Не Евангелие

Унрау Виктор Андреевич

В этой книге рассматриваются самые трудные вопросы этики: может ли человек быть альтруистом, и что заставляет одних людей жертвовать собой ради других? Эти вопросы по оценке авторитетного журнала «Science» стоят в одном ряду с величайшими загадками, которые пытается решить современная наука. На главные вопросы этики моралисты пытаются ответить уже несколько веков, и до сих пор никто на них не ответил.

Предисловие

Этическая философия хочет знать, почему возможна нравственность, и что заставляет одних людей жертвовать собой ради других. Это главный вопрос этики, на который уже несколько веков не могут найти ответа.

Я думаю, этическая философия с теми представлениями, которые она имеет о нравственности, никогда не ответит на этот вопрос.

По словам Бердяева, есть человеческие нравственные понятия, и нравственные понятия, открытые Богом и заключенные в Евангелии.

Так вот, этическая философия имеет дело с нравственными понятиями, которые открыл Бог и не прикасается к нравственным понятиям, которые выработал из своей природы сам человек.

Этическая философия, так же, как и теология, начинается, если не с презрения, то с недоверия к человеческой природе.

1. Заблуждения этической философии

Философы думают, что нравственному человеку чужие интересы и чужая жизнь дороже собственных интересов и собственной жизни, что нравственность «представляет собой деяние, направленное на благо других».

Здесь важно, что, по мнению моралистов, это не случайный эффект, не побочный результат какого-то другого деяния, а специально направленное на благо других деяние.

Нравственные люди «помогают и дают, оказывают услуги и отказываются от своего, — это слова Шопенгауэра, — не имея в душе своей никакого иного умысла, кроме того, чтобы была оказана помощь другому, видимо в ней нуждающемуся».

Хотя, кажется, сам, этот разочарованный в людях флейтист, никогда и не встречал подобных существ, кроме собак.

Мне кажется, что и Аристотель обольщался этой же добродетелью. Он относил ее к правосудности, и говорил, что ей дивились больше, чем «свету вечерней и утренней звезды».