Мы впервые встретились в судьбоносные дни января 1943 года. Каких-то несколько часов назад мы и знать не знали друг о друге, а теперь стали танковым экипажем, боевой единицей, в которой жизнь и смерть каждого зависит от общей слаженности действий. Пятеро мужчин… Вернее сказать, пятеро мальчишек, но почти все из нас были отмечены печатью войны. Наводчику было девятнадцать, но он провел год на фронте на танках Pz-IV. Восемнадцатилетний радист почти целый год воевал на Pz-III на Востоке. Младшему из нас, заряжающему, было семнадцать с половиной. Он только что прибыл из дома, пошел добровольцем и теперь с нетерпением ждал первого боя. Двадцатитрехлетний командир, три года служивший в пехоте, уже прошел через Польшу и Францию и получил несколько ранений. По наградам даже издалека в нем можно было признать пехотинца. Участвуя в боях с самого начала войны, он провел уже две кампании на Востоке, поэтому рядом с ним мы были полны надежды и уверенности.

Мы должны были получить «тигр»! Этой машиной, одной из первых на Восточном фронте, мы гордились. С самого начала она значила для нас больше чем просто оружие. Для нас она была не холодным, безжизненным куском железа — она была живым существом! Мы холили и лелеяли ее, зная, как много будет от нее зависеть в предстоящих боях. Мы спали, ели и веселились в танке. Мы тряслись над ним и проявляли почти материнскую заботу. Ругали его, стоило двигателю заглохнуть, но хвалили и гладили после каждого очередного успеха. Мы стали единым целым — пять человек и «тигр»!

Хотя на фронте был важен каждый танк, наше вступление в бой было отложено на несколько дней из-за отсутствия деталей (шипов для гусениц), необходимых для зимней кампании. С приближением линии фронта к Харькову нам пришлось покинуть квартиры у западного пункта снабжения. Три наших «тигра» прикрывали отступление, а остальные машины отправились в Полтаву, где наши ремонтники должны были подготовить их к зимним боям.

От вида бесконечной равнины, покрытой грязно-белой толщей снега, захватывало дух. Повсюду были разбросаны деревеньки, над которыми, словно саван, простиралось облачное небо.

Перед нами лежал Донец — река, которая из-за толстого слоя льда перестала быть препятствием для пехотных частей. День заднем, ночь за ночью мы играли роль пожарной команды. Мы наносили контрудар, потом следовал сигнал тревоги из соседнего сектора, где русским удалось прорваться. Отражение танковых атак, разведка боем и новые и новые арьергардные бои для прикрытия медленно, но верно отступающих пехотных частей. Сплошной линии фронта больше не было. Русские гнали наши части перед собой с невиданной силой. Немало хлопот доставила нам итальянская 8-я армия. Полностью деморализованные итальянцы безостановочно отступали, бросая все! И вот однажды нам пришлось оставить Харьков, чтобы не остаться в одиночестве посреди красного прилива, накатившего из степей.

Ранним утром 4 февраля командиры танков 2-й роты 2-го танкового полка СС в ожидании приказа выстроились перед командиром батальона гауптштурмфюрером Лоренцем, только что вернувшимся из штаба батальона. Среди них был молодой ротенфюрер Баркманн, командир танка № 221.

— Роте приказано всеми силами атаковать передовые части противника в районе Ольховатки и занять деревню. После этого мы должны продолжать наступление на следующий населенный пункт. 221-й идет на левом фланге роты, остальные — обычным порядком. По машинам!

Баркманн по внутренней связи передал приказ своему экипажу. «Будем наступать на Ольховатку, укрываясь за складками местности. Танк, вперед!»

Танки двинулись в атаку. 221-й спустился в ложбинку и двинулся вдоль нее, а потом резко развернулся в сторону деревни, откуда первое противотанковое орудие уже открыло огонь по танкам роты, наступавшим на деревню, в лоб. По 221-му начал стрелять пулемет «Максим». Наводчик подавил его первым же выстрелом. Танк на полной скорости устремился к деревне. «Осторожно! Коктейль Молотова!» О лобовую броню танка разбилось несколько бутылок. Заструился горящий бензин. Заряжающий, высунувшись из люка, попытался смахнуть старой курткой осколки битого стекла и горючую жидкость, но частые винтовочные выстрелы не давали ему вылезти наружу. Потом командир увидел вспышку выстрела и заметил противотанковую пушку за углом дома. Командир расчета пушки тоже заметил танк, приблизившийся метров до тридцати. Он приказал развернуть орудие и уничтожить танк. Баркманн увидел перед собой черное кольцо ствола. Оставалось еще метров десять. «Дави их!» Взревел двигатель. Выстрел рявкнул в тот самый миг, когда танк протаранил орудие, подмяв под себя его ствол. Расчет орудия опоздал всего на пару секунд! Снаряд безобидно ударил в землю под днищем танка. Но опасность еще не миновала. Загремели базуки, и их снаряды застучали по броне. Донесся рев двигателей танков, ворвавшихся в Ольховатку, и звуки выстрелов их орудий эхом разносились по улицам.

Поступил приказ командира роты: «Занять оборону в деревне». По радио Баркманн услышал, что многие танки подбиты. О готовности доложили только три машины, и среди них танк № 221. Три неповрежденные машины вернулись на исходные позиции, чтобы заправиться и отбуксировать подбитые танки.

Наша боевая группа располагалась на левом фланге дивизии. Впервые для нашей поддержки была выделена рота «тигров». Незадолго до выхода на исходные позиции командир привел ко мне военного корреспондента по фамилии Фернау.

— Возьмите его с собой в танк. Он хочет поучаствовать в атаке.

Только вот куда его посадить? Потренировавшись вместе с экипажем, мы выяснили, что лучшее место — внизу, сбоку от пушки.

Под прикрытием сосредоточенного артиллерийского огня мы двинулись вперед. Прорыв удался. Из-за глубокого снега пехоте обеих рот пришлось залезать на танки. Легкая бронетехника разведывательного батальона едва поспевала за нами. Амфибии пришлось тащить на буксире. Штурмбаннфюрер Майер командовал наступлением из машины оберштурмфюрера Бека (командира 2-й роты танкового полка). Штурмбаннфюрер Вюнше двигался в центре. На правом фланге наступала 3-я рота танкового полка «Лейбштандарт» (гауптштурмфюрера Ламбрехта), а 1-я рота (гауптштурмфюрера Юргенсена) шла в 500 метрах позади. Два «тигра» следовали за штурмбаннфюрером Вюнше. Остальные вышли из строя в основном из-за поломок деталей и креплений внутри танков, в результате чего несколько танкистов получили ранения.

Сзади и чуть левее, со стороны позиций 320-й пехотной дивизии, донесся шум боя. Широким строем мы наступали по заснеженной равнине. Справа от нас на горизонте показались крыши домов. Это был Снежков Кут. Во время короткой остановки штурмбаннфюрер Вюнше приказал 1-й роте свернуть вправо, атаковать деревню с востока и присоединиться к нам. Мы должны были продолжать наступление в прежнем направлении. Перед деревней, чуть слева от нее, виднелся пологий склон, на котором то и дело мелькали вспышки.

В первые дни марта мы двигались в строю танковой боевой группы в направлении Харькова для нанесения контрудара. Приказом штаба дивизии нашей боевой группе была поставлена задача быстрым броском за наступающим противником от Валков через Ольшаны и Дергачи выйти на окраины Харькова и перерезать пути отступления в направлении Харьков — Белгород. Это задание пришлось нам по душе! Мы шли вперед на большой скорости. Сопротивление было слабым, и мы легко преодолевали его энергичными атаками.

Первой двигалась рота на Pz-IV, за ней — наши «тигры». Позади нас шли бронетранспортеры и бронемашины разведывательного батальона, которые должны были устремиться вперед, как только мы пробьем брешь в обороне противника.

Перед нами была деревня. Стояла тишина. Люки были закрыты, и мы поддерживали связь по радио. До деревни всего 600 метров, но еще не сделано ни единого выстрела. Наши Pz-IV развернулись для атаки. Как только первые танки приблизились к темным домам, начался фейерверк. Головной танк получил прямое попадание в башню. Еще два или три танка задымились. Одна машина закрутилась на месте с перебитой гусеницей! Между тем врага все еще не было видно. Он был хорошо укрыт за домами и заборами. Ободренные первым успехом, русские усилили огонь, и легкие танки нашей головной роты остановились. Они стреляли с максимальной скоростью, но не могли точно определить позиции противотанковых орудий и танков. Так продолжаться не могло. Pz-IV здесь было не пройти. По радио поступил приказ: «Выйти из боя. Собраться в овраге!» Всего одна рота потеряла сразу восемь машин. Хотя бы из трех танков экипажам удалось выбраться, но остальные получили прямые попадания.

Мы изменили план. Теперь два наших «тигра» должны были идти впереди, а остальные танки — следовать за нами на некотором расстоянии. Машины разведывательного батальона должны были ждать в овраге приказа по радио. Мы выехали на открытую местность. При виде горящих немецких танков нас охватила тревога. Обороняющиеся тут же сосредоточили огонь на нас, но на таком расстоянии это было бесполезно. Врага по-прежнему не было видно. Вдруг от домов отделились три Т-34, видимо, пытаясь подойти к нам с фланга. Мы быстро навели орудия на цель, развернув башни влево. Мы остановились, и первые снаряды вылетели из стволов орудий. Звуки удара и взрыва раздались почти одновременно! Наводчик уже поймал в прицел следующий вражеский танк. Огонь! — и машину буквально разорвало на куски. Похоже, снаряд попал прямо в топливный бак. Третий вражеский танк, видимо, попытался развернуться. Он повернулся к нам кормой и тут же был подбит. Только тогда мы стали замечать стук снарядов по броне. Эти три Т-34 отвлекли на себя наше внимание. Теперь со стороны невысоких деревенских домов по нам, судя по всему, стреляло противотанковое орудие.

Один за другим мы обстреляли дома осколочно-фугасными снарядами и хотя бы на время получили передышку. Мы хотели подобраться к домам поближе. Прикрывая друг друга, мы по широкой дороге вломились в деревню. Остальные танки следовали за нами с большими интервалами, а бронетранспортеры разведывательного батальона устремились к окраине деревни, высадили пехоту и вышли вперед, прикрывая наши «тигры» с флангов. Противника выкуривали из домов ручными гранатами и пулеметным огнем. Теперь мы поняли, откуда по нам велся огонь. Русские вкатили 47-мм противотанковые пушки в дома с противоположной стороны, поэтому мы и не могли их заметить.

Дивизии «Дас Райх» и «Лейбштандарт» уже вели бои. Хотя удар «Лейбштандарта» от Краснограда на юг сокрушил передовые вражеские части, наступавшие на запад, к востоку от прежнего направления наступления еще оставались крупные силы противника. Чтобы уничтожить этого врага и установить связь с «Лейбштандартом» к северо-западу от Краснограда, нужны были новые силы.

Эта задача была поставлена перед только что переброшенной дивизией СС «Тотенкопф», входившей в состав танкового корпуса СС и сосредоточенной в районе Перещепино.

Три дня мы неустанно работали. Танки были выкрашены в белый цвет, а вооружение и оборудование прошли последнюю проверку перед боем. На четвертую ночь подтянулись последние подразделения, и на следующее утро мы двинулись на фронт.

Полк прибыл в район сосредоточения. 1-й батальон под командованием штурмбаннфюрера Майердресса, а за ним 1-я, 2-я, 3-я и 4-я роты прошли через Полтаву, проезжая мимо отступавших итальянцев и венгров и немецких солдат и железнодорожников, отбившихся от своих частей или искавших убежища в тылу. Колонна из семи с лишним десятков танков, быстро исчезавшая в снежной пелене, производила внушительное впечатление.

На рассвете 20 февраля мы начали подготовку. Днем начало теплеть, но когда мы начали грузить скромные пожитки в машины и танки, вдруг повалил снег и поднялся сильный западный ветер. Мы двинулись в непроглядную тьму. Мы едва могли разглядеть, что творится даже в метре перед машинами. Танкисты сидели на крыльях машин и давали указания водителю. Броня танков и комбинезоны танкистов были покрыты сантиметровым слоем снега. По спинам людей бежала талая вода. Иногда мы замечали отблески выхлопа впереди идущей машины — единственный ориентир, указывавший нам направление. Колонна уже давно рассыпалась. Одиночные танки и машины снабжения катили сквозь призрачную ночь навстречу новому утру. Перед самым рассветом снегопад закончился. Мы были в Карловке — большой деревне на шоссе Полтава — Красноград.

Основную ударную силу в этой операции составляли боевая группа 3-го (танкового) батальона 2-го полка Йохена Пайпера, известная умением атаковать противника внезапно, и танковый полк «Лейбштандарт».

12 марта боевая группа Пайпера, установив контакт с командиром 1-го батальона 1-го танкового полка Витгом, двинулась по шоссе, соединилась со 2-м батальоном 1-го танкового полка под командованием Ханзена и заняла небольшой плацдарм на Старомосковской улице. Двумя или тремя бронемашинами Пайпер установил контакт с боевой группой Майера у развилки на Чугуев. Боевая группа Майера, миновав несколько городских кварталов, заняла важный перекресток, к которому сходились дороги Харьков — Чугуев и Харьков — Волчанск, и отбивала ожесточенные атаки со всех направлений.

Контратаку нескольких танков, позволившую уничтожить прорвавшиеся советские штурмовые группы, возглавил штурмбаннфюрер Вюнше.

13 марта боевая группа Пайпера расширила плацдарм на реке Харьков и в половине первого дня смогла начать наступление по Старомосковской улице.

14 марта дивизия «Лейбштандарт» продолжала продвигаться вперед, ведя упорные уличные бои и очищая от противника квартал за кварталом.

Взятием Харькова увенчалась операция, которая позволила залатать трехсоткилометровую брешь, пробитую в ходе Сталинградской битвы и последующих сражений. Для этого три дивизии танкового корпуса СС были развернуты на соседних участках для наступления на северо-восток и север.

На правом фланге дивизия СС «Тотенкопф» должна была выйти к Донцу, в центре наступала дивизия СС «Дас Райх», а на левом фланге дивизия СС «Лейбштандарт» наступала на Белгород.

В точном соответствии с планом 16 марта два батальона при поддержке танков 5-й роты танкового полка «Лейбштандарт» и пикирующих бомбардировщиков двинулись в наступление на хорошо укрепленные позиции. Быстрый рывок по глубокому снегу позволил выполнить задачу к 18.30.

Для «Лейбштандарта» приказ на 17 марта оставался неизменным. «Тотенкопф» и «Дас Райх» были нацелены на Белгород.

Боевая группа Пайпера атаковала в 12.30 и натолкнулась на противотанковый рубеж, который батальону Пайпера, поддержанному 7-й ротой танкового полка «Лейбштандарт» под командованием оберштурмфюрера фон Риббентропа, удалось прорвать лишь с наступлением темноты.

Планом этой операции предполагалось срезать выступ советского фронта в районе Курска. Это позволило бы сократить линию фронта и уничтожить значительные силы советских войск, не позволив им начать крупное наступление в течение лета 1943 года.

3 июля 1943 года «тигры» находились в районе сосредоточения в 20 км к западу от Томаровки. На следующий день командир полка зачитал приказ фюрера: «тигры» должны были идти на острие наступления. В 3 часа утра 5 июля немецкая артиллерия начала битву под Белгородом. Начавшаяся канонада была, наверное, самой интенсивной за всю предшествующую историю войн. Грохот выстрелов и разрывов слился в единый гул. Гремели орудия, им вторили реактивные минометы. Смертоносные стальные снаряды тысячами обрушивались на позиции противника. В 3.45 небо наполнилось ревом. Эскадрильи немецких бомбардировщиков нескончаемым потоком потянулись в сторону врага. Согласно официальным отчетам, только за это утро было израсходовано больше снарядов, чем за Польскую и Французскую кампании вместе взятые.

В 4 часа утра взревели моторы танков, и «тигры» двинулись в атаку. Мы были в самой гуще боя, пробиваясь сквозь позиции советской пехоты и уничтожая артиллерийские и противотанковые орудия. Затем последовал шестичасовой танковый бой, в ходе которого наша полурота «тигров» при поддержке средних и легких танков, по официальным данным, подбила двадцать три больших американских танка и Т-34 численно превосходящих сил противника и отбросила остальных. Драматический ход сражения, потребовавшего от экипажей максимального напряжения сил в течение шести часов и ставшего типичным примером современного танкового боя, заслуживает отдельного описания.

С раннего утра пехота при массированной поддержке пикирующих бомбардировщиков и истребителей-бомбардировщиков штурмовала ближайшие укрепленные позиции советских войск в ближнем тылу противника. Эти позиции на некоторое время задержали наше наступление после прорыва первой линии обороны. Холмистое пространство к северо-западу от нас изобиловало вражескими дотами и траншеями. На обратных скатах высот были оборудованы советские батареи, осыпавшие наши наступающие части градом снарядов. Пикирующие бомбардировщики непрерывно обрушивали свой смертоносный груз на рубеж обороны. Батареи смолкали одна за другой. В поле позади наших танков развернулась артиллерийская часть, пропахивавшая позиции противника. Наша пехота медленно продвигалась вперед. Редкими цепями, укрываясь в высокой степной траве, группы наших солдат подползали все ближе. Около 10.30 утра они ворвались в окопы большевиков.

Пробил час танков. Незаметно для противника мы сосредоточились на дне ложбины. «Тигров» с флангов прикрывали средние и легкие танки. В полевые бинокли мы разглядывали горизонт, стараясь разобрать что-нибудь в дыму боя, окутавшем укрепленные высоты траурной вуалью. Командир нашей полуроты «тигров», оберштурмфюрер родом из Рейнской области, спокойствие которого передавалось и нам всем, приказал атаковать. Взревели моторы. Мы зарядили орудия, и тяжелые танки медленно двинулись в бой. Метров через двести раздался первый выстрел вражеского противотанкового орудия. Мы смели его с лица земли первым же выстрелом. На время вновь стало тихо. Мы ехали через брошенные вражеские траншеи и махали из люков руками нашим отважным пехотинцам. Те наслаждались недолгим отдыхом на захваченных высотах. Потом мы двинулись в следующую ложбину.

Механизированная группа дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и танковая группа дивизии «Дас Райх» сосредоточились у железной дороги Тетеревино — Прохо-ровка в 6 часов утра, после налета пикирующих бомбардировщиков.

В 7.10 танковую группу атаковали с севера и северо-запада более двадцати Т-34. Последовавший танковый бой, в котором приняла участие и танковая группа дивизии «Дас Райх», продлился до полудня. Противник отступил в северном направлении.

Рольф Эрхардт, механик-водитель экипажа командира взвода 7-й роты танкового полка «Лейбштандарт», наблюдал за этим боем сквозь смотровые щели своей машины:

«Растянувшись по широкому фронту, 7-я рота (вернее, та ее часть, которая осталась боеспособной после катастрофы на минном поле 6 июля), сосредоточилась на холме. Где-то там лежал хутор Тетеревино. Позади остались дымящиеся обломки первой волны русских танков. Впереди стояла непроницаемая стена из десятков Т-34 основной волны, которые нам предстояло уничтожить в упорном и кровопролитном бою. Стена стали и огня. А между нами — пехота: наша пехота в обороне и русские, ехавшие на броне Т-34 или бежавшие в атаку между танками. Накануне в мой танк пересел командир взвода унтерштурмфюрер Вайзер — его собственная машина осталась в ремонтной мастерской. Он недавно женился и только что вернулся из отпуска, поэтому не успел сменить парадный мундир на полевую форму. Мы рассматривали фотографии с его свадьбы, стараясь наладить отношения. Весь мой опыт механика-водителя за несколько дней после 5 июля состоял из оглушительного грохота, когда 6 июля я наехал на мину, и нескольких бессмысленных заданий. За предыдущий день ничего важного не произошло. Мы потратили немало времени на рытье траншеи для танка, и, когда наступил вечер, мы с радостью уступили обязанности ночного караула пехотинцам из 3-го батальона 2-го моторизованного полка, расположившегося рядом с нашими позициями. Мы отошли на обратный скат высоты и провели ночь в обычных окопах под танками, наслаждаясь ощущением безопасности, которое дарила нам 24-тонная стальная машина. Нас ничуть не беспокоило, что одну тонну из этих двадцати четырех составляли взрывчатые вещества.

За ранним пробуждением последовали крики, распоряжения, приказы: «Запустить двигатели!.. По машинам!.. К бою!..» Мы еще не успели уложить одеяла, как со стороны командного пункта подбежал унтерштурмфюрер Вайзер, крича: «Пошевеливайтесь! Танки!» Потом мы услышали взрыв, и первый Т-34, охваченный пламенем, застыл менее чем в 200 метрах от нас.

Ночи были теплые и звездные. Почти всегда в одно и то же время прилетала русская «швейная машинка», она же «дежурный унтер» — так наши солдаты называли их самолет-разведчик.

Наши ночные разведчики вдруг тоже стали проявлять активность, все чаще летая на участке фронта между Курском и Белгородом.

Линия фронта постоянно была под прицелом фотоаппаратов. Позиции артиллерии, районы сосредоточения танков, каждая траншея вместе с занимавшими ее солдатами — все это фиксировалось на пленку, которая затем проявлялась и увеличивалась в разведотделах армии. По этим фотографиям наши роты получали приказы. Артиллерия знала, какие сектора нужно обстреливать. Пикирующие бомбардировщики получали целеуказание, а танки разворачивались на тех направлениях, где у противника были сосредоточены свои танки и пехота. Так приводился в действие огромный план, проработанный в мельчайших деталях. Вот-вот должен был пробить час, когда содрогнется вся линия фронта. Мы ждали этого часа. Поэтому мы и переместились ближе к фронту и расположились лагерем в лесу.

Наступил вечер 4 июля 1943 года. На небе мерцали первые звезды, над пыльной землей стелилась тонкая пелена тумана. Движение на дороге усиливалось с каждой минутой.

Двигатели танков мерно гудели — мы направлялись на фронт. Основные ударные части русских были сосредоточены на выступе в районе Курска. Немецкое командование решило нанести контрудар с целью разгромить сосредоточенные войска и устранить главную угрозу весенней кампании еще до того, как противник завершит развертывание.

Северо-западнее Куйбышево восемнадцать советских гвардейских дивизий при поддержке двух танковых бригад, моторизованных и механизированных частей, примерно семидесяти артиллерийских батарей и многочисленной авиации прорвали фронт и заняли плацдарм на немецком берегу Миуса.

По планам Сталина захват этого плацдарма должен был открыть летнее наступление Красной Армии, став первым шагом на пути к победе. «Украина должна быть нашей! На. запад!»

Танковый корпус СС устремился от Белгорода к Миусу, пройдя за четыре дня более 400 километров.

Что это значило?

Тысячи колесных машин шли своим ходом. Гусеничные машины нужно было перевозить. Железнодорожникам приходилось работать без передышки. Для переброски требовалось огромное количество топлива. Нужно было укрепить мосты. И вновь операция была обязана своим успехом немецким организационным талантам. Мы прибыли в новый район действий 27 июля, а 30 июля вышли на исходные позиции.

«4-я рота 5-го танкового батальона поступает в распоряжение полка «Германия» в качестве подвижного резерва и выступает немедленно».

Приказ поступил уже через час после того, как в ночь на 31 августа я принял роту штурмовых орудий после ранения оберштурмфюрера Йессена. Четыре самоходки, требовавших серьезного ремонта, были лишь условно готовы к бою. Несмотря на все технические неполадки (особенно туго было с радиостанциями), мы прибыли в указанный район, доложили о прибытии командиру и прилегли вздремнуть.

Едва рассеялся утренний туман, как пришли дурные вести: советские танки прорвались на участке между нами и соседней дивизией. Направление атаки — железная дорога Харьков — Полтава. Нужно было действовать без промедления. Наших войск вдоль железной дороги видно не было. Мы заняли позиции возле поросшего невысокими деревьями холма, похожего на могильный курган. Впереди в предрассветном полумраке маячили холмы.

Двигатели были выключены, поэтому мы услышали шум приближающихся Т-34. Через несколько минут мы увидели, как из-за холмов появились примерно 35 машин, увешанных гроздьями пехоты. «Орудие прямо… Дистанция — 1000… Бронебойный… Огонь!» Командиры и экипажи реагировали молниеносно. Четыре выстрела — четыре попадания — четыре пылающих вражеских танка. Красноармейцы в панике попрыгали на землю. Так повторилось несколько раз.

День 12 сентября 1943 года выдался дождливым. Мы все с головы до ног были облеплены размокшей глиной. Нигде не было видно ни единого движения. Но все же мы время от времени напоминали друг другу, что нужно быть начеку. Не сообщали ничего и по радио.

Вдруг около часа дня унтершарфюрер Бек, сидевший на башне, взволнованно крикнул: «Идут! Русские танки!» Так началось танковое сражение за Коломак.

Не медля ни секунды, механик-водитель и командир заняли свои места. Радист и заряжающий бросились вручную заводить двигатель с помощью пусковой рукоятки. Наводчик вытащил из-под танка наши вещи. С третьей попытки двигатель наконец-то завелся. Все поспешили занять свои места. Радио было включено на прием. Оружие было заряжено и проверено. Примерно в трех километрах от нас один за другим появлялись русские танки. По радио поступил приказ: «Подпустить русские танки на километр! Без приказа не стрелять! Не двигаться!»

Тем временем по радио нам сообщили, что русские наступают целой танковой бригадой примерно в восемьдесят танков. (У нас было четырнадцать машин, причем у двух из них вышли из строя двигатели.) Русские наступали осторожно, рассеяв широким фронтом свои Т-34 и несколько КВ-1 и КВ-2. Позднее выяснилось, что у противника было восемьдесят шесть танков. С левого фланга Людвиг сообщил, что ему не удалось завести двигатель. Два вражеских танка были уже метрах в шестистах от его позиции. Части пехотной дивизии, развернутые справа от нас, уже начали отступать. Лейтенант, проходивший мимо нас с остатками своей роты, сказал, что удержать позиции против танковой армады русских невозможно. От просьбы Шэфера подпустить русских поближе и устроить горячий прием их пехоте, которая наверняка последует за танками, он просто отмахнулся. Он больше не мог удерживать своих людей в окопах. После сообщения по радио разведывательный батальон, усиленный 15-й ротой полка «Дас Фюрер», попытался заткнуть дыру на покинутом участке на правом фланге, хотя ему и так предстояло обороняться на достаточно широком фронте. Эти парни, старые товарищи, прошедшие с нами не один бой, растянулись еще дальше вправо, и атака русской танковой бригады захлестнула их по всему участку фронта.

Хуберт Людвиг снова вышел в эфир. Два Т-34 приблизились к его неподвижной машине уже на 400 метров. Он получил разрешение открыть огонь и за минуту подбил оба Т-34. Русские быстро почувствовали неладное на своем левом фланге и увеличили скорость. Дождь прекратился. Большинство Т-34 приняли немного влево, поскольку пока они засекли только Людвига. При этом они подставили нам левый борт, и мы легко могли их разглядеть. Даже самые дальние из них можно было легко обнаружить по характерным серым клубам выхлопных газов дизельного двигателя.

О немецких механиках-водителях во время войны говорили немного. Они послушно водили танки, подчиняясь приказам командиров. Однако и они могли сыграть решающую роль в бою, как показали действия унтершарфюрера Ганса Талера, получившего Рыцарский крест за выдающуюся отвагу.

Три средних танка 6-й роты 2-го танкового полка «Дер Фюрер» пересекли открытое пространство, поднялись на холм и внезапно были атакованы пятнадцатью русскими танками. За несколько минут танк, который вел Ганс Талер, подбил три Т-34.

Вдруг танк содрогнулся от мощного удара по броне. Попаданием тяжелого снаряда был разбит рулевой механизм и сорвана коробка передач. Командир оценил положение и крикнул по внутренней связи: «Конец!»

Но Ганс Талер так не думал. С помощью нескольких кусков проволоки, работая изо всех сил, он сумел вернуть ход танку и запустить двигатель. Меньше чем за полчаса этот танк подбил еще семь вражеских машин. Всеми этими успехами экипаж был обязан исключительно смелым и умелым действиям Ганса Талера.

Тем не менее Талер остался спокойным и скромным человеком и носил эту награду от имени всех механиков-водителей, тихо выполнявших свою работу. Он погиб смертью солдата 7 апреля 1945 года, командуя танком в боях за Вену.

После того как между 3 и И ноября 1943 года Красная Армия прорвала немецкий фронт в районе Киева, колонны лучших советских танковых и пехотных соединений потянулись в направлении Житомира. Огромные массы войск двигались на юг, угрожая тылам группы армий «Юг». И снова германским войскам пришлось снимать с фронта механизированные и танковые части и молниеносно перебрасывать их, чтобы остановить эту волну.

Дивизия «Дас Райх» была приведена в готовность 5 ноября. В тот же вечер танковый полк «Дас Райх», включая роту «тигров», был первым направлен на погрузку на станцию в Бобруйске. Холодным туманным утром 6 ноября на улице вместе с нашими танками в ожидании погрузки выстроились бронетранспортеры моторизованного батальона нашей дивизии.

Мы преодолели 150 км по железной дороге через Владиславу и Ракитное до Белой Церкви — важного узла шоссейных и железных дорог. Мы прибыли в город в восемь вечера в полной темноте и сразу же начали выгружать танки.

Весь город готовился к эвакуации. Эшелоны один за другим отходили от станции. На улицах пылали целые горы бумаг. Все немецкие штабы и учреждения покидали город. Через час ожидался выход к городу русских танков. Люди в панике метались по улицам. Повсюду царили грабеж и разрушения.

Немецкое контрнаступление, начатое из района Бердичева при нехватке техники и людей против численно и материально превосходящих сил Красной Армии, уже в самом начале привело к занятию Житомира. Примерно в шестидесяти километрах к востоку от линии Коростень — Радомышль, встретив упорное сопротивление русских, наступление замедлилось и наконец остановилось, словно скованное леденящим холодом декабря.

Эта атака силами танковой дивизии «Гроссдойчланд», 1-й и 7-й танковых дивизий и дивизий СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и «Дас Райх» была обречена на неудачу, но, по крайней мере, с ее помощью удалось остановить прорыв Красной Армии в сердце Украины и на время стабилизировать фронт.

Сразу же после взятия Житомира 2-й батальон был переброшен в район Корнин — Скочище к западу от Фастова, к железной дороге.

В 3 часа утра танки были погружены на поджидавший эшелон, путь которого лежал на Житомир по местам, кишащим партизанами и отбившимися от своих бойцами Красной Армии. Танки были готовы к бою. В 11 утра из дымки показались большие дома, склады, заводы и сараи. Это был Житомир, вторично занятый нашими войсками три дня назад.

Мы быстро разгрузили эшелон и расположились на постой напротив железнодорожной станции, ожидая прибытия остальных частей. Часть гражданского населения уже вернулась в город. Работа железной дороги быстро была налажена, дороги для подвоза припасов были приведены в порядок, и большой город вернулся к нормальной жизни.

5-й танковый полк СС «Викинг», 17 ноября 1943 года — атака на Свидовок на Днепре в качестве наводчика в экипаже Pz-IV командира боевой группы Йессена.

На рассвете танки Pz-IV и Pz-III и штурмовые орудия готовились к атаке. Позднее к ним присоединились армейские 105-мм самоходные гаубицы. Орудие танка командира боевой группы оберштурмфюрера Йессена вышло из строя почти с самого начала, он пересел в наш Pz-IV, и мы двинулись к окраине Свидовка. Пехота полка «Вестланд» наступала по обе стороны от просеки. Русские поспешно отступили и заняли позиции на окраине городка. Вдруг оттуда открыла огонь 45-мм противотанковая пушка. Первый снаряд пришелся в жалюзи смотровой щели механика-водителя. Еще одно попадание вывело из строя блок предохранителей, и произошло замыкание. В моторном отделении возник пожар, но его быстро потушили. Я выпустил несколько фугасных снарядов, но дым от горящих домов мешал целиться. Механик-водитель был ранен в голову и ничего не видел. Радист и заряжающий оттащили его в тыл.

Мы с Йессеном остались возле танка, по которому не переставали стрелять противотанковые орудия. Потом русские атаковали и отбросили нашу пехоту. Нам пришлось бежать вместе с пехотинцами, чтобы не попасть в руки противника. На опушке леса Йессен собрал рассеявшихся солдат, чтобы организовать ответный удар. С «вальтером» в руках он ободрял пехоту. Я схватил МГ-34 с ленточным питанием. С криками «ура!» мы выскочили из леса, и русские бросились обратно. Я видел бегущих впереди русских и стрелял из пулемета от бедра. Вскоре мы вернулись к своему Pz-IV. Йессен хотел, чтобы штурмовое орудие отбуксировало его в тыл. Для этого мне нужно было залезть на место механика-водителя и поработать тормозами бортовых фрикционов. Я выглядывал из-за угла дома, считая время между разрывами снарядов противотанковой пушки: восемь или девять секунд. За это время я должен был занять место механика-водителя. Вперед! Выстрел — взрыв. Одним прыжком я вскочил на корпус танка и нырнул в люк над водительским сиденьем. Тут же последовало новое попадание — в маску пушки. Тем временем Йессен привел штурмовое орудие. Но не успело оно развернуться, чтобы буксировать нас, противотанковая пушка попала ей в борт, тяжело ранив унтершарфюрера Понтера Плоэна.

Только второй самоходке удалось сделать дело. Она пересекла открытое место и заняла место перед нашим танком под прикрытием дома. Потом она потащила наш Pz-IV по широкой дуге в обход деревни, прямо через скопление русских, готовившихся к новой атаке. Все мое внимание было поглощено буксировкой и фрикционами. Противотанковая пушка вела ожесточенный огонь по танку, неизбежно подставлявшему ей борт. Попадание в корпус, попадание в башню, попадание в двигатель… Взрывы гремели вокруг меня. По лбу струился пот. В любой момент танк мог вспыхнуть и взорваться. Оторванный кусок смотрового прибора командирской башенки с лязгом свалился вниз и ударил меня по плечу. Проклятие, вот это боль!.. Я захлопнул крышку люка над местом механика-водителя, чтобы в него больше ничего не падало. Потом подо мной, со стороны радиста, раздался грохот. Танк подскочил, и я собственной головой попробовал на прочность крышку люка.

Перед глазами поплыли звезды. Штурмовое орудие затащило наш танк на мину. Гусеница была сорвана, двух катков — как не бывало. Вот и все! В довершение всех бед русские обошли нас и атаковали с фланга. Теперь оставался только один выход — наружу. Я схватил в охапку шифровальные документы и электрическое запальное устройство, так как времени взрывать танк не было. Русская пехота, атаковавшая с криками «ура!», была уже метрах в шестидесяти. Две самоходные гаубицы остановились и открыли огонь по массе пехоты фугасными снарядами. Я бежал, чтобы не оказаться отрезанным, спасая свою жизнь, и вдруг услышал взрыв за спиной.

Танковая дивизия СС «Лейбштандарт» была поднята по тревоге 5 ноября и переброшена по железной дороге на восток. Прибыв к месту назначения 11 ноября, на следующее утро она была направлена в распоряжение XXXXVII танкового корпуса, который должен был наступать двумя ударными группами в направлении шоссе Киев — Житомир. В дивизии была всего одна рота «тигров» — 13-я тяжелая танковая рота 1-го танкового полка СС, и эти «тигры» были брошены в бой 13 ноября. Около полудня они достигли реки Каменка, и оберштурмбаннфюрер СС Шебергер, командир танкового полка СС, приказал переправить их через реку восточнее села Почуйки. К югу от речки Унава танки впервые столкнулись с массами вражеских танков. Сначала в бой был брошен батальон «пантер», который оказался прямо на пути вражеского танкового удара. Когда рота «тигров» под командованием гауптштурмфюрера Клинга двинулась вперед, противник уже пришел в движение. Целью атаки был назначен Брусилов — там противник сосредоточил 1-й, 5-й и 8-й гвардейские танковые корпуса.

В последовавшем бою отчаянно сражались два взвода под командованием унтерштурмфюреров Вендорфа и Витманна.

К полудню один только экипаж Витманна, в котором 88-мм орудие наводил Бальтазар Волль, подбил десять Т-34 и восемь противотанковых орудий. Далее Витманн двинулся на разведку и обнаружил еще одну пушку и несколько Т-34, которые он атаковал вместе со своим взводом. Взвод Вендорфа также принял участие в бою, в результате которого были подбиты все одиннадцать танков и противотанковых орудий.

К вечеру на счету экипажа Витманна значилось еще десять Т-34 и семь противотанковых пушек. Только после нескольких дней боев, 24 ноября, 1-й танковой дивизии СС удалось взять Брусилов. Дивизии немецкой 4-й танковой армии перегруппировались. 1-я и 7-я танковые дивизии и 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт» должны были нанести удар во фланг советской 60-й армии из района Каменка — Федоровка. «Тигры» атаковали 6 декабря. Противотанковый рубеж в районе села Стырты был прорван. При этом было уничтожено много противотанковых орудий. Затем экипаж Витманна подбил советскую самоходку, и вскоре село Стырты было взято. Нагнав длинную колонну отступающего противника, «тигры» разгромили ее фугасными снарядами. Танки продолжили движение на Головино. Когда русские танки начали стрелять, «тигры» открыли ответный огонь и сровняли противника с землей. Михаэль Витманн, подбивший в эти дни свой 66-й танк на востоке и примерно такое же количество противотанковых орудий, любил говорить: «Каждый танк имеет значение, но каждая противотанковая пушка — вдвойне». С ним согласился бы любой танкист. Хорошо замаскированное противотанковое орудие трудно обнаружить. Высокий темп стрельбы, при котором командир танка не успевал его заметить, делал противотанковую пушку одним из самых опасных врагов танка.

Когда противник прорвал позиции немецкой 4-й танковой армии в районе Бердичева, три танковые дивизии, включая и «Лейбштандарт», были брошены на юг, чтобы снова заткнуть брешь. На Рождество танковая дивизия СС «Лейбштандарт» заняла позиции на северной окраине Бердичева. «Тигры» дивизии «Лейбштандарт» получили поддержку со стороны 1-й танковой дивизии, и русские танковые части, наступавшие с севера, были остановлены и уничтожены.

В том, что русские накапливали силы, не было никаких сомнений. Пока они подтягивали войска, перегруппировывались и пополнялись, нам приходилось оттягивать в тыл боеспособные танковые дивизии, чтобы бросить их в бой на угрожаемых участках фронта. В многочисленных листовках, разбрасываемых с самолетов над фронтом, русские открыто говорили о ближайших планах. Они говорили о том, как будут поить коней из Буга, Вислы и Одера!

Тем временем земля подмерзла, и даже если в начале декабря столбик термометра и не опускался до минус 40, холод все же сильно осложнял жизнь немецким войскам.

Ветер волнами гнал снег по зимним равнинам и оврагам. Снежинки белым покрывалом ложились на перепаханные гусеницами поля, разрушенные дома и разбитые дороги. Холодными темными ночами вдали, в тылу мерцали огоньки деревень и домов. К северу и к востоку от нашей стоянки расположились реактивные минометы, позиции артиллерии, тяжелые и легкие зенитные орудия. Они сливались со склонами и оврагами вокруг деревень. Дым от печек, установленных в землянках, весело поднимался в небо и кружился на ветру. Долгие дни линия фронта оставалась тихой и спокойной, зарываясь в землю.

В один из дней, когда над сияющими снежными полями раскинулась безоблачная синь декабрьского неба, все утро и весь день раздавался рев приближающихся советских самолетов. Не один раз — раз пять или шесть — советские самолеты налетали на деревню. Были погибшие и раненые, разрушенные дома, горящие машины. Опасность воздушных налетов стала неприятным сюрпризом. Экипажи сидели по домам и не могли вовремя укрыться под танками. Разумеется, русские бомбардировщики обнаружили танки, стоящие возле домов, и сосредоточили атаку на них.

Строчки очередей тяжелых пулеметов ложились на землю, словно жемчужные ожерелья, среди разрывов бомб, сброшенных на дома и машины. В ясное зимнее небо поднималось пламя, столбы огня и дыма тянулись вверх. Часто речь шла о жизни и смерти. Полуодетые танкисты умывались в домах, когда услышали стук очередей и рев пикирующих и выходящих из пике самолетов. Вскоре вокруг танков началась свистопляска ракетных разрывов. В такие минуты, когда смерть приближалась с таким гулом, что, казалось, можно было услышать, как она насвистывает на ходу, а то и увидеть ее лицом к лицу, каждый безмолвно молился, чтобы смерть обошла его стороной — хотя бы еще раз. Между тем приближалось Рождество 1943 года. Солдаты писали письма, мысленно оставаясь рядом с далекими любимыми. В основном боевой дух был на высоте. Вскоре дивизию должны были вывезти на переформирование на полигоны в Штаблаке и Оржише в Восточной Пруссии.