Капрал проснулся ранним утром; дневная рутина еще не началась. Заняться было нечем, и он развлекался, швыряя кусочки хлеба мышам, частым посетителям его каморки, наблюдая за их играми и возней. Первая мировая война, так называемая «Великая война», закончилась, и будущее капрала, не сохранившего связей ни с родственниками, ни с друзьями, выглядело весьма мрачно.

Он вернулся с фронта, но не с нескончаемыми толпами солдат, не с серыми усталыми колоннами, несущими в складках своих шинелей запахи грязи, пороха и разлагающейся плоти. Дело в том, что незадолго до перемирия его ослепило в газовой атаке неподалеку от Вервика, на франко-бельгийской границе, и его перевезли на север, в Померанию, в военный госпиталь в Пазевалке. Известие о том, что 11 ноября 1918 года боевые действия были прекращены и Германия проиграла войну, что кайзер Вильгельм и немецкие принцы отреклись от престола и провозглашена Германская республика, повергло его в отчаяние. Теперь он ожидал демобилизации в мюнхенских бараках, где ютились остатки его полка.

По рождению он был австрийцем. В августе 1914 года, будучи гражданином Австрии, Адольф Гитлер все же сумел попасть в резервный Баварский пехотный полк, носивший название «полк Листа». С первых недель войны и до ее последних дней, полные четыре года, он служил там с честью. Будучи вестовым при штабе полка, то есть, пользуясь его собственным выражением,

Gefechtsmeldegänger

(связным на поле боя), он принял участие во множестве кровавых сражений во Франции и в Бельгии. Не раз он лишь чудом избегал смерти. Был награжден Железным крестом первой степени за храбрость. «Ни у кого из тех, кто знал [Гитлера] близко, не было сомнений в его храбрости», – свидетельствовал позже полковой адъютант. «На поле боя он зарекомендовал себя храбрым, надежным вестовым, без всякого сомнения, достойным Железного креста первой степени. Еще до вручения этой награды его несколько раз представляли к ней. Это был тот самый неизвестный солдат, скромно и достойно исполнявший свой долг»

В скором времени ему придется надеть гражданскую одежду. Героев войны вокруг хоть пруд пруди. Никто не обращает внимания на колонны вооруженных оборванных солдат, в глазах которых отражаются невыразимый ужас и смерть, – солдат, оказавшихся в гражданском мире, который они уже не узнаю́т, который они глубоко презирают. Положение с продовольствием в Германии оставалось очень серьезным. Никому не было дела до голодающих. И все же несколькими крошками можно было поделиться с мышами. «Так как я обычно просыпался до пяти утра, – пишет Гитлер в “Майн Кампф”, – у меня вошло в привычку бросать на пол объедки и хлебные корки мышам, которые резвились в моей комнате. Я наблюдал, как эти смешные маленькие твари гоняются друг за другом ради нескольких вожделенных кусочков. В своей жизни я пережил столько бедности и голода, что мне было легко представить себе голод, а значит, и радость этих маленьких созданий»

«Вначале Гитлер обратился к членам Туле, и именно они первыми поддержали его»

31

, – писал Рудольф фон Зеботтендорф в книге «Еще до Гитлера», вышедшей в Германии в 1933 году сразу после того, как Гитлер стал канцлером. За много лет до этого – в 1917-м – Зеботтендорф основал в Мюнхене общество Туле. Он и был его Великим Магистром во времена красного правительства Эйснера и Республики Советов, до 1919 года. Затем он уехал из Германии и поселился в Турции. Зеботтендорф не мог непосредственно наблюдать процесс восхождения Гитлера к вершинам власти, что отчасти объясняет ту наивность или простоту, с которой он опубликовал свою книгу. Ему следовало бы знать, что Гитлер никогда не признавал заслуг своих прежних учителей, руководителей, помощников или начальников – за исключением Рихарда Вагнера и Дитриха Эккарта. Тем же, кто имел неосторожность напомнить ему о своей роли, затыкали рот, а порой их бросали в концентрационный лагерь. Но Зеботтендорфу повезло: Рудольф Гесс, бывший член Туле, стоящий теперь у вершин власти Третьего рейха, позаботился о своем бывшем Великом Магистре. Зеботтендорфа освободили под предлогом того, что воздух за пределами Германии будет полезнее для его здоровья.

Tule-Gesellschaft

(общество Туле) было тайным обществом, которому уделяется большое, а порой и чрезмерное внимание в книгах об оккультной стороне нацизма. Возможно, именно поэтому до недавних пор историки академического направления старались обходить эту тему стороной. В результате сложилась ситуация, о которой пишет Петер Левенда: «Если послушать большинство историков, складывается впечатление, что

Tule-Gesellschaf

– это мелкая аберрация, аномалия, не заслуживающая серьезного рассмотрения»

32

. Однако объем значимых фактов, касающихся общества Туле, так велик, что в любой биографии Гитлера или истории нацизма для них должно найтись место, иначе мы упустим сведения об очень важном периоде в жизни Гитлера. И здесь необходимо подчеркнуть, что нижеследующие главы основаны на исторических фактах, а не на капризных полетах фантазии.

Около 1880 года в европейском сознании произошла любопытная перемена. Уже в начале XIX века завоевания Просвещения – и всего века Разума – были поставлены под сомнение движением романтиков. Теперь же на защиту прав эмоциональных составляющих человеческой природы встала новая мощная волна интуитивизма и витализма. Поначалу эта перемена проявилась в искусстве, главным образом, через импрессионистов с их «взрывом света». Затем на сцене культуры один за другим появились (упомянем лишь важнейшие фигуры первооткрывателей) Ницше, Фрейд, Бергсон и Пруст. Все они бросали вызов единовластию разума; человеческое существо пыталось вырваться из смирительной рубашки рационального ума. В результате, добившись свободы, человек, с одной стороны, почувствовал себя потерянным в новообретенном мире, с другой – у него закружилась голова от новых возможностей и перспектив. Именно в те времена целью человеческого развития провозглашалась то одна, то другая разновидность «сверхчеловека». «Переоценка всех ценностей» Ницше вызывала эйфорию и в то же время глубокий страх – казалось, исчезают самые привычные и надежные ориентиры.

В этом культурном перевороте, в ходе которого росло напряжение, в итоге приведшее к Первой мировой войне, важную роль играло Теософское общество, основанное в 1875 году Е. П. Блаватской и Г. С. Олкоттом. Быстрое и широкое распространение теософии говорит о том, что она в чем-то отвечала глубоким и нереализованным потребностям человеческого существа. Действительно, человек сложнее, чем полагал Декарт и философские наследники картезианства: материалисты, позитивисты, сайентисты и редукционисты. Безусловно, в человеке присутствует телесная, материальная часть, но в нем есть и витальная составляющая со своими жизненными силами, есть и ментальная часть (которую Декарт считал эпифеноменом), а также душа. Теософия заимствовала на Востоке идею многослойной природы нашего существа, соответствующей космическим уровням бытия. Также она позаимствовала и идею о том, что история человечества уходит в прошлое куда дальше, чем тот неправдоподобно малый временной отрезок, который считается историей в современной академической науке. Идея реинкарнации придала краткой человеческой жизни некий новый смысл. Немаловажно и то, что теософия предложила новый, не антропоморфный образ Бога: все есть «Это» и с Этим можно войти в прямой контакт, даже стать Этим – ведь Оно вживую присутствует в глубине души человека.

Реакционеры ненавидели социал-демократов и страшились их подъема, но даже Бисмарку не удалось предотвратить его. В 1912 году социалисты получили в парламенте 110 мест – больше, чем какая-либо другая партия. В 1914 году на волне всеобщей эйфории, вызванной началом войны, социал-демократы на время позабыли о своем принципе интернационализма и предали его. Однако война обманула их ожидания, и под давлением коммунистов и событий в России 1917 года большинство вернулось к первоначальным идеалам. Начиная с революции 1918 года, превратившей Германию в республику, страна оказалась расколотой на два враждебных блока и «угроза гражданской войны нависла над Германией, как грозовая туча»

78

.

Общество Туле – «вероятно, самая могущественная тайная организация в Германии»

79

– хорошо понимало возможные катастрофические последствия этого разрыва между правыми и левыми и попыталось бороться с этим. Нужно было завоевать расположение рабочих, обратить их к националистическим идеалам. В приведенных ниже словах Гитлера из «Майн Кампф» слышится отзвук этих забот Туле: «Буржуазия недооценивала важность масс и, следовательно, важность социальной проблемы. В результате буржуазия способствовала отчуждению рабочих от их собственной расы (

Volkstum

), направив их в объятия еврейско-марксистских вождей. Это непростительная ошибка… Для успеха партии решающее значение имеет ее способность поддерживать связь с массами»

80

.

Быть может, мысль о том, что рабочих совершенно необходимо привлечь в националистический (и антисемитский) лагерь, была подсказана обществу Туле политически активными элементами рейхсвера – такими, как генерал Арнольд фон Мёхль или капитан Карл Майр. «Между рейхсвером и Туле существовали личные и идеологические связи»

81

, – говорит Орцеховски. Это подтверждает и Иоахим Кёлер: «Майр был доверенным Ордена»

82

. Действительно, между всеми правыми активистами, к каким бы организациям они ни принадлежали, существовали прочные взаимоотношения. Рейхсвер,

Germanenorden

, Пангерманская лига и Добровольческий корпус работали вместе. В хаотичной и напряженной атмосфере тех дней правые чувствовали, что их держат в осаде «большевистские силы», и считали, что в этой внутренней осаде находится вся германская культура. Гражданская война редко велась в открытую – главным образом борьба проходила между тайными организациями на бесчисленных скрытых фронтах.

Чтобы перетянуть пролетариат на свою сторону, общество Туле к концу 1918 года основало две подставные организации. Первая получила название Германская социалистическая партия, ее пропаганда началась в Рождество. Предполагалось, что она будет политической партией в классическом смысле этого слова, «партией германской, фолькистской и социалистической», партией закрытой для евреев. Ее газетой будет

До сих пор средства массовой информации часто представляют Гитлера сумасшедшим, одержимым несколькими навязчивыми идеями. В том, что он был одержимым, есть определенная правда, но сумасшедшим он не был. «Гитлер не был душевно больным, – пишет Джон Лукач, – он нес ответственность за то, что делал, говорил и думал… Он был наделен значительными интеллектуальными способностями»

124

. К примеру, он обладал поразительной памятью, которая была главным инструментом контроля на всех ступенях его политической карьеры и которую он использовал для того, чтобы ошеломлять собеседников. Также он обладал даром упрощать и сводить к простейшим элементам самые запутанные вопросы и темы. По словам Феста: «Гитлер обладал умением передавать абстрактный характер политических и социальных отношений в простых образах»

125

.

Некоторые его биографы представляют дело так, что складывается впечатление, будто в венский период жизни он изучал некоторых влиятельных философов, – впечатление, подкрепленное самим Гитлером, тут и там упоминавшим их имена в своих речах и сочинениях. Тем не менее, достаточно трудно поверить в то, что двадцатилетний самоучка, не получивший систематического образования, мог разобраться в хитросплетениях мысли таких философов, как Ницше, Маркс и Шопенгауэр. Гитлер, без сомнения, был способен выдавать эффектные цитаты, приводить отрывки из трудов этих мыслителей в подтверждение своих собственных убеждений. Но для этого вовсе не требуется глубокое проникновение в мысль философа. «Нужно отдавать себе отчет, что познания молодого Гитлера никоим образом не основывались на первоисточниках. Иными словами, свои знания он получал не непосредственно от Дарвина, Чемберлена, Дюринга, Лебона, Ницше, Шопенгауэра или Шиллера. Прежде всего, он черпал их из газетных статей, брошюр и популярных книг» (Бригитта Хаман

126

). «На самом деле, знания ничего не значили для Гитлера. Ему были неведомы радость и борьба, идущие рука об руку с их обретением, – знания были просто полезны ему. “Искусство правильного чтения”, о котором он говорил, было всего лишь охотой за формулировками, которые можно позаимствовать, за авторитетами, которых можно процитировать в поддержку своих собственных готовых мнений…» (Иоахим Фест

«Книги, вечные книги! Я не могу представить себе Адольфа Гитлера без книг. Это был его мир»

Андре Франсуа-Понсе, французский посол в Берлине, хорошо знал Гитлера и был единственным зарубежным дипломатом, заслужившим его уважение. В своих воспоминаниях он пишет: «Гитлер – самоучка, любознательность которого ограничивается предметами, привлекающими внимание публики, внимание рядового человека… Вот в чем его талант: он усваивает то, что способен усвоить ум среднего человека, а затем связывает между собой разрозненные элементы с помощью мнимых логических связей. И он способен излагать все это просто и живо в форме, доступной для примитивного ума»

После череды мучительных послевоенных лет наступил ужасный для Германии 1923 год. В отместку за неудовлетворительные выплаты репараций – карательных платежей, согласованных Версальским договором – три французские и бельгийские дивизии оккупировали Рур, промышленное сердце Германии. Германское правительство ответило на это «пассивным сопротивлением», остановив в Руре все производство. Тем не менее, оно было вынуждено выплачивать компенсации промышленникам и рабочим – правительство включило печатный станок, вызвав тем самым бесконтрольную инфляцию. В результате победители в Великой войне получали деньги, которые уже ничего не стоили. Но для населения Германии последствия были катастрофическими. Прежде всего это ударило по среднему классу, потерявшему все свои сбережения.

Очень скоро гиперинфляция приняла фантастические масштабы. Пачки денежных купюр уже не пересчитывали, их мерили линейкой. «Топить печь деньгами было дешевле, чем углем», – пишет Вайсс

207

. Хайден использует выражение «голодные миллиардеры». Одно яйцо стоило пять миллионов марок. «По существу, денег в Германии больше не было», – заключает Хаффнер

208

. Тысячи людей потеряли работу. Лавинообразно росло число стачек и мятежей – толпы голодных людей громили магазины в городах и фермы в сельской местности. Процветали жулики, торговцы черного рынка и ростовщики. Средний класс, у которого был свой кодекс чести – в подражание дворянству и родовой знати, – а также военные и государственные служащие не знали больше, во что верить, и, как следствие, обратились к партиям крайне правого толка, которые утверждали, что здоровье и самоуважение Германии способны вернуть лишь самые решительные меры. Число членов НСДАП резко возросло.

Коммунисты, которыми теперь напрямую руководили из Москвы (скоро это будет обозначать лично Сталина), решили, что в Германии наступил момент для совершения «второй революции». Они попытались захватить власть, отобрав ее у социал-демократов – аналога российского Временного правительства, – которые были у власти в Веймарской республике. «И действительно, в Тюрингии и Саксонии, где в сентябре к власти также пришел Народный фронт, по решению Политбюро Российской коммунистической партии радикально левые готовились к решительному вооруженному восстанию. При помощи российских инструкторов были организованы ударные отряды и первые “революционные сотни”, дружины вооруженных рабочих, сформированные по примеру революционной гвардии Петербурга. Их задача была в том, чтобы… разносить революцию, как лесной пожар. Она должна была стремительно разойтись из центра по всей Германии и вылиться в “немецкий Октябрь”, в подражание российскому»

Германия была расколота на два лагеря – левых и правых. Гражданская война казалась неминуемой. Но сами левые были роковым образом разделены на социалистов и коммунистов. Причиной, по которой гражданская война