Вторую послевоенную осень мы с дедом Петром Макарычем жили вдвоём. Мать и сестра уехали на лесозаготовки, оставив нам полпуда ржаной муки, мешка три картошки да семьсот трудодней, выработанных в колхозе. Проснувшись, дед начинал разговор именно о трудоднях:
– Хорошую штуку какие-то умные головы придумали – трудодень! Не пропьёшь, не потеряешь и в карман не положишь!
В голосе его угадывались и досада, и ирония. Несмотря на свой десятилетний возраст, я понимал деда. Ведь это он каждое утро думал, что же такое сварганить, чтобы и мы были сыты, и полпуда муки как можно дольше не кончались.
Впрочем, через минуту он говорил другое:
– Ничего, сынок, получим хлебушек – заживём. Они, трудодни, как копилка…