Далеко уехал за город, казалось, долго шел лесом, шел полем. Передо мной все больше открывалась ширь необозримых далей, среди которых разбросанно ютились, как в пазушках земных, селения. И легко дышалось под высоким, просторным небом после мастерской с красками, холстами, загроможденностью.

Лишь натужный гул самолета, оставляя в подкупольной сини белострельный след, напомнил мне городскую толчею, людную электричку… После чего опять надо было какое-то время, чтобы забыться, и мало-помалу начинаешь снова слышать кузнечика, возню птиц, гудение мошкары и басовитого одиночку шмеля. Природа обступает, придвигается, теснит — и в этой тесноте чувствуешь себя свободно.

— Здравствуй, поле! Здравствуй, лес!