Кто-то позади проговорил:

— Их не следовало бы называть молодоженами.

Руфус почувствовал, как у него краснеют уши. Он опустил голову и уставился на носки новых ботинок, которые его мать заставила надеть вместо кроссовок. Слова, долетевшие до него, проговорила женщина. Она явно была в курсе дела.

— Ну, не во второй же раз, — продолжала она. Ее голос был бесстрастным, как в тех случаях, когда люди не преследуют никаких корыстных целей, а просто констатируют факт. — Для повторного брака должно быть другое название.

Руфус очень медленно поднял голову и перевел взгляд со своих ботинок на стену шагах в двадцати впереди. Стена была покрыта белой атласной тканью, украшена цветами и лентами — в основном, тоже белого цвета. Среди них висел портрет королевы в белом платье, в короне и с широкой голубой орденской лентой на груди. Под портретом королевы стояла леди с аккуратной темной стрижкой, одетая в серый костюм. В ее ушах виднелись золотые сережки-гвоздики. Эта леди, как сказала Руфусу мама, была регистратором. Слово «регистратор» означает, что она регистрирует бракосочетание. Леди-регистратор, которая улыбнулась Руфусу и сказала ему «привет, дорогой», собиралась через минуту зарегистрировать брак его матери. С Мэтью.

Элизабет Браун стояла у окна на втором этаже дома, который недавно купила. Она смотрела на сад внизу. Перед ней раскинулась картина рукотворного мира. Сад так круто спускался вниз к маленькой улочке, что прежние хозяева разбили его террасами в виде гигантских ступеней, а между ними пустили змейкой дорожку. Поэтому можно было подойти к входной двери, избежав утомительного подъема в гору. Если бы Элизабет покинула спальню и прошла в соседнюю маленькую комнату, которую намеревалась переделать в ванную, то увидела бы, что склон поднимался почти так же круто позади дома, как и уходил вниз перед фасадом. «Горка» упиралась наверху в переулок и вторые ворота с гаражом. А еще были здания, расположенные выше ее дома. Все в целом, как сказал ее отец, когда пришел навестить Элизабет, похоже на остановку на полпути при подъеме по лестнице жизни.

— Я знаю, — сказала она. Элизабет любила своего отца и считалась с его мнением. — Я сошла с ума?

— Нет, раз тебе такое нравится.

Ей нравилось. Было весьма неразумно делать такой выбор, потому что дом оказался совершенно не тем, который она хотела купить прежде. Элизабет собиралась приобрести коттедж — дом, который стал бы абсолютной противоположностью той безупречной, но лишенной будущего лондонской квартире в многоэтажном доме, где она жила в течение рабочей недели. Когда умерла мать Элизабет, а ее отец решил продать свой магазинчик антикварных книг в Бате и переехать в квартиру, достаточно просторную, чтобы разместить там свои книги, бутылки виски и суповые консервы (это все, что ему требовалось для существования), он передал Элизабет деньги. Сумма оказалась достаточной, чтобы принять решение сменить образ жизни, отказаться от деятельной, упорядоченной, но скучной профессии. На ее средства можно было купить коттедж — дом и сад среди холмов, окружающих Бат.

— Тебе следует заняться садом, — сказал отец. — Кажется, это подходит женщинам: за чем-нибудь ухаживать и что-нибудь созидать. Поищи коттедж и сад.