Бог ты мой! Я в полной гармонии. Возраст и вес – одно число. Что бы это значило для моей жизни? Может, это код моей сущности? А вообще, что есть гармония? Ну-ка полистаем справочники-энциклопедии. Благо айпэд всегда под рукой. А как там Википедия просвещает? Ну вот, гармония – согласование разнородных и даже противоположных элементов. А вот ещё – слаженность целого. Это мне более по вкусу. Вот к чему моя жизнь подошла – слаженность целого, и я готова к согласованию разнородного.

Вчерашнее празднество моих, как теперь определилось, гармоничных лет, рассыпалось разноцветными стёклышками в мои воспоминания. На белый цвет моего платья проецировалось гостевое разноцветье, и это выглядело очень притягательно и гармонично со всеми маленькими компаниями, которые наслаждались ночной прохладой после протокольного застолья. Глубокий чёрный фон этого летнего тёмного времени, подсвеченный мерцающим светом из-за заблудившихся и трепещущих своими крыльями мотыльков у горящих огней фонарей, был трогательно волнительным упоительными ароматами июльского сада. Так что мой бокал развесёлого шампанского был лишь декоративным дополнением к образу именинницы. Опьянение самой жизнью веселило сердце и искрилось в глазах. «Шурша шелками и туманами», но только, в противовес известным строкам Блока, со своим спутником мы обнимали то одну группку гостей, то другую. И, как обычно, народ после застольной официальной чопорности, вырвавшись на волю, жаждал общения, – у кого что было на душе. Народ хотел высказаться знакомцам и незнакомцам, хотя, как правило, после коллективного сидения за столом таковых уже и не оставалось, душа требовала открытости – великая русская потребность, перешедшая в традицию. За жизнь, так сказать, поговорить. О чём же только ни говорилось. И всё это не было беседами, как-то даже связанными с торжеством. Народ расслабился, ну да и ладно, ведь это тоже приятно, что мы смогли создать такую атмосферу непринужденности, где каждый мог почувствовать свое достойное существование в этом мире. В одних группировках вспоминалось что-то давно ушедшее и забытое, ностальгическое по тотальному дефициту материальному и по целеустремленности к высокому духовному. Было забавно вспоминать про громадные очереди не знамо зачем, а ведь так и было, – сначала занимание очереди, а потом уже вопрос – что дают. Сейчас это уже смешно, и бравировать можно, кто больше в очереди простоял. А тогда ситуация и к слезам приводила. Да уж с бокалом шампанского, в туфельках и платье от Valentino можно и пококетничать на эту тему – тяжестей прежнего московского быта.

Ну, вот уже прошуршали мои шелка, ведомые мужем к другой группировке глубоко дышащих на воздухе летнего сада. Нет-нет, они, оказывается, осваивают новые техники медитации. Предлагают присоединиться: «Оммммм». Непонятно. Но люди счастливо улыбаются. Спокойствие, уравновешенность, гармония и счастье, – не хватило за праздничным столом, пусть добирают, черпая свои внутренние резервы.

Кружусь дальше за супругом, обходя ещё пару группок людей, объединившихся по интересам. Да, в мире есть много чего, что людей может объединить. Как-то это ярко видно в больших компаниях и после поеданий и возлияний. Народ, даже если его особенно не развлекать, всё равно умеет себя занять – пофилософствовать, к примеру. Ну и поумничать, благо есть кому послушать. Да и просто «Омммм» повторять. Главное – народ умеет отдыхать.

«Каждый год у любого человека наступает самый волшебный день в году – день рождения. Кто-то ждёт этот праздник, а кому-то он не особенно и нравится. Но, так или иначе, именно в этот день открывается портал, невидимый мост между нами и Вселенной», – тихий голос отстранил меня от праздного сообщества и как-то незаметно для меня самой повёл к тому краю веранды, которая не пользовалась популярностью гостей из-за плохого освещения. Я потянулась всем своим слухом к словам, не удосужившись даже взглянуть на говорившего.

– Трубадурка ты моя, Трубадурочка! Посмотри, как исхудала фигурочка! – ворвался, разрумяненный после утренней пробежки муж: – Может, лучше обратиться к врачу?

– Ни-че-го я не хочу, – вторила я ему словами известного старого мультика.

– Время уже к полудню. Давай вставай. Завтрак подан, – голос уже доносился из ванной.

Шум воды, который бодрил Алекса и, как я предполагаю, радовал каждую его клеточку тела, подставляемую под тонкие острые мазохистские струи воды, меня почему-то опять убаюкал. Так сказать, в девичьих грёзах я опять откинулась на подушки. О чём же я мечтаю? О чём же я мечтаю? И правда, вчерашний незнакомец был прав, что у меня каша в голове и суть своих желаний я не могу донести. Чего же я хочу? Понятно, что, как все, – хочу всего и сразу. Наверно, с таким подходом к жизни, а главное – к своим желаниям, не будет иметь место должный эффект. Но одно заветное у меня есть – моя святая тайна. Желание-то я вчера всё же загадала.

Я всё-таки нашла в себе силы подняться с постели, сделав над собой ещё несколько усилий в виде лёгкой разминки косточек, подошла к окну. Золотые лучи полились на меня, и я протянула руки к ним навстречу, засияв этому небесному приветствию. Про себя я подумала: «Я вселенная». Наслаждение было запредельное, в особенности после вчерашнего напряжения празднества. Это хорошо на чужом празднике погулять, а когда организация веселья ложится на твои плечи, тут уж особенно не разгуляешься, ведь даже контроль над происходящим отбирает много сил. Так что в свой день рождения у многих мысли сводятся к тому, чтобы быстрей окунуться в послевкусие праздника. Лишь только тогда оцениваешь всю значимость этого дня в твоей жизни. Вот этот миг настал. Я от яркого дерзкого солнца зажмурилась, лучи его полностью обволокли меня, и тёплые волны разлились по моему телу. Есть ли у меня заветное желание? Есть, есть, есть. Что я чувствую сейчас? Да вот же оно – пульсирует вокруг меня в этом золотом свете. Не могу лишь осознать, что это. Может, открыть глаза? Поможет ли увидеть желаемое? Непроизвольно начинаю собирать свет вокруг себя и, вобрав в себя сколько возможно обволакивающего меня тепла, отправляю его туда, откуда он прибыл, вверх, в небо. Открыв глаза, говорю:

Празднества закончились, а вместе с ними мечты, – мечты подальше, в сердечные закоулки. У всех свои заботы-работы. Будни, будни, будни. Что поделаешь. Такова жизнь. В рутинных заботах есть ещё одна рутинная забота – забота о здоровье. Обещала доктору через полгода появиться. Проблема пустяковая, но ведь галочку убрать надо в напоминаниях в айфоне, а то своими трелями всё тревожит и тревожит, напоминает – умник.

Медицинские учреждения весёлости к настроению не добавляют. Но тот, в котором я несколько лет слежу за своим здоровьем, внушает по крайней мере уверенность, что всё будет хорошо. До этого выбора по совету наших знакомых мы примкнули в их компанию по охране своего здоровья в одно медицинское учреждение. Хвалебные речи в пользу оного убедили нас в полезности завести там страховой полис. Приятельница долго перечисляла нам список заболеваний специализации клиники, что муж как-то быстро согласился примкнуть к ним. У меня закралось подозрение, что такое быстрое согласие мотивировалось нежеланием услышать весь спектр заболеваний, которые существуют на нашей планете. Да ещё, если бы мы смогли дать нашей знакомой закончить список болезней, то нас неминуемо ждала бы беседа о существующих на Земле группах риска и о теории вероятности вхождения в эти группы нас, затем о пользе профилактики, диспансеризации и госпитализации и именно в этом учреждении. Некоторое время мы там профилактировались, диспасеризировались, благо, что до госпитализаций дело не доходило. Помпезность и медицина – вещи, мне кажется, не совсем совместимые. Медицина там была, ну, как положено в нормальном медицинском учреждении. Отличие было, наверно, в расширенном диапазоне услуг узкопрофильных специалистов. Не дай бог, чтобы потребовался специалист по тропическим болезням, к примеру. Но, а вот там был. Ну, в общем, какие-то излишества, оплачиваемые из кармана пациентов. Но самое страшное, и это какому же эстету от медицины пришло в голову встречать людей при входе под музыку. Скрипка, виолончель и маленький салонный рояль были призваны не знаю к каким даже чувствам взывать переступивших порог клиники. Меня шокировала скрипка, которая так жалобно стонала, что хотелось плакать и плакать, не дойдя ещё до кабинета врача. Становилось жалко себя. В первый раз я подумала, что такие эмоции накрывают посетителей в начале пути в запущенных состояниях болезненного пребывания тела. Но после оптимистичных наставлений докторов проводы в вестибюле настраивали на трагический исход. Хотелось после посещения этой медицины плакать. Долго так продолжаться не могло. И практически уже при повторном прослушивании программы медицинских музыкантов, дабы она у них не была обширной, мы договор расторгли. Музыкальная медицина не была понята нами.

Так что в свою клинику, организованную в лучших традициях советской медицины, я ходила сразу по делу, не отвлекаясь на душевный настрой. Быстро рентген. Очередей нет, не в районной же поликлинике. Небольшое ожидание: «Пожалуйста, это к доктору». И каблучки рентгенолога простучали обратно к себе в кабинет. Быстро узи. Поводили холодненьким приборчиком, с улыбочкой попросили немного подождать. «Пожалуйста, это к доктору», – вручив записи, нормальному человеку нечитаемые, грузная медсестра скрылась за дверью кабинета, где колдуют и выглядывают изнанку человеческого тела. Ну вот, наконец, к доктору на приём. Всё без лирических отступлений, что меня и устраивало. Дежурные улыбки, здрасте-здрасте, сейчас быстренько запись сделает, я сниму в своём айфоне напоминание, которое меня своей назойливостью уже стало раздражать, и свободна, через полгодика или годик встретимся. Ой, сколько же пишет, даже глаз не отрывает от моей медицинской карточки. Наверно, на весь год что-то своё медицинское расписывает. Да, лучше бы через год, чтобы не тратить попусту время лишь для того, чтобы снять напоминание в телефоне. Ну, конечно, можно и не зацикливаться. Не организовывать себя по мелочам. Но такой склад характера – послушность и исполнительность. Издержки воспитания. А с другой стороны, как на это посмотреть. Ведь всё это складывается в организованность и в упорядоченность. А когда в жизни есть порядок, так легче и себе, и тем, кто рядом. Вот и доктор досталась организованная и упорядоченная. А вообще все эти посещения такого рода учреждений, ну что это, если не рутина, рутина, рутина…

– Ну, кажется, всё, – доктор подняла на меня серьёзные глаза.

– Через годик, – игриво, как-то не к месту спросила я.

Сборы в стационар были суетливыми. Нужно было не забыть мелочевку, которой, как оказалось, много в нашей жизни. Всё то, что делает жизнь человека комфортной в любых условиях. Я бы добавила – цивилизованного человека. Цивилизация делает жизнь человека комфортной. И уже без комфорта ты и не человек. А комфорт – это мелочи, мелочи, мелочи. Столько всяких мелочей в стационар? Stationer – так звучит на латыни слово стационар. Stationer – неподвижный, таков перевод. Ну вот даже и для неподвижности нужны мелочи, мелочи, мелочи. Конечно, сборы были грустные, знамо дело, – не на курорт. Муж подбадривал, один раз, неуместно для ситуации, даже попытался пошутить. Шутка была не к месту и резонансной реакции не имела. Наоборот, от показного игривого настроения супруга я отчего-то разревелась. Наверно, накопленная жалость к себе самой нашла повод вылиться из меня. Он тоже не знал, наверно, как правильно вести себя в этой ситуации. А кто знает? Вот и в крайности всегда впадаем перед неизвестностью – шутим или скорбим. Слёзы всё же иногда умеют расставить всё на свои места. Мои слёзы привели в адекватное состояние мужа: «Ну, что ты? Это же всё планово, а значит, предсказуемо. Просто надо довериться медицине и набраться терпения. Вместе будем терпеть. Я же рядом». «Я же рядом» – вот то утешительное, что мне было необходимо в этот момент. И опять слёзы, но уже не жалостливые, а благодарные, которые закончились парой глубоких вздохов, присестом на дорожку, «с богом, к чёрту» и в путь.

Казённый дом, он и есть казённый дом, бюрократические препоны не перепрыгнуть, несмотря на то, что учреждение с претензией на элитарность. Elite в переводе с французского означает лучшее, отборное, – это концепция необходимости разделения общества на элиту и массу. Где-то я читала, что согласно этой концепции отсутствие такого разделения – признак неразвитости общества. Элитаризм – это отделение лучшего от худшего. Ну вот, в этой клинике отделение лучшего от худшего было на лицо – в виде красоток администраторш, прошедших, наверно, конкурс красоты, чтобы вступить в эту должность. Перед ними оробела не только я, но и мой муж, хотя, безусловно, заметить это могла лишь я. Но всё же я бы предпочла попасть в клинику через более тёплые руки. Перемахнуть эти ледяные глыбы с морозными улыбками было необходимо, тем более оформительский этап никто в мире ещё не отменял. Всё в мире стоит на бюрократии. А она тоже, наверно, бывает элитная, как в моём случае, – элитная клиника, элитный интерьер, элитная регистратура. До врачей бы элитных добраться. Ну, кажется, оформились. Ну и где же мой stationer, где почивать буду?

Муж меня проводил в номер. Именно так здесь было принято называть палаты, дабы лишний раз не напоминать пациентам статус учреждения. Хотя медицинские ароматы пронизывали всё здесь, включая и номера-палаты. Так что всякие псевдоделикатные ухищрения были лишь примитивным коммерческим ходом. «У нас пациенты размещаются в номерах» – информация на сайте клиники. «Хрен редьки не слаще», – как говорят не в элите, а в массах. Номер это или палата, одним слово, всё равно stationer. Лежи, ведь так и говорят при госпитализации, что мы вас положим. Так что переход из homo sapiens ходячего в лежачего происходит лёгким росчерком пера. Ну а там, а там уж, как жизнь сложится.

Номер был одноместным, как предусматривали условия страховки. В комнате было светло, чисто, даже как-то благообразно. Но для получения благодати, так сказать, мы видели в холле походную часовню, элитарность заведения предполагала и такую сферу услуг. Сразу оставлять меня одну в этом стерильном мире муж не отважился. Так что мы вместе разобрали мой нехитрый скарб, все эти мелочи для комфортного пребывания вдали от дома. Немного ещё посидели, помолчали, так как говорить не хотелось. Беспредметно – о чём-либо – не было желания, а то, о чём и хотелось поговорить, – ещё не было предметности для обсуждения. Молчать дальше было утомительно. Успокоительные беседы ни к чему, как только к моей слезливой реакции, привести не могли бы.

– Ну, вот и ладно, устроилась. А теперь уходи. Будем на связи, – обняв мужа, я легонько подтолкнула его к двери. Он воспринял это с облегчением, наверно, stationer на здорового человека влияет не очень благотворно.

Проснулась рано. Белая палата отрезвила меня от пестроты, отпечатка сборов и разговоров, калейдоскопа ночных видений. Круговерть предыдущих дней должна была выстроиться в прямую, ведущую, страшно сказать, в неизвестность. Я боялась всего того, через что придётся пройти. Потаённая мысль всё же давала некую надежду, а может, всё как-то обойдётся сегодняшним днём. Вот пройду все необходимые в моём случае обследования, и отправят меня, «голубушку», домой. Скажут ободряюще: «Ну, ну ничего. С этим можно жить». Так что «надежды маленький оркестрик» был отдан на откуп судьбе.

Весь день со мной возилась медицинская команда, призванная дать к концу всех всматриваний, просвечиваний, опрашиваний меня свой вердикт – «резать или бить» и «кому водить». Команду возглавляла врач, представившаяся моим лечащим врачом. Имени не разобрала вначале из-за растерянности в сложившихся обстоятельствах. После беседы с ней добавилась апатия. Глаза у докторши смотрели в разные стороны. Если она будет оперировать, то как? Хотя, может, профессионал хороший? Судьба относилась ко мне небрежно. Это я уже поняла. Робко сказала врачу про мои аллергические проблемы, что вызвало у неё бурю эмоций в виде вопроса для неё же самой: «Как вас оперировать?» Я тоже не знала, как меня оперировать, а вдруг что-то нештатное в моём организме вызовет у неё эмоциональную бурю во время операции? Что она будет делать? Наверно, бросит все свои хирургические причиндалы со словами «ну, как её оперировать». Найдётся ли кто-либо, кто смог подсказать, как ей оперировать. Я-то уж в состоянии «отключки» точно ничего не смогу посоветовать.

– С анестезией у меня уже были большие проблемы, – робко вступила я в борьбу за своё существование.

– Проблемы, проблемы, да слышу я, – нервно пробормотала врачиха, а как при таком отношении её ещё назвать, записывая что-то в моей медицинской карте: – Вы о своих проблемах, может, ещё и всей клиники расскажете?

«Ну, я то здесь, чтобы и решать вроде свои проблемы», – промелькнуло у меня в голове, но не позволило выйти на белый свет к ушам врача, имя которой я так и не узнала. Не ободряюще закончив со мной разбор, она ушла, но обещала ещё вернуться. Ещё два дня я от зари до зари работала над своим приговором – возьмутся ли и когда господа за организацию и гармонизацию моего внутреннего пространства, в общем, за мой внутренний фен-шуй. К исходу второго дня заглянул анестезиолог, значит, всё же всё идёт к моей перепланировке. Он был внимателен, что уже внушало надежду на хороший исход дела, если оно состоится. Я всё ждала мою эмоциональную докторшу, всё же, наверно, последнее слово за ней. Разнонаправленный её взор не давал мне покоя. Но только мысленно я «вымолвить успела, дверь тихонько заскрипела и в светлицу входит…» Вошёл доктор, надёжный и цветущий. В общем, доктор в полном расцвете лет.