На Тайване стояла зима — зима 1940 года. Но солнце палило немилосердно. Воздух был неподвижен, а небо — ясно-голубое, без единого облачка. Если долго смотреть вслед медленно скользящей белой цапле, в глазах начинало резать.

Город Тайбэй, названный Тайхоку японцами, захватившими остров в 1895 году, казался словно вымершим в этой влажной полуденной жаре, наводившей сонную одурь и на людей, и на животных, Но у широко раскинувшегося барачного городка на окраине города неумолчно гудели грузовики, тарахтели мотоциклы. На полигонах лаяли длинноствольные пулеметы «намбу». На невыносимом солнцепеке маршировали японские новобранцы; они отрабатывали штыковую атаку и бросали деревянные ручные гранаты. Наблюдавшие за занятиями офицеры покуривали сладковато пахнущие сигареты. Звучали команды, блестели стальные каски, и где-то вдали возвращавшаяся с учений рота горланила нелепую солдатскую песню: «И пусть, как труп, я утону, и пусть в траву я упаду, — все нипочем, коль императору служу…».

Никто не обратил особого внимания на маленький песочно-желтый автомобиль, на большой скорости проехавший через главные ворота и теперь мчавшийся к недавно построенным баракам на южной оконечности военной базы.

Строители с необыкновенной быстротой поставили эти низкие здания из дерева и бамбука, застеклили их, проложили между ними дороги, а потом обнесли забором. Над узкими въездными воротами висел деревянный щит с ничего не говорящей надписью: «Тайваньская армия. Часть № 82». Под этим названием скрывался «исследовательский отдел» тайваньской армии. Но о том, что здесь исследовалось, не имел понятия ни один непосвященный. Зато более чем ясное представление имели посвященные. Верховное командование японской армии дало «исследователям» полгода. За эти шесть месяцев они должны были разработать не только план предстоящей кампании, но и директивы об обращении с населением, предложения по изменению вооружения, снаряжения и транспортных средств.

Робин Кларк бросил газету на софу и обвел комнату недовольным взглядом. В это время он обычно принимался за уборку. На чайном столике стояла грязная посуда, лежали остатки завтрака, валялись куски хлеба. Рядом, в мастерской, бубнило радио. Мария никак не привыкнет, уходя из дома, выключать проклятый ящик.

Когда Кларк увидел ее впервые, она была застенчивой молодой женщиной. С небольшим чемоданчиком из свиной кожи она стояла в хвосте длинной очереди австрийских эмигрантов. Кларк обошел очередь, вглядываясь в лица людей, бежавших от немецких фашистов и теперь искавших убежища в Англии. Молодая черноволосая женщина показалась ему подходящим объектом для интервью, которое он должен был сделать для газе-

:

ты «Ивнинг Миррор». Она была хорошо одета, носила скромные украшения и при этом выглядела как раз такой одинокой, потерявшей цель в жизни и почву под ногами, какой и должна выглядеть настоящая эмигрантка в глазах читателей английских газет,

— Вы говорите по-английски? — попробовал он заговорить и был совершенно обескуражен, когда она без малейшего иностранного акцента ответила вопросом на вопрос: не может ли он принести ей стул?

Кларк подал знак фотографу, торчавшему у дверей:

— Принеси, А потом сфотографируй эту даму. Вы позволите?