Лазарь и Иисус

Станев Эмилиян

Впервые — в специальном выпуске «Дума на българските журналисти» (24 мая 1977 г.). Раздумывая о том, какое значение имела для человека вера в загробную жизнь, Станев пришел к мысли написать рассказ о Лазаре и Иисусе, по-своему истолковав евангельское предание. Н. Станева считает, что этот замысел возник у писателя еще в 1942 г., когда тот обнаружил в своих бумагах незаконченный рассказ на эту тему. Новелла начата в декабре 1976 г. и закончена в апреле 1977 г. В основе ее — глава из Евангелия от Иоанна, предваряющая рассказ о суде над Христом и распятии.

1

Все обитавшие в Вифании

[1]

знали Лазаря, ибо безобидный этот юноша бродил по городу даже тогда, когда солнце изливало на плоские кровли убийственный зной, а тени пальм медленно, как солнечные часы, описывали полукруг на покрытой пылью земле.

Прежде чем завидеть, как он бредет по узким извилистым улочкам, жители города слышали гулкий топот его деревянных сандалий. В выцветшем голубом хитоне, с медно-красными в мелких завитках волосами и такой же медно-красной реденькой бородкой, Лазарь шел без определенной цели, держась тенистых местечек возле домов, и серые его глаза своим стеклянным блеском напоминали глаза эпилептика. Этот холодный блеск, противоречивший неизменной улыбке, разлитой по его лицу, нагонял страх на тех, кто заглядывал ему в глаза, и часто отталкивал от него жителей Вифании, хотя они любили Лазаря, как любят человека беззлобного, слабого разумом и несчастного. Никто не называл его помешанным, все видели в нем двадцатипятилетнего младенца, существо мечтательное, беспомощное и никчемное, нахлебника своих сестер, добывавших себе пропитание тканьем поясов, хитонов и плащаниц.

Гончары, чьи мастерские распространяли вокруг запах сырой глины, шорники, мелкие торговцы — разносчики, обессиленные зноем, продавцы фиников и те, что продавали возле синагоги благовония, воробьев и голубей, — когда Лазарь проходил мимо, обращали к нему благодушные слова, жены их улыбались ему смущенно и озабоченно, угадывая в нем нечто, чему не сыщешь названия; ребятишки же смеялись над ним, однако никогда не швыряли в него каменьями и, сами того не сознавая, любили его.

— Что прячешь под одеждой? — кричали они ему вслед.

— Хлеб и закваску для бедных, — хриплым своим голосом отвечал Лазарь, придерживая под хитоном каравай.

2

Два дня спустя достиг Вифании слух, что появился в Иерусалиме новый пророк по имени Иисус и он вершит чудеса — исцеляет слепых, изгоняет бесов; хромые бросают костыли, а прокаженные очищаются от струпьев.

Проповедует он в притворе Соломоновом, и одни иудеи говорят, что в него вселился бес и посредством него терзает он души человеческие, а другие готовы верить, что он мессия, и потому в народе волнение. Бедные, обремененные и все те в Вифании, в ком таились недуги и пороки, исполнились надежды и страха, а фарисеи, саддукеи,

[2]

богатые торговцы и раввин утверждали, что он — назарянин, сын некоего Иосифа из Назарета, что лжепророк он и следует побить его каменьями.

Услыхав об идущих в городе толках, Мария рассказала сестре о видении Лазаря. Обе пришли в смущение, не знали, кому и верить. Увещевали они Лазаря не ходить по городу, никому не говорить о своем видении. Но он был неспокоен, ему не сиделось дома: по-прежнему отправлялся на торжище, относил хлеб вдове, доставал из колодца воду, но теперь уже прислушивался к тому, о чем толкуют люди. Улыбка исчезла с его лица, уступив место тревоге.

Когда подошла пасха и иудеи вернулись из Иерусалима, куда ходили, чтоб очиститься, Иисус пришел со своими учениками в Вифанию и остановился в доме Симона-прокаженного. Город взволновался, к дому прокаженного сошлась толпа.

Тогда Мария, не в силах больше сидеть за ткацким станом, охваченная неудержимым желанием узреть Иисуса и поведать ему о видении Лазаря, вышла из дому, не сказавшись, куда идет, пробралась сквозь толпу и проникла в полутемное помещение, где бывший торговец коврами хранил свои товары. Там стоял накрытый к трапезе стол. Мария увидела нового пророка прежде, чем глаза се различили его учеников и хозяина дома, ибо Иисус источал свет, подобно тому как светится в темноте алмаз.