Очень часто, когда будущий батюшка был еще совсем маленьким, тетя Александра брала его с собой на работу и, чтобы он не мешал, усаживала на стул.

— Этеокли, — говорила она ему, — не качайся, чтобы Боженька тебя любил.

Тот какое‑то время оставался неподвижным, но потом начинал чувствовать, что больше так высидеть не в силах.

— Ты должен сидеть тихонько, — говорила тетя, — чтобы Христос тебя забрал в Рай.

— Я сейчас немного качнулся, неужели я потерял Рай? — взволнованно спросил малыш.

Батюшка говорил нам:

— Аскетическое благочестие простого народа, которое я видел, живя рядом с бабушкой, с тетей Александрой, и очень прочные монашеские традиции Мессинии дали мне глубоко православное воспитание. С детских лет каждый вечер при свете керосиновой лампы или луны, так как во время оккупации нельзя было включать свет, я читал Повечерие.

Помню следующий случай: четырехлетним ребенком родители взяли меня на службу в один из близлежащих монастырей. По дороге я надкусил сорванную травинку, и весь рот у меня наполнился горечью. Как только мы пришли в монастырь, я побежал к крану сполоснуть рот. Один монах заметил это и подозвал меня к себе:

— Что ты там делаешь?

— Я сполоснул рот, потому что чувствовал горечь.

Когда Этеоклис был маленький, — рассказывала нам тетя Александра, — он молился такими словами:

— Христе мой, дай мне силы убеждать людей веровать Тебе и идти за Тобой, а хороший голос, чтобы петь, мне не нужен!

Тетя Александра однажды сказала своему знакомому о батюшке:

— Я недоумеваю, почему этот человек не родился прямо в рясе?

Как‑то мы спросили батюшку:

— Геронда, что Вы будете делать, если Церковь примет решение упразднить ношение рясы?

Однажды, когда Этеоклис был маленьким и еще не ходил в школу, он узнал, что на следующий день его тетушки собираются на Божественную литургию в храм, находящийся недалеко от села. Еще с вечера малыш начал упрашивать взять его с собой. Тетушки пообещали, но он, догадавшись, что они хотят, как это уже не раз бывало, пойти без него, составил свой план.

Утром его будит возмущенная тетушка и говорит:

— Этеокли, мы не можем найти наши туфли, ты их спрятал?

— А–а-а, попались? Вы бы ушли без меня. А теперь сначала я соберусь, а потом отдам вам туфли.

Таким образом он добился того, чего хотел, и с радостью пошел с тетушками в храм.

К пресвитерской хиротонии он не успел сшить себе облачение. Из разных старых облачений, находящихся в ризнице, ему собрали один комплект. После литургии к батюшке подошел регент и сказал:

— Отче, Вы сегодня поразили меня и преподали хороший урок.

— Почему? — спросил батюшка.

— Потому что любой священник на свою хиротонию приезжает с новым облачением. Но чтобы на хиротонии у отца Епифания (благодаря своим книгам, он уже был известен) было чужое облачение, да еще и такое, собранное с миру по нитке?!

Один молодой человек, желая поставить батюшку в неловкое положение, сказал ему:

— Отец Епифаний, вы, целибатные священники, ничего не даете человечеству. У вас нет семьи, нет детей… Вы — бесплодные смоковницы, которые, согласно Евангелию, должны быть срублены и брошены в огонь.

Батюшка ответил ему:

— Брат мой, не буду отвечать тебе на языке Евангелия, так как ты им пренебрегаешь, но возьму твое сравнение целибатного клирика с неплодной смоковницей. Как ты знаешь, кроме плодовых деревьев есть и другие, которые не дарят человеку плодов, но они необходимы ему или из‑за своей древесины, или из‑за листьев, или из‑за тени, которую они дают… Для меня вполне достаточно, если взять твое сравнение целибатного священника с бесплодным деревом, быть одним из них… Скажем — великаном платаном, в тени которого укрывается утомленный путник, чтобы отдохнуть и почерпнуть силы на дальнейший путь!

Прошло время, и этому молодому человеку потребовался «великан платан». Что же случилось? Он сделал попытку покончить жизнь самоубийством, и когда, к счастью, она не удалась, пришел в себя и спросил о… «бесплодной смоковнице». И отец Епифаний в ту же ночь, когда он получил телеграмму, взял такси и отправился в провинциальный городок, где жил этот молодой человек, чтобы вдохнуть в него силы для дальнейшей жизни.

Как‑то в воскресенье отец Епифаний, будучи болен, не смог пойти в церковь. Тетя Александра решила, что она тоже не может пойти в храм, оставив больного одного. Он настоятельно советовал ей пойти, но та не соглашалась и принялась готовить ему завтрак. Тогда батюшка властно сказал ей:

— Такая, не освященная воскресной литургией, еда мне не нужна.

Блаженной памяти отец батюшки Иоанн, получив при выходе на пенсию единовременное денежное пособие, захотел купить себе маленькую машину, чтобы было удобнее ездить в деревню.

Батюшка не одобрил это решение, так как в то время автомобили были только у состоятельных людей и считались роскошью. Но отец настойчиво подыскивал все новые доводы в пользу приобретения машины, которые батюшка успешно опровергал.

Наконец Иоанн нашел, по его мнению, аргумент, который безусловно должен был сломить сопротивление сына. Он обрадованно сообщил, что врач, который наблюдает его, узнав о заветном желании Иоанна, посоветовал ему купить автомобиль, так как это даст психологическую разгрузку и положительно повлияет на его больное сердце.

Когда батюшка услышал этот последний аргумент, то остроумно заметил:

— Ты хочешь сказать, папа, что врач в рецепте прописал тебе вместо таблеток автомобиль?

— Геронда, Вы видели когда‑нибудь какое‑либо видение?

— Нет, дитя мое. Не видел и не желаю видеть. Я хочу видеть только свои грехи.

Один человек как‑то раз спросил отца Епифания:

— Батюшка, видели ли Вы в своей жизни чудеса?

Характерные черты Православия — аскетическая жизнь и общение в любви.

Приходите в церковь пораньше. Утреню мы служим для верующих, а не для скамеек.

Одна женщина сказала отцу Епифанию:

— Геронда, когда мой муж идет в храм, я не иду.

— Ну, тогда не ешь, когда он ест, и не спи, когда он спит. По–твоему, ведь так получается? Каждый ходит в церковь за себя, а не за другого.

Божественное Причащение — преимущественно Таинство веры. В Крещении есть вода, пусть освященная, но вода. В Елеоосвящении есть елей, хоть и освященный, но елей. В Божественном Причащении мы видим хлеб, чувствуем вкус хлеба, но это не хлеб. Это Тело. Видим вино, чувствуем его вкус, но это не вино. Это Кровь. Это Таинство, прежде всего, Таинство веры, так как наши чувства не могут его постичь.

Божественное Причащение — это не награда, а лекарство.

— Почему в Церкви существуют беспорядки и нестроения и мы не находим совершенства даже у тех, кто всецело посвятил себя Богу?

— Чтобы мы не опирались на людей или на что‑либо преходящее, но постоянно обращали наши помыслы к Богу, к Небу — нашей вечной родине.

На замечание одного своего духовного сына, что было бы очень хорошо, если бы в Церкви были мудрые люди, так как она в них нуждается, Старец ответил:

— Конечно, было бы хорошо, чтобы в Церкви были мудрые и талантливые люди, но не потому, что она в них нуждается. Церковь ни в ком не нуждается. Мы в ней нуждаемся, так как без Нее не спасаемся. Понятно, что, если у нас есть некие способности, мы должны их употреблять во славу Божию. Не следует, однако, переоценивать нашу лепту. «Мы рабы ничего не стоящие» (Лк. 17, 10).

Церковь спасает, а не спасается.

Монашество — кратчайший путь к обожению.

Великая схима — не награда, а время борьбы.

Великая схима принимается или из любви к Богу, или для непрестанного покаяния.

Готовя одного брата к постригу, батюшка настаивал:

Лично мы великодушны ко всем — но не в монастырских делах.

Наставление монахам: «Мы пришли сюда, главным образом, не для рукоделья, не для огородов и строек, потому что и без всего этого можем спастись. Мы пришли сюда, в первую очередь, ради души. Чтобы ее спасти, надо проводить день безгрешно, в кротости, в молитве, исполняя свое правило».

Если вы будете ссориться при посторонних, знайте, что вы покинете монастырь. Я построил обитель не для того, чтобы смущать чьи‑то души.

Отец Епифаний никогда не был монахом в полном смысле этого слова, однако имел ясное монашеское сознание, какое редко можно встретить у клириков, проходящих свое служение среди народа. Такое же сознание он старался развить и у своих духовных детей — безбрачных клириков. Вот один из примеров, связанных с монашеской добродетелью нестяжания.

Духовное чадо Старца, безбрачный священник, имевший послушание епархиального проповедника, считал вполне естественным «на всякий случай» откладывать из своей зарплаты немного денег на счет в сберегательной кассе.

Как‑то раз в телефонном разговоре с батюшкой он упомянул о существовании счета, не осознавая ненормальности такого положения дела.

Батюшка, услышав о сберегательной книжке, сильно разволновался и обязал священника на следующий же день (был уже вечер) пойти и закрыть свой счет, сняв с него все вложения. Так чужда было сознанию батюшки забота о земном.

Кто‑то может иметь привязанность даже к своим очкам.

Если мы хотим спастись, никогда не будем доверять себе.

На службе у послушания должно находиться сердце, а не логика. Не думайте: «Отец Епифаний сказал так, но имел в виду совсем иное, или же он сказал неверно». Рассуждая так, вы даете в себе место лукавому.

Добродетель послушания только тогда имеет цену, когда мы ради нее делаем нечто противоречащее нашей логике. Если же послушание отвечает нашим собственным намерениям, то это уже будет не послушание, а согласие. И в этом случае было бы странно, если бы кто‑нибудь проявил непослушание.

— Геронда, чем отличается послушание коммуниста своей партии от послушания христианина своему духовнику?

— Послушание христианина несет ему освобождение от страстей.

Совет одному юноше, который самоуверенно составил план своей помощи Церкви и хотел знать, есть ли воля Божия на то, чтобы осуществить его:

— Дитя мое, не доверяй своей логике. Предоставь Богу руководить тобой. Если человек стремится исполнить волю Божию, то Бог найдет возможность открыть ему Свою волю. Бог не имеет в нас нужды. Он заботится о Своей Церкви и может из камней сделать людей, которые поведут Его народ.

Некий послушник, преуспев в послушании отцу Епифанию, часто испытывал на молитве сильное умиление. Оно не покидало его даже в пути, когда он творил Иисусову молитву. Однажды по действию диавола он проявил непослушание батюшке и отправился на Святую Гору Афон, чтобы узнать, кто был прав в том, что произошло. Естественно, умиления на молитве он уже не испытывал.

На Святой Горе Старец, разумеется, указал на его ошибку, посоветовав ему вернуться назад и попросить прощения у отца Епифания. По дороге послушник говорил себе:

— Приду, поклонюсь батюшке и попрошу у него прощения за те переживания, которые я ему причинил.

И прежде чем он осуществил это намерение, Господь посетил его на пути и вновь даровал утраченное умиление.

Если вы хотите преуспеть в духовной жизни, ничего не держите в тайне от своего духовника.

Лучше быть в плохих отношениях с Богом, чем с духовником, так как в этом случае духовник примирит тебя с Ним. Разойдясь же с духовником, ты пресечешь свой путь к Богу.

Тем, кто из стыда откладывал исповедь «на потом», батюшка говорил:

— Если уже сейчас ты стыдишься исповедоваться в своих грехах, что же будет потом, когда ты еще больше закоснеешь в них?

— Зачем ты весь цвет своей молодости даришь греху, а Господу оставляешь одну лишь старость? Что ты сказал бы, увидев дряхлого старичка, который просит царя принять его себе в услужение? «Если, — говорит блаженный Августин, — ты каешься, уже состарившись, то не ты оставляешь грех, а он оставляет тебя».

Справедливы строгие слова преподобного Никодима Святогорца

[32]

. В своем «Эксомологитарии»

[33]

он говорит, что прежде всего мы сами несем ответственность за свою духовную жизнь. Конечно, и одно «простите» спасает человека, как, скажем, благочестивого разбойника или святую Таисию, но они долгое время пребывали вне Церкви. Что же касается членов Церкви, то они связаны определенными обязательствами, и этого для них недостаточно.

Однажды батюшка доверительно сказал своим духовным чадам:

— Часто, когда вы исповедуетесь и рассказываете о своих трудностях, я стараюсь подготовить для вас какой‑то ответ. Но, начиная говорить, произношу совсем иное. Вот свидетельство того, что здесь действительно совершается Таинство.

К каждому нашему прошению будем добавлять: «…не якоже аз хощу, но якоже Ты» (Мф. 26, 39). Эти слова излишни только в одном случае, когда мы молимся о своем спасении, так как Бог «всем человекам хощет спастися и в разум истины прийти» (1 Тим. 2, 4).

Когда творите Иисусову молитву, вникайте в каждое произносимое вами слово.

Во время работы позволительно, и даже необходимо, молиться. Но во время молитвы ничем другим заниматься нельзя.

Любой человек может часами сосредоточенно обдумывать свои проблемы. Раньше, когда не было калькуляторов, бухгалтеры трудились по восемь часов, часто без перерыва, и ничто, даже работающие рядом отбойные молотки, не рассеивало их внимания. То же самое бывает со школьниками и студентами, когда они готовятся к занятиям.

Но как только человек встанет на молитву, все трудности, с которыми он сталкивается в семье, на работе, начинают притягивать к себе его внимание.

Это и служит доказательством существования диавола. Молитва его попаляет, поэтому он всеми силами и восстает против нее.

—

Геронда, — сказали батюшке супруги, работающие на предприятии, — когда мы вечером, усталые, возвращаемся с работы, у нас уже нет никакого желания молиться.

— Но вы же не теряете аппетит? Какими бы усталыми вы ни были, вы никогда не отказываетесь от ужина. Точно так же, и даже больше, мы должны заботиться о пище для души. Этой пищей является общение с Богом.

Никогда не оставляйте молитву. Молитесь перед едой и после еды, утром, днем, вечером. Особое внимание обратите на чтение повечерия. Какими бы занятыми или уставшими вы ни были, не опускайте его. Это ваша жертва и, в первую очередь, выражение вашей любви. Так, когда поздней ночью вам звонит по телефону близкий человек, вы, забыв о своей усталости, можете часами говорить с ним. И ничуть не негодуете на него из‑за позднего звонка, но, напротив, вы счастливы, разве не так?

Боюсь, что тот, кто сознательно уклоняется от поста — я имею в виду, естественно, здоровых людей, — не заботится всерьез о своем спасении.

Как‑то раз отец Епифаний рассказал нам следующий случай:

— Некто из моих духовных детей однажды сказал мне: «Вы знаете, Геронда, я не согласен с постом. Какой он имеет смысл?» — «Пост, — ответил я, — является одним из церковных установлений. Он был установлен еще в Раю. Постились пророки, Моисей, Сам Господь, апостолы, святые отцы… Если ты не начнешь соблюдать посты и останешься при своих убеждениях, то тебе надо будет поискать другого духовника».

Однако если бы он мне сказал: «Вы знаете, Геронда, я принимаю пост таким, каким его установила Церковь, но мне трудно так строго соблюдать пост, и я пощусь как могу», то я ответил бы ему: «Твое усердие принимается, дитя мое. Насколько это в твоих силах, старайся приблизиться к такому посту, каким его установила Церковь». Но разве можно говорить: «Я не принимаю пост»? Кто ты такой, чтобы так говорить? Прислушайся к тому, что я тебе сказал!»

Подобный же ответ отец Епифаний дал на исповеди одному человеку, который заявил, что он старается исполнять главнейшие установления нашей веры, пост же считает чем‑то маловажным и поэтому не соблюдает его.

— Успенским постом 1967 года, — вспоминают супруги, духовные чада батюшки, — мы гостили у родственников и, следуя заведенным у них обычаям, не постились. Считая свое поведение естественным, мы как бы простили сами себя, и когда спустя время пришли на исповедь к батюшке, то ничего не сказали ему об этом. Отец Епифаний прочитал разрешительную молитву, и мы стали обсуждать волнующие нас вопросы. В ходе беседы батюшка узнал, что мы не постились. Лучше нам было провалиться сквозь землю, чем услышать строгие слова Старца:

— Вы думаете, что, умолчав о столь тяжком грехе, вы исповедались?

Когда люди рассказывали отцу Епифанию о своей болезни и о том, что врач не рекомендует постную пищу, он всегда, не вдаваясь в скрупулезное исследование недуга, делал послабления, вплоть до полного упразднения поста. Некоторые упрекали его в чрезмерной мягкости. Кто‑то однажды сказал батюшке:

— Согласно святым отцам Церкви, духовник, учитывая состояние здоровья больного, только тогда может освободить его от поста, когда тот немощен и даже в случае пожара не сможет самостоятельно выбраться из огня. Отменять пост можно только тяжелобольным.

— У святых отцов этого нет, — ответил Старец.

— Есть, — настаивал тот.

— Нет, потому что отцы не пишут глупостей. Мне приходится исповедовать лежачих больных, перенесших черепно–мозговые травмы, инфаркты, инвалидов с наследственными неврологическими болезнями. И все они не только могут поститься, но пост в медицинских целях даже предписывается им при таких заболеваниях. И наоборот. У меня есть духовные чада, которые кажутся совершенно здоровыми, они полны сил, работают, но им предписано употреблять скоромное в силу болезней, которые на первый взгляд незаметны, как, например, сахарный диабет. Таким образом, разрешать или не разрешать пост — зависит не от нашего восприятия больного: прикован он к постели или может ходить, а от его болезни и заключения верующих врачей, которые и несут ответственность за строгость соблюдения поста больным.

Отец Епифаний был непримиримым противником настойчивых попыток некоторых обмирщенных церковных деятелей пересмотреть и смягчить церковные установления, касающиеся поста. Он говорил:

— Пост настолько ценен, что, если бы он и не был установлен Церковью, его следовало бы установить сегодня. Но уж никак нельзя ни изменять, ни тем более упразднять это утвержденное веками церковное правило, которого держались столь многие святые.

Свои деньги, дети мои, помещайте в Небесный банк.

Мы должны быть милостивыми, чтобы и сами были помилованы. Будем давать даже более десятины (10–ю часть наших доходов) нуждающимся — чтобы наша праведность превзошла праведность книжников и фарисеев, которые давали лишь десятину — и так наследуем Царство Небесное.

— Давай десятину бедным, — неоднократно советовал Старец одному состоятельному человеку.

Однако тот либо подавал какую‑нибудь мелочь, либо отмалчивался. Наконец он совсем пропал, и батюшка не встречал его довольно долго. Однажды он появился вновь.

— Где ты пропадал столько времени?

— И не спрашивайте, мне стыдно об этом говорить.

— Ничего, рассказывай, не стесняйся.

Накануне Рождества 1968 года, — рассказывает духовное чадо отца Епифания, — находясь в своей исповедальне, батюшка вдруг заметил, что для раздачи милостыни у него осталось всего лишь 50 драхм. Тогда он остановил исповедь и стал молиться: «Господи, если ко мне на исповедь придет бедняк, как я отпущу его с пустыми руками? Я прошу Тебя, пошли мне деньги». После этой молитвы он продолжил исповедь. Вскоре в дверь постучали:

— Геронда, некий господин сильно торопился и просил передать Вам этот конверт.

Батюшка открыл конверт. В нем было 20 000 драхм и записка: «Для Ваших бедняков». Старец сам рассказал мне этот случай, а также и то, куда он употребил эти деньги. И закончил:

— Сейчас я снова без денег. Но… есть Бог.

Вечером, в день нашего разговора, отец Епифаний возвратился из храма Трех Святителей весь в слезах. Я спросил, что его так растрогало. И услышал:

Некий господин каждый месяц раздавал милостыню. Однажды он изменил своему правилу и сказал отцу Епифанию:

— Геронда, в этот месяц я не давал милостыню, потому что у меня в доме испортился водопровод и все деньги ушли на ремонт.

— Своим поступком ты как будто обокрал бедняков, — сказал ему Старец. — Мы не должны тратить десятину на свои личные нужды. Десятина принадлежит Богу, Который раздает ее бедным.