Бумага. Да, я понимаю ее стенания. И то, как остро нынешние стержни ручек просто режут по живому ее листы. Но это же не резец Микеланджело у меня в руках, чтобы оставлять в теле мрамора ходы. Но наследить в сердцах людей можно и не стоптав башмаков. Да, я понимаю ваши стенания, читатель. Как вам приходится терпеть всяких доморощенных титанов помарок и бездарей в мире литературы. Но я сел, озадачился и взял разгон, разгоняю болид своего пера по равнине листа. Осталось промчаться и… Врезаться в бортики оглавления на последней странице! Хорошо хоть бумага вещь неодушевленная. Иначе какими бы (и вправду, какими – голубыми или карими?) глазами она уставилась бы в мою переносицу? Да тише ты, тише, – и порыв июньского ветра дохнул в окно и встрепенул лежащую передо мной тетрадочку, всколыхнув верхний лист. И я тут же положил ладонь сверху. Совсем как на плечо расплакавшегося ребенка. Тише ты, тише, ну же.

Но платочек в моем нагрудном кармане не остается сухим никогда. Впитав несколько метафизических слезинок во время родов новой книги, он комковатой припухлостью повис в ладно скроенном костюме. – О, витий, что ты хочешь сказать этому миру?

– Да вот она, бумага передо мной. – И вот начинаю почти интимный процесс разворачивания наболевшего стенания. Кажется, подобное называется эмпатией? И сразу навзрыд чувства. Но я же не психолог бумажных судеб. Нет, знаю, что не объять мне многостраничной чудо-эмоциями. Но я все же попытаюсь. Итак, что же шо со таке, писать? И вот я опираюсь на перо как на посох и бреду по белизне листа. Пишу хорошее, буковки с чернильной стружкой, с присыпкой знаков пунктуации. С пучеглазыми начальными буквами. Пишу и думаю: когда же капну последнюю точку в сем произведении? Мне могут сказать: и куда ж ты полез, в мире литературы все устоялось, есть свои титаны и бездари. Все уже сказано тысячами изданий и трактатов, миллиардами постов и статей. Да знаю, знаю. Но перефразирую старую известную пословицу, что гласит: под лежачий парапет вода не течет и мост не подмывает! Я буду писать, и перо мое, хоть и зажатое, но оно не комплексует! Вы же помните ту истину, что когда хорошо в голове, то хорошо и вокруг головы? Вот и берите мой труд.

Мы ведь не задумываемся, сколько киловатт ментальных усилий приходится на километры бумажной площади? И клеймим словно боди-артом. Напрашивается аналог – точно так же бездумно на теле берез и сосен мы испещряем их бока, безо всякой цензуры. Правда, по прошествии пары-тройки лет тот кипучий тинейджер уже сподвигается на выжигание лазером на своем плече этого монументального «НЕ ЗАБУДУ ЛЕНУ!». Ну а березка белоствольная, значит, любит!

Хочется сгоряча пообещать белому листу – мои каракули ты будешь носить с честью, ты мой проводник к прекрасному. А не как пару сотен лет назад каторжанин носил выжженное «КАТ» на лбу! Обещаю это всей вашей братии, что толпятся под тобой и несут на обложке емкое «96 листов».