Поэт Эбб, историк Люченс и банкир Трепка организуют «Клуб любителей детективов». Однако им приходится встретиться не только с выдуманными преступлениями, о которых они с жаром спорят. Члены Клуба становятся свидетелями загадочных смертей и покушений в семье знакомых им аристократов Ванлоо. Каждый из членов Клуба идет своим путем к решению загадки. Однако нити ее ведут не только к конкретному преступнику, но и вглубь веков к скалистому острову Святой Елены, где томился в ссылке поверженный Наполеон…
От переводчика
Романы Франка Хеллера — для гурманов детективного и авантюрного романа. Тайна, которая держит читателя в напряжении до последней страницы, изящество и афористичность стиля, блестящие диалоги, обращение к легендарным героям детективного жанра и многое другое превращают их в настоящее интеллектуальное лакомство.
Книги Хеллера изданы на двадцати языках мира, в Швеции его считают «культовым» писателем, его романы экранизируются и инсценируются для театра. Российский же читатель почти не знаком с его творчеством, поэтому краткой биографической справки не избежать, тем более что жизнь Хеллера изобилует такими же необычными сюжетными поворотами, как и его книги.
Гуннар Сернер — таково настоящее имя Хеллера (1886–1947) — был поистине человеком незаурядным. В 15 лет окончив школу, в 23 он уже получил степень доктора философии в Университете в Лунде. Кроме глубоких знаний он был одарен и разнообразными талантами — в частности, способностями полиглота. Перед ним открывалась блестящая карьера ученого. Однако под академической мантией Сернера билось сердце «флибустьера и авантюриста». Он был отчаянным игроком, и эта страсть привела к тому, что, оказавшись в долгах, молодой человек подделал финансовые документы и, спасаясь от правосудия, вынужден был бежать из Швеции. Так прервалась карьера многообещающего ученого Гуннара Сернера и начался долгий литературный путь популярного романиста Франка Хеллера, написавшего более пятидесяти(!) романов, не говоря уже о рассказах, путевых очерках и пр.
Изобретательный мастер замысловатых детективных и приключенческих сюжетов, Хеллер рассыпает на своих страницах блестки остроумия и эрудиции. Он легко переносит читателя из страны в страну (недаром он сам немало скитался по свету): Монте-Карло и Пекин, Минорка и Корсика, Лондон и Копенгаген. Или увлекает нас в путешествие во времени: из эпохи Аттилы в эпоху Марко Поло или Наполеона, судьба которого часто обыгрывается в книгах Хеллера самым неожиданным образом. Ибо нити тайны уводят его героев из настоящего в прошлое, чей мрачный отсвет ложится на события сегодняшнего дня.
Необычны и любимые герои Хеллера — яркие, незаурядные личности, в которых, как и в нем самом, бьется авантюрная жилка. Они проводят собственные детективные расследования и с азартом бросаются в пучину таинственных событий, как амстердамский врач-психоаналитик доктор Циммертюр или члены клуба «Любителей детективов» поэт Эбб, банкир Трепка и историк Люченс. Или просто превращают свою жизнь в сплошное приключение, как alter ego автора, центральный персонаж многих его книг — неотразимый Филипп Колин.
Глава первая
Утро в Ментоне
1
Теплая вода водопадом низвергалась на волосатую грудь, каскады брызг летели на стены, облицованные белой и голубой плиткой. Рука, тоже волосатая, манипулировала краном душа, а гулкий голос с заметным акцентом декламировал немецкие стихи:
Тут голос осекся: волосатая рука по ошибке пустила струю ледяной воды и вместо стихов послышался не оформленный в слова вопль. Когда стихи зазвучали снова, они приобрели несколько измененную форму:
В дверь ванной комнаты энергично постучали.
2
«Две ящерицы. Чайный салон — бар» — гласит вывеска на променаде Ментоны, который лентой из известняка и цемента вьется вдоль берега, растянувшись на пять километров от итальянской границы на востоке до мыса Мартен на западе. Если бы с самого начала эту дорогу прокладывал человек, наделенный здравым смыслом, она, без сомнения, могла бы стать такой же знаменитой, как неаполитанская Страда ди Кьяйя. Теперь же она больше всего напоминает тех наивных деревенских простушек Боккаччо, которые становятся жертвами соблазнов культуры: на протяжении нескольких десятков лет всем архитекторам Ривьеры позволено было марать неописуемо прекрасную прибрежную полосу изысками своей фантазии. Тщетно было бы искать здесь два дома, построенных в одном и том же стиле. Тщетно было бы вообще искать здесь некое подобие стиля.
«Две ящерицы» принадлежат двум сестрам, Титине и Лолотте. Лолотта неизменно остается блондинкой. Титина временами бывает блондинкой, временами рыжеволосой, временами брюнеткой. Лолотта сентиментальна, Титина фривольна. В обязанности Лолотты входит развлекать старых дам, приходящих выпить чашечку чая; эти дамы — основа благоденствия Ривьеры, планктон, за счет которого по сути дела и живут ее многочисленные хищные рыбы. Титина призвана заменять мужской клиентуре бара отсутствующее женское общество. Никто не расскажет невинную сплетню так увлекательно, как Лолотта, никто не расскажет пикантный анекдот с более невинным видом, чем Титина.
Эбб быстрыми шагами шел по променаду. Он был разъярен против женщин вообще и против Женевьевы в особенности. Лионский собор, который большинством в один голос наделил женщин бессмертной душой, должен был дважды подумать, прежде чем выносить такое судьбоносное решение. Яйца и овсянка! Можно ли измыслить более абсурдную диету для мужчины, который поздно встал? Ну разве это не доказывает с неоспоримой очевидностью, что упомянутый собор… Постойте, это еще что такое?
По другой стороне улицы медленно шел хорошо одетый мужчина, похожий на англичанина. Его сопровождал юноша, также хорошо одетый. У старшего был орлиный нос, а кожа отличалась нездоровой желтизной; юноша был кудряв, как молодой поэт. Но внимание Эбба привлекли не лица прохожих, а их поведение. Юноша — ему на вид было лет восемнадцать — нес банку с клеем и кисть, его предводитель — рулон кроваво-красных плакатов. Оба остановились у какой-то стены. Юноша раза два провел по ней кистью, старший развернул плакат. В следующее мгновение плакат уже висел на стене. Эбб издали прочел слова: «Митинг общественного протеста». Двое агитаторов окинули свою работу быстрым оценивающим взглядом и двинулись дальше.
Эбб не знал, что и думать. Двое англичан, расклеивающих плакаты! Двое хорошо одетых молодых англичан! Это противоречило всем представлениям Кристиана о британцах. Его прямо-таки подмывало выяснить, против чего они протестуют! Но мысль о пересохшей с утра глотке победила, и Эбб поспешно зашагал своей дорогой. А вот и бар, а вот и Титина!
3
Кто был этот новый гость?
Физиогномист, как выражались сто лет назад, затруднился бы с ответом на этот вопрос. Человек был приземист и мускулист. Жесткие черные волосы начинались над самым лбом, из-под криво очерченных бровей смотрели прищуренные глаза. Он напоминал типичных обитателей Средиземноморья, происхождение которых теряется во мраке истории; такой тип мог с успехом вести свою родословную как от египтян, так и от финикийцев или от сотен других народов, которые теснились и теснили друг друга на этих берегах. Но глаза посетителя были темно-голубыми. И к тому же говорил он по-английски. Не на том английском, который можно услышать во всех средиземноморских портах, а на том, который ни с каким другим не спутаешь, — чтобы его выпестовать, нужно не меньше времени, чем для того, чтобы выпестовать английский газон, — на том английском, чьи согласные так же вяло колышет движение язычка, как водоросли колышут морские течения семи океанов, над которыми царит Британия.
— Привет, Ванлоо! — сказал Кристиан Эбб. — Как поживаете?
— Ужасно! — ответил человек с хриплым голосом. —
Hangover
[8]
называют эту болезнь наши американские кузены, «с которыми у нас все общее, кроме языка»… Известен ли подобный недуг в Скандинавии?
— Понаслышке, — признался Эбб. — Но мы страны мелкобуржуазные, и это наложило отпечаток на наши языки. В Норвегии и Дании этот недуг называют
timmerman
(«плотник»), в Швеции —
kopparslagare
(«медник»), но оба слова означают похмелье.
