— А главное, не забудь освежающего чего-нибудь, — наставлял я Шурика, уже сидевшего за рулем своего синего «Жигуля». — Само собой, «Фанту» тебе не дадут, но, может, хоть пепси-колу или «Байкал» выпросишь. Попадется лимонад — бери ящик. Не вздумай «Дюшеса» набрать — пакость.

— А «Наполеон» тебе не нужен?

— Какой еще Наполеон? — не сразу сообразил я.

— Ну, коньяк который. По полсотне рваных.

— Иди ты! — сказал я и пнул Шурика в колесо.

Избушка стояла в кустах возле перекрестка, там, где к. тянущейся с востока на запад автостраде приткнулось не широкое, но заасфальтированное шоссе с юга. С севера на перекресток выводила извилистая лесная дорога, по которой шел я с Алиной.

Я мог поклясться, что неделю назад, когда мы с Шуриком искали свороток к Верхнему озеру, никакой избушки здесь не было.

— Ой, — сказала Алина. — Какой милый домик! Не иначе здесь поселился дизайнер. Ты только посмотри, какая прекрасная стилизация под старину.

— Угу, — промычал я, чтобы хоть как-то поддержать светскую беседу. Появление хибары в кустах у меня восторга не вызывало.

Мы Пересекли пустующую автостраду и подошли к зарослям боярышника, из которых торчал верх избушки. Тропинки к избе не было.

Настроение у Александра Нестерчука, а проще — Шурика было отменным. Он возвращался на Верхнее озеро, выполнив почти все свои и Вовчика пожелания. В портативном холодильнике покоился здоровенный кусок говядины, купленный по случаю у частника, покрывалась инеем батарея бутылок лимонада, каменело сливочное масло и стыла коопторговская колбаса. На заднем сиденье «Жигулей» плескалось в двухлитровой банке растительное масло — под карасей, которых на озере оказалась тьма, лежали свежие газеты и журналы, булки не менее свежего хлеба, подпрыгивала авоська с овощами. Не забыл Шурик купить под говядину уксус, перец, лавровый лист и лук — шашлык будет что надо! Скоро у Вовчика день рождения. Шурику хотелось порадовать друга — приготовить что-нибудь особенное.

Уже целую неделю они с Вовчиком Перепелкиным «дичали» на берегу Верхнего озера. Надоела редакционная суета вечная проблема: что поставить в номер, надоели «втыки» от шефа за отсутствие критических материалов и «втыки» и втыки за оные, если они оказывались не по вкусу вышестоящему начальству. Надоели домашние ссоры и выяснение отношений с женами, их вечное недовольство жизнью и мужьями. Надоели многосерийные телевизоры и рев застенных магнитофонов, толкучка в трамваях и автобусах, очереди в магазинах и вечная спешка, вечная нервотрепка. Душам хотелось покоя, тишины. Хотелось просто побездельничать на берегу какой-нибудь тихой речушки или глубокого лесного озерка, порыбачить, подурачиться в картишки, не спеша почитать, похлебать тройной ушицы.

План «побега» созрел еще зимой. Кроме Вовчика и Шурика, сбежать из города собирался их коллега — радиожурналист Толик Лазорев, но к нему за день до отъезда нагрянули гости, и он обещал присоединиться попозже, просил только прислать ему точную схему маршрута, по которому можно было найти друзей. Со дня на день он должен был прикатить на своей «Яве».

Место отдыха определили невероятно банальным способом: Вовчик закрыл глаза и ткнул пальцем наугад в карту, области. Палец уперся в южный берег Верхнего озера. От областного центра до озера было меньше пятидесяти километров, от ближайшей деревни — от силы десять. Друзья внимательно изучили карту и пришли к выводу, что это как раз то, что надо: и близко к городу, и достаточно глухо.

Вокруг Верхнего озера простиралась тайга. Из Верхнего озера в Нижнее, почти строго на юг, текла река Глубокая. Впадая в северную часть Нижнего озера, она вытекала из западной его части и по широкой дуге устремлялась на северо-запад. Севернее Верхнего озера и южнее Нижнего простирались болота. На западе они начинались километрах в пяти от места стоянки, выбранного Вовчиком и Шуриком.

С километр мы шли молча. Я все пытался обсудить со вторым «я» более чем странные события дня, но оно не желало со мной разговаривать, спрятавшись в подсознании. Алина, надо полагать, молчала или спорила о чем-то своем со своим «я».

— Странно, — спугнула наконец пристроившееся к нам молчание Алина. — Столько — прошли, а ни одной попутной машины.

— Встречных тоже не видно, — откликнулся я, оторвавшись от бестолкового занятия — выманивания второго «я» из темных и жутких глубин подсознания. И не страшно ему там без фонаря?!

Впереди показался мост через Глубокую. — Речка! — оживилась Алина. — Как она называется, не знаешь?

— Знаю. Глубокая.

Лежать на сосновых шишках и сухих иголках было очень неудобно. Руки тряслись, ноги дрожали, сердце рвалось вон из груди. Шурик с трудом перевел дыхание. Да, давненько не доводилось бегать с такой прытью! Жаль, никто не фиксировал время бега, наверняка только что было побито несколько мировых рекордов.

В голове мелькнула совсем уж неуместная и дурацкая «А что, если оно слопает продукты, брошенные в машине?!» Шурику стало стыдно за свою мыслишку. Пожалел продукты, когда оно наверняка уже доедает его друга! Шурик робко выглянул из-под разлапистого корня, под который он всего несколько минут назад спрятался, устав бежать. Шурик огляделся.

Людеи вокруг не было. Мирно стояли огромные сосны. Ярко сияли в полумраке леса молоденькие березки, попавшие в упругие потоки солнечного света, чудом прорвавшиеся через плотную крону деревьев. Где-то вдали стучал дятел, на разные голоса пищала пернатая мелочь. Идиллия! Шурик вылез из-под корня и помотал головой, пытаясь привести мысли хоть в какое-то подобие системы. «Что за ерунда? — соображал он. — Неужели пригрезилось?».

Он встал и стряхнул сухие сосновые иголки, прилипшие к брюкам и рубашке.

Невдалеке, в кустах, раздался треск сучьев, какие-то сдавленные крики. Шурик быстро присел на четвереньки и приготовился снова нырнуть под здоровенный корень упавшей некогда древней сосны. Крики и возня в кустах то затихали, то вырастали. Шурик прислушался. Ему показалось, что один из голосов, доносившихся из кустов, принадлежал Анатолию. Лазореву.