывали какого-то толстяка в дорогом костюме. Настроены приятели были серьезно, и я решил, что толстяк долго не продержится. В центре зала, возле небольшого фонтана, Моисей Гаон что-то доказывал Берту Конелли, экзобиологу из Кливленда. Берт заведовал научной лабораторией, финансируемой правительством, и заказ от него был бы лакомым кусочком, что и говорить. Рядом, сидя прямо на окружавшем фонтан бордюре, лениво покуривал Валентин Баешев. Вчера я видел, как он обхаживал директора крупного зоопарка; не знаю, склеилось у них или нет. Сейчас он тоже явно кого-то поджидал, поэтому подходить я не стал.

Совершив свой ежедневный облет подконтрольного ему участка заповедника, Герман Левицкий вернулся на орбитальную станцию «Сектор-18», принадлежавшую Управлению по Охране Природы. Поставив свой катер класса «атмосфера-4» по имени «Беркут» на его законное место в ряду таких же точно «четверок», Левицкий вышел и привычно окинул взглядом ангар. Четыре робота из группы технического обслуживания возились вокруг узла заправки энергоблоков, еще трое спешили к «Беркуту». Добравшись до катера, тройка разделилась — один вполз по опущенному трапу внутрь, второй забрался наверх, третий нырнул под брюхо корабля. Больше в просторном помещении ангара никакого движения не наблюдалось. Раньше здесь непрерывно кипела работа: кто-то стартовал, кто-то возвращался, шесть катеров одновременно проходили предстартовые или послерейсовые проверки, в пункте управления работала смена из двух дежурных техников и обязательно болтались двое-трое смотрителей — в ожидании своей очереди на облет участка или просто убивая время за неимением более интересного занятия. Ребятишки из семей сотрудников постоянно умудрялись пробираться сюда поиграть, несмотря на суровый запрет и все меры предосторожности… Так было всегда с тех пор, когда десять лет назад молодой Герман Левицкий, демобилизовавшись из ВКС, устроился работать в Службу охраны заповедников и впервые попал на «Сектор-18» — одну из двадцати четырех станций, объединенных в контрольно-исследовательскую систему «Заповедник «Тихая» — орбита». Так было и четыре года назад, когда в связи с кризисом УОП урезало финансирование Службы, и там впервые заговорили о сокращении штатов.

Сначала свернули научные программы, находящиеся непосредственно в ведении Управления по Охране Природы, следом за учеными пришлось собирать вещи половине сотрудников техслужб. Несмотря на это, никто всерьез не боялся того, что Управление пойдет на уменьшение числа рабочих мест смотрителей заповедников — костяка и основы основ СОЗ. Однако оно пошло на это. В каждом секторе ликвидировали оба подсектора, Юг и Север, оставив только Центр; корпус смотрителей сократился сразу втрое. Множеству прекрасно подготовленных, опытных специалистов пришлось искать себе другую работу, и мало кому из них это удалось. Но первый жестокий удар по системе контроля, фактически оголивший планету, оказался не последним. Сначала упразднили дополнительную смену, и оставшимся пришлось работать без выходных. Потом произошло сокращение рабочих смен. А кончилось тем, что в конце концов на некогда многолюдной станции из смотрителей остался только Герман Левицкий.

В настоящее время все население «Сектора-18» насчитывало три человека: он сам, его жена Эвелин, временно исполняющая обязанности старшего техника, и их сын Эрик. Несмотря на то, что мальчику было только тринадцать (на днях стукнет четырнадцать, ты обязан его хоть чем-то порадовать, напомнил себе Герман), он фактически выполнял работу наблюдателя, и выполнял неплохо. Именно он дежурил неделю назад, когда пришел сигнал бедствия с поверхности планеты, и действовал не хуже любого взрослого — работая в паре с киб-мастером станции, взял пеленг, обработал информацию, дал команду на пункт управления вывести катер на стартовую площадку и только тогда разбудил отца. Герман плюхнулся в пилотское кресло одновременно с сигналом готовности к старту, подготовленный сыном материал просмотрел уже по дороге — там было все, начиная от прогноза погоды в районе поиска и кончая анализом возможных причин энергоинформационных всплесков в квадрате, из которого шел сигнал чужого SOS-передатчика.

Молодец он у меня, с гордостью подумал Левицкий. (Тем более, постарайся придумать что-то ему на четырнадцатилетие!) Эрик был удивительно любознательным и вдумчивым ребенком. Любознательность его носила строго целенаправленный характер, и если уж он чем-то увлекался, то всерьез и надолго. Недавно опять нашел себе занятие — пытался разгадать секрет непонятной энергоинформационной активности, очаги которой иногда (крайне редко, но всегда внезапно) возникали в самых разных уголках Тихой и столь же внезапно исчезали, не имея никаких видимых причин и не оставляя после себя поддающихся научному изучению следов.

Левицкий, как, наверное, каждый, кто работал на Тихой, был знаком с этой проблемой, правда, в самых общих чертах. Выглядело все так, как если бы на поверхности планеты внезапно возник город, битком набитый людьми и техникой, энергостанциями, передающими и принимающими устройствами связи — приборы орбитальных станций ловили широкополосный радиосигнал, не поддающийся расшифровке, но явно осмысленный, упорядоченный. Центр активности мог находиться посреди джунглей или в покрытых вечными снегами горах, на дне океана или в толще его вод. Но самыми интересными были сгустки таинственных излучений и полей, появляющиеся время от времени в атмосфере. Тогда «город» казался свободно парящим в воздухе; при этом приборы отказывались регистрировать сколько-нибудь заметную концентрацию массы, будто бы сигнал шел ниоткуда, не имея никакого материального источника. Ученые выдвигали самые различные, противоречащие друг другу теории, но ни к какому общему мнению за все двести лет изучения Тихой так и не пришли, сходясь только в одном: феномен не имеет ничего общего с известными науке природными процессами и носит ярко выраженный искусственный, техногенный характер. В то же время ученые мужи отрицали возможность существования на планете неизвестной высокоразвитой цивилизации или присутствия на ней представителей инопланетного разума, резонно полагая, что должны существовать какие-то более ощутимые признаки деятельности таковых, помимо неуловимых и почти не поддающихся анализу фантомных проявлений.

«Гранд» приземлился в космопорту «Невада» точно по расписанию, и мне оставалось только пересесть с него на рейсовый планетарный корабль типа «караван», чтобы поспеть в Монреаль к завтраку. Взяв такси, я назвал киберпилоту не адрес офиса, а другой, на той же улице, только в шести кварталах от него, и прошел оставшееся расстояние пешком. Не хотелось нарушать привычный распорядок дня, которому я всегда старался следовать при любой возможности, да и погода стояла просто чудесная.

Роскошный особняк Кэт, в котором и располагалась наша штаб-квартира, достался ей по наследству от родителей. Она говорила, что ее предки владели этим домом с незапамятных времен, чуть ли не с девятнадцатого века — не знаю, насколько это правда. С тех пор он неоднократно достраивался, перестраивался и модернизировался, так что от первоначального варианта вряд ли что осталось. После того, как мы открыли свое дело, Кэт сама предложила разместить офис здесь. Далеко не все организации могли позволить себе роскошь иметь официальное представительство на нашей старушке-планете в двадцать пятом веке из-за непомерно высокой арендной платы, поэтому земная прописка являлась штукой престижной и автоматически создавала определенный имидж даже только что основанной фирме. Это было начало, а так как мы все равно большую часть времени между экспедициями толклись тут, то Кэт в конце концов сказала, что нечего дурака валять, перебирайтесь сюда совсем, и отдала в наше полное распоряжение те комнаты, которые мы и без того уже занимали.

Киб-мастер особняка по имени Эрл тепло приветствовал меня, услужливо распахнув входную дверь. Первым, с кем я столкнулся, когда вошел, был Рик Болди, по кличке Малыш-на-все-плевать, или просто Малыш. Красавчик и весельчак, с лица которого не сходила лукавая улыбка, Малыш в свои двадцать шесть успел перепробовать столько профессий, что и одни их названия трудно было бы запомнить с первого раза. Ниже меня почти на голову, он вырос при полуторной гравитации, весил немногим меньше, чем я, и обладал невероятной физической силой и ловкостью. Любимец (и большой любитель) девушек всех цветов кожи, Рик был на редкость покладист и уживчив, но вечно сидел в долгах из-за своего абсолютного неумения планировать расходы. Когда его финансовое положение становилось совсем угрожающим, он обращался за помощью к Кэт. Самой примечательной деталью его внешности были глаза — они могли менять цвет в зависимости от настроения с небесно-голубого до угольно-черного; если же кому-то удавалось привести Малыша в ярость, то радужная оболочка светлела до матово-белой, а взгляд становился пустым и безжалостным. В таком состоянии он мог натворить дел. Другая отличительная черта Рика — его волосы. Он яркий блондин, настолько яркий, что никто не верит, что это естественный цвет — думают, что он или красится, или альбинос. Между тем и то и другое неверно, просто предки Малыша некогда высадились вместе с первыми поселенцами на Иаране, потом жили там в течение трех веков, а на этой планете каждый пятый обладает подобными свойствами глаз и каждый второй — блондин.

— Слышал, твоя поездка получилась не очень удачной, — с ходу начал Рик.

— Почему неудачной? — искренне удивился я. — Чудесно отдохнул, встречался с интересными людьми и, самое главное, целых три недели не видел ваших физиономий. Если бы еще Крэйг не портил мне настроение, постоянно выходя на связь…

«Артемида» уже третьи сутки по независимому времени кружила по экваториальной орбите вокруг Тихой, а нам пока не то что высадиться — даже контрольную проверку пройти не удалось. На четыре заповедника А-группы приходилась лишь одна бригада инспекторов допуска, которая только и могла утвердить (после тщательного досмотра) разрешение Управления по Охране Природы на посадку и отлов животных. Бригады ИД в различных зонах с ограниченным доступом состояли из разных специалистов, но в нашем случае решающую роль играло мнение экспертов Комиссии по Контактам.

Организация эта была очень серьезной, о необходимости подобного учреждения заговорили задолго до того, как началось широкое освоение ближайших к Земле звездных систем. Изначально она возникла в недрах межнационального управления «Интеркосмос» как Астрологическая группа по изучению проблем контакта с ксеноморфами (АГПК), и в ее ведении находились лишь вопросы, непосредственно касающиеся взаимоотношений с представителями внеземных цивилизаций, но очень скоро заявленные функции пришлось значительно расширить. Жизнь вообще и разумная в частности оказалась не таким редким явлением во Вселенной, как считалось раньше, каждый новый контакт порождал новые проблемы и ставил новые задачи. После ряда инцидентов, часто — с печальными последствиями, участниками которых становились не только и не столько ученые-исследователи, сколько люди самых разных профессий и родов деятельности, возникла насущная потребность хоть как-то упорядочить отношения землян с неземлянами. Необходимо было и скоординировать действия различных структур, созданных к тому времени человечеством — от правительственных до частных, от научных до коммерческих. Все они имели свои интересы в космосе, некоторым из них было плевать на интересы всех других, не исключая инопланетян. Поэтому на базе АГПК и создали Комиссию, занимавшуюся преимущественно расследованиями ЧП и урегулированием конфликтных ситуаций; мало-помалу она приобретала все больший вес, превратившись, в итоге, в последнюю инстанцию по вопросам взаимодействия с внеземными цивилизациями вообще.

Обратив в поле своей повседневной деятельности почти всю Галактику, человечество так и не встретило ни одного сообщества разумных существ, способных хотя бы конкурировать с Земной Федерацией на равной основе, не говоря уж о превосходстве над нами; исключение составляла цивилизация Сияющей Сферы, но и там о конкуренции либо о противостоянии речь не шла. Сфера являлась цивилизацией закрытого типа, чуждой всякой экспансии, направленной вовне, сосредоточенной на саморазвитии. Таинственная, могущественная и неприступная, она поддерживала с Землей лишь минимальный контакт, исключающий возможность взаимного вмешательства в дела друг друга. Контакты с расой Программаторов (условное название, принятое людьми) и ей подобными, не выходили за рамки случайных единичных столкновений на окраинах Галактики, и, хоть далеко не всегда заканчивались мирно, серьезных проблем для человечества не создавали, служа для правительства и Генерального штаба лишь поводом для совершенствования боевой техники и увеличения численности Вооруженных сил.

Все остальные цивилизации, включая и четыре расы, населяющие планеты А-группы, находились на заведомо более низком уровне развития. Дабы оградить их от нежелательного вмешательства (в первую очередь, со стороны недобросовестных или некомпетентных, но оснащенных последними достижениями научно-технического прогресса представителей рода человеческого) и были созданы полузакрытые и закрытые зоны, по иному — заповедники, а Комиссия по Контактам взяла на себя чисто полицейские функции по их охране. Тесно взаимодействующей, частично подчиненной (и, зачастую, соперничающей) с Комиссией в заповедниках организацией стала УОП, поскольку охрана зарождающихся цивилизаций подразумевала и охрану окружающей среды в местах их обитания. А чтобы предотвратить межведомственную грызню относительно полномочий, правительство Федерации учредило Инспекцию допуска.

Исполняя свои обязанности, что контактеры, что уоповцы зачастую становятся попросту невыносимы, когда приходится иметь с ними дело, особенно последние. Да оно и понятно — защитить от посторонних влияний носителей разума на практике намного проще, чем все то, что потребно этим несчастным носителям для жизни в данный момент или станет потребно в далеком будущем; сколько различных нюансов нужно учесть (не ущемляя при этом интересов землян), сколько вопросов положительно или отрицательно решить — просто голова идет кругом. Тем не менее, и первой и второй категории должностных лиц охотники способны сочувствовать только крепко стиснув зубы — слишком уж часто они причиняют нам неприятности и мешают работать.

На второй день нашего пребывания на Тихой я проснулся перед самым рассветом, и первым делом, сняв с уха рацию, нацепил на голову гарнитуру коммуникатора, именуемую на сленге охотников «очки». Шлемы мы пока решили не использовать — звероловы в них любят работать не больше, чем пользоваться колпаком комбеза. Неудобно, тяжеловато, да и на планетах земного типа, таская на голове такую каску, чувствуешь себя полным идиотом. Правда, шлем хорошо защищает голову, а силовой жгут, соединяющий его с экзоскелетом костюма, помогает не сломать шею, если свалишься со скутера на лету; да и экран у него побольше, чем у «очков», но на этом все его преимущества кончаются. Коммуникатор имеет те же функции, что и шлем-прицел, но несравненно легче и изящнее на вид — просто эластичный обруч, плотно облегающий голову, с экраном в форме больших солнцезащитных очков без оправы впереди. Светофильтры, ночное видение и прочие навороты — все присутствует. Со спецкостюмом, частью которого он собственно и является, его, в отличие от шлема, не нужно соединять кабелем. Единственное, чего не хватает, это кондиционера, который в такую штуку никак не встроить. В этом смысле шлем со своей системой охлаждения-подогрева, естественно, здорово выигрывает, проигрывая в свою очередь колпаку — в последнем и вовсе можно в окружении полярных льдов дышать воздухом жарких пустынь или наслаждаться свежестью морозного утра, сидя посреди удушливого вонючего болота.

— Насколько я могу судить, со времени моего дежурства не произошло ничего примечательного, — произнес я вслух.

— Ты прав, Пит, — тут же отозвался Суслик. Киб-мастеру, в отличие от меня, не нужно было спать, и он непрерывно поддерживал связь и с катером, в рубке которого сейчас дежурила Кэт, и с «Артемидой». — С Дианой связь стабильна всю вторую половину ночи, — продолжал он. — Никаких сбоев, как вчера вечером. Вокруг все спокойно, но гориллы иногда появляются поблизости. Биас время от времени фиксирует в лесу концентрацию биомассы.

Через полупрозрачные стенки палатки еще не пробивался ни единый луч света. Я выбрался наружу. Над озером стлалась пелена густого тумана, его клубы медленно выползали и из леса, накрывая отдельные куски пляжа, над которым туман был значительно реже. Справа и слева маячили силуэты «сторожей». Из палатки Малыша не доносилось ни звука — Рик, как всегда, спал сном младенца. Со стороны, где стояла палатка Крейга, напротив, раздавался смачный раскатистый храп. Меня подмывало подойти и хорошенько шарахнуть по белеющему в темноте куполу, но Крейг после такого пробуждения был бы целый день злой как сатана.

— Доброе утро, Кэтти, — сказал я.

Остаток дня мы посвятили разработке стратегического плана поимки трех неосторожных самцов, которых заприметила Кэт, и ожиданию подходящего момента. Было выдвинуто несколько вариантов, но для надежного воплощения в жизнь любого из них требовалось, чтобы вблизи пляжа собрались все трое. До вечера такого случая не представилось, ночью тоже; но ночную охоту мы с самого начала решили отложить на будущее, если наши шансы на поимку горилл станут абсолютно безнадежны. Ночная охота на скутерах в глухих джунглях — удовольствие ниже среднего, и мы пока не смогли достоверно определить периоды сна и бодрствования этих животных. Из отчетов мы знали, что все известные виды фауны Тихой придерживаются обычного циркадного ритма. Исключение составляли немногочисленные многоногие, которые бодрствовали первую половину ночи, а во второй половине спали, точно так же и днем. Но все четыре периода все-таки укладывались в рамки местных суток. А наши гориллы вроде бы и не спали вовсе. С помощью одних зондов трудно уследить в густом лесу за животными, которые в ужасе шарахаются от них, но мы успели накопить достаточно информации, и Крейг в паре со своим Кальяном попытался ее проанализировать. Через несколько минут они включили в прогноз-группу Биаса, а через полчаса, в один из периодов хорошей связи с орбитой — Диану. Еще через час Крейг устало откинулся на спинку кресла и даже скинул с головы обруч коммуникатора.

— Ничего не выйдет, — сказал он. — Слишком мало сведений.

— Но хоть что-то получилось? — спросил я.

— Вероятность пятидесятипроцентная. Кому нужен такой прогноз?

— На худой конец сгодится. Мои предки по русской линии в таком случае говорили: «На безрыбье и рак рыба». Понял?

— Вот здесь, — сказала Кэт на следующее утро, указывая на обзорный экран. «Рейнджер» висел над самым краем плато, обрывавшегося почти отвесным склоном в расстилающиеся на равнине джунгли. — Мне надоели эти бесконечные бдения то в «штабе», то в рубке. Если нам предстоит торчать на Тихой еще несколько месяцев, давайте устраиваться с удобствами. Здесь мы можем спокойно спать по ночам — все сразу; для охраны будет достаточно «сторожей» и Биаса. Смотрите, какой простор — здесь и «Артемиду» можно посадить, если надо.

Место выглядело просто замечательно. От края плато до границы сплошных зарослей на восемьсот — девятьсот метров простиралось открытое пространство с разбросанными по нему валунами, выступавшими из сочной травы, и деревцами с пушистыми кронами. Мелкая речушка, вытекая из леса, делала здесь петлю и стремилась по самому краю плато дальше, падая на равнину каскадом небольших водопадов в пятнадцати километрах отсюда. Обрыв нависал над равниной на высоте тридцати метров над вершинами самых высоких деревьев внизу, и с этой стороны мы были бы в полной безопасности.

— Поставим «сторожей» здесь и еще здесь… — планировала Кэт, тыкая пальцем в экран. — Господи, да и трех штук хватит, чтобы наглухо закрыть периметр. Но выставим всех. Я лично установлю им максимальную дальность поражения. Я больше не дам так трепать себе нервы, как на старом месте. А если роботы пристрелят парочку любопытствующих горилл, которые посмеют высунуть свой нос из леса, то это не беда. Зато будем жить спокойно.

Мы согласились с Кэт. За это утро мы успели осмотреть несколько подходящих мест, но ни одно из них нас не устроило так, как это. Рик связался с Крейгом, но тот был слишком занят, торопясь закончить свои опыты на озере, и буркнул, что его устроит что угодно. После этого решение можно было считать единогласным. Я повел «Рейнджер» на посадку.

Единственного взятого с собой робота-часового мы сразу загнали на стоящую в двухстах метрах от края плато скалу с плоским верхом, которая господствовала над всем открытым пространством по обоим берегам реки, и принялись расставлять палатки. Малыш улетел на «Рейнджере» в старый лагерь. Роботы обслуги трудились как надо. Кэт взяла пробы воды из речки — она оказалась еще чище, чем была в озере. С водой на Тихой нам вообще пока везло. В кронах деревьев, в тени которых мы расположили палатки, щебетали небольшие диковинные птички самых ярких расцветок, что я здесь видел. А может, раньше я просто не обращал внимания. Слишком занятые в первое время нашими гориллами, мы мало смотрели по сторонам. Теперь, когда стало ясно, что нам не удастся быстро завершить работу и улететь с планеты, мы начали чаще оглядываться вокруг. Тропический мир Тихой не был похож на тропические и экваториальные леса Земли и других планет, но он был по-своему красив, по-своему гармоничен.

На третий день после истории с кабаном, я проснулся довольно поздно. Стенки палатки, которые, согласно настройкам по умолчанию, имеют матово-белый цвет днем, становясь полупрозрачными к вечеру и полностью непрозрачными, как только человек ложится в постель, не пропускали прямые солнечные лучи, и внутри стоял приятный полумрак, хотя я знал, что снаружи уже давно светло. У меня на плече мирно спала Кэт, и я слышал ее тихое дыхание. В наших отношениях неожиданно наступила полная идиллия. До ребят это дошло сразу же, как они узнали, что мы ушли ночевать в одну палатку. Когда на утро мы с ней попытались включиться в общие повседневные дела, Крейг безоговорочно пресек такие попытки:

— Мы и сами можем проверить ловушки, а вы посидите в лагере. Всякие лодыри, которые по утрам имеют обыкновение ползать как сонные мухи, нам ни к чему.

— Правильно, — поддержал его Рик. — А маленькие девочки, любительницы размахивать большими ножиками, только мешают в серьезной мужской работе.

После этого мы с Кэт предались самому бессовестному безделью, с радостью свалив все обязанности на них. Мы бродили вокруг лагеря, взявшись за руки, подолгу сидели на большой скале, греясь на солнышке, а когда становилось жарко, уходили в тень под деревья. Мы купались в мелкой, по шею, заводи протекавшей рядом речушки и жарили мясо над огнем. Кэт готовила гарнир, салаты, и пекла маленькие тортики, сервируя обеды на постеленной прямо поверх травы скатерти. Ребята, возвращаясь из джунглей, с радостью к нам присоединялись. Я был полностью счастлив, но знал, что это ненадолго. Наверное, дело в том, что Кэт в походе никогда не может расслабиться по настоящему — так происходит только когда мы дома. Не знаю, в чем тут загвоздка, да только это так, и больше чем на несколько дней я не рассчитывал. Ребята в наших отношениях ничего не понимали, но давно уже перестали задавать мне вопросы по этому поводу и старались принимать вещи как они есть.

Я осторожно отодвинул Кэт и переложил ее голову на подушку. Она недовольно застонала во сне и тут же стянула на себя всю простыню. Я оделся, натянул на голову обруч коммуникатора и вылез из палатки.