Утром выпала роса, и отсыревшее белье из грубой ткани только-только начало просыхать под неуверенным августовским солнцем.

Только бы дождь не пошел. И дело даже не в том, что сушить придется заново — в последнее время «дрянным» дождь был через раз. Будет такой, как в пятницу, и прощай тогда простынки и фуфайки.

Эдвина сидела на одном из еще не раскрошившихся зубцов башни и с тревогой вглядывалась в то место, где горизонт намертво склеил между собой серую пелену «леса оборотней» и ядовито-желтую кромку неба. Там было чисто. Только два рваных облачка проплывали над остатками древней мельницы, где чудак Клаас Лейнстра колдовал над своей загадочной машиной. Чудак — это не то слово. Наслушался старинных легенд об электрической чудо силе и решил построить «машину рождающую электричество». Чудило. Что может родить мертвая железяка? Таких машин по всему тракту разбросано сотни. А толку-то с них? Теперь даже телеги из них никудышные стали — ломаются через месяц-другой. А мельница? Хотя в монастыре некоторые любители почесать языком и рассказывали басни о том, что в ней раньше зерно мололи, Эдвина этому не верила. Гораздо более правдоподобным был рассказ маленького Рууда о том, что в этих самых мельницах раньше жили чудовища, с которыми воевали рыцари. Рыцари — это что-то вроде нынешних наемников из Гронингена — такие же отморозки, судя по всему. Кто еще полезет воевать с чудовищами? Да еще не за харчи или одежду, а из бла… бла… Опять она забыла это слово. Надо будет снова спросить у Рууда, когда он вернется.

Вообще он очень смышленый парнишка. Все долго смеялись, когда Рууд прочитал несколько пожелтевших листочков из старой книги об этом самом рыцаре. Его даже дразнить стали, называя то «чудищем с мельницы», то «ветряным чучелом». Но не долго. Ровно до того момента, когда подземное чудовище, названное потом «Огненным червем», не сожрало целиком целую деревню в окрестностях Гауды. Больше никто не смеялся. Даже к мельнице ходить перестали. А то раньше хватало любителей потаращиться на работу чудака Клааса, вместо того, чтобы самим в поле вкалывать.

Эдвина встала, отряхнула юбку и опять плюхнулась на корзинку из под белья, на которой она и сидела. Это земля, отчего-то, ушла у нее из под ног. Не успела она ругнуться по-фризски, как ее подбросило вверх, словно блин на сковородке. В поисках опоры, она схватилась за натянутую между зубцами башни веревку с бельем, но промахнулась и больно ударилась плечом об стену. Крупные толчки закончились и теперь, каменная кладка башни тряслась мелкой дрожью. Эдвина поползла к двери, за которой находилась винтовая лестница, ведущая вниз, и в этот самый момент, доносящийся откуда-то из-под земли гул, перерос сначала в оглушительный свист, а потом в шипение. Как будто, шипели тысячи гадюк одновременно.

Жизнь в монастыре была сытая, но скучная. Утренняя месса, завтрак, трудовая повинность, полуденная месса, обед, сортировка вчерашней милостыни, штудирование библии и других священных писаний, вечерняя месса, ужин… И так каждый день. Помимо этого были субботние и воскресные проповеди Настоятеля, праздничные мессы и крестный ход.

Рууд уже подумывал бежать. Однажды он набил свою холщевую сумку рапсовыми лепешками, положил в нее нож, который нашел в лесу возле присыпанного землей скелета, и во время одной из вылазок, периодически совершаемых монастырской детворой под присмотром одного из монахов, немного приотстал от шумной ватаги пацанов. Четкого плана у него не было, и он решил идти — куда глаза глядят. В результате многочасовых блужданий по лесу Рууд — изможденный, со сбитыми в кровь ногами вышел опять таки к монастырским полям. Итогом всей этой затеи были семь ударов плетьми и три дня карцера на хлебе и воде. И снова помогло ему заступничество Хендрика Энгелькампа — иначе тремя днями не обошлось бы.

И опять потянулись серые будни вперемешку с однообразными церковными праздниками. Но как-то среди гор замшелых религиозных трудов и стопок философских измышлений Настоятеля Рууд нашел одну невзрачную пыльную книжонку, которая впоследствии перевернула всю его жизнь. Надо сказать, что ему приходилось не только штудировать, но и записывать этот надиктовываемый Настоятелем бред, эти «откровения» и «акафисты» богослова местного разлива. Это была почетная обязанность служек. Считалась она вроде как наградой, однако по сути своей являлась еще одной формой наказания. Было неизвестно что лучше: сидеть в карцере, получая кусок хлеба в день или записывать за Настоятелем. Теперь Рууд знал — в карцере лучше.

Так вот, книжка эта называлась «Церковь и мир после апокалипсиса» и написал ее предыдущий Настоятель монастыря. Естественно теперь она валялась в самом дальнем углу, под самой большой кучей книг. С первых строчек она так увлекла Рууда, что он едва не пропустил вечернюю мессу и, быстро набив рот пшенной кашей, он схватил ломоть серого ржаного хлеба и побежал в библиотеку.

«Церковь и мир» начиналась тоже довольно нудно. Эти вечные заклинания о сошествии семи ангелов, о разверзнутых вратах ада… Но уже на второй странице Рууд обнаружил подробное описание окрестностей монастыря. Дальше писалось о больших городах, среди которых был и его родной Арнем. Книга рассказала ему о людях живущих в этих городах, их образе жизни, повседневных занятиях. А когда предыдущий настоятель перешел к описанию быта и подвигов наемников, Рууд даже забыл жевать свой кусок хлеба. Так и сидел с ним во рту.

Рууд застыл в нерешительности. Что делать? Догонять своих, или, как он задумал, залезть вон на то высокое дерево и привязать к ветке платок? Просто так оставить свою сегодняшнюю находку он не мог. Вряд ли потом удастся отыскать ее в этом дальнем лесу. Решено! Cейчас он все-таки повяжет платок, а потом, если сможет — догонит монастырских ребятишек.

Еще раз погладив шершавую, серую, как воронье крыло, железку, с непонятной надписью USAF с одной стороны, он птицей взвился на иссохшее дерево.

Только Рууд начал затягивать узел, как дерево вздрогнуло и попыталось его с себя сбросить. Руул вроде бы успел ухватиться за ближайшую ветку, но следующий, более мощный толчок, оторвал его от ствола, и мальчишка полетел вниз.

Разодранное в кровь плечо, ушибленная коленка — все могло быть гораздо хуже. Но что случилось?

Рууд подхватил оставленную под деревом суку и побежал в сторону монастыря.

С первой проклюнувшейся звездой он устроился на самом последнем топчане громадной, двухэтажной машины. Сначала он хотел заночевать на втором этаже, но когда полз в темноте по узкому проходу, зацепился ногой за что-то и это «что-то» издало такой нечеловеческий звук, что у Рууда теплым августовским вечером по коже побежал холодок.

Он даже боялся пошевелиться какое-то время. Потом осторожно нащупал то, что его так испугало. На ощупь эта вопящая штука напоминала ту вчерашнюю коробку, в которой Рууд нашел шляпу-колесо. Только к этой коробке была приделана палка с натянутыми на ней лесками.

На арбалет не похоже. Хотя черт их знает — этих Прежних! У них всякое может быть.

В любом случае, ночевать на верху он передумал и, спустившись вниз, выбрал самый дальний и темный угол.

На душе было как-то тревожно, и поэтому разводить огонь он тоже не стал. Пожевал сухарей и вяленой рыбы, хлебнул из фляги и зарылся в найденном здесь же тряпье.

Напялив на свои верхушки симпатичные розовые ночные чепчики, которыми их щедро одарило заходящее солнце, старые деревья, скрипя и потрескивая, потихоньку натягивали на себя ватное одеяло тумана, в то время, как их молодые сородичи все еще легкомысленно резвились на ветру у самого тракта.

Решив, что в сгущающихся сумерках он вряд ли сможет найти еще хоть один гриб, Рууд сгреб в охапку заготовленный заранее сушняк и направился к к месту для ночлега, которое он заприметил еще засветло.

Ничего особенного. Но все-таки лучше спать, свернувшись калачиком в полузаваленной бывшей медвежьей берлоге, чем, дрожа от холода, лежать на какой-нибудь продуваемой всеми ветрами поляне и вскакивать посреди ночи, чтобы снова развести костер и хоть как-нибудь согреться. Вот, правда, змеи…

Но выбирать особенно не приходилось, и Рууд, бросив хворост у будущего костровища, принялся рыться в мешке, чтобы найти куда-то запропастившееся кресало, которое еще сегодня утром постоянно прыгало ему в руки, когда он искал карту.

В такие моменты мальчик злился сам на себя. Этот вечный бардак в мешке…

Где-то справа зашуршал покатившийся по склону старой железнодорожной насыпи гравий. Курт вцепился в маленький десантный автомат и сглотнул. На его лбу выступил пот, струйка которого поползла вниз по переносицы. Но снять с автомата руку, чтобы вытереть щекочущие капли он не решился. С этой белой бестией отвлекаться было нельзя. Наслышаны.

Курт медленно, прижимаясь спиной к растрескавшейся кирпичной кладке, начал двигаться к углу древнего блокгауза. При этом сухой ковыль, опоясывающий все здание трещал так, что этот треск было слышно наверное аж у самого молокозавода почившей в бозе компании «Нестле». Но это его не беспокоило. Этот Ворон все равно глухой. Вот то, что его тень появится за углом раньше него самого, Курта действительно волновало.

Ничего, сейчас он неожиданно выскочит и даст длинную очередь от пуза — благо патрон к автомату немеряно. А вот прыгать и перекатываться по спецназовски он не будет. Нафиг. Пока сообразишь где земля, а где небо, тебя и ухлопают.

Курт в два прыжка достиг угла блокгауза и уже заранее начал давить на спусковой крючок. И тут что-то крепко обвило его шею и потянуло наверх. Длинная очередь вспахала почерневший от мазута щебень, а тело наемника стремительно поднялось вверх. Какая-то неведомая сила выдернула его ноги обутые в драные ботинки из пыльного облачка, поднятого автоматной очередью. Сверху донеслись хрипящие и булькающие звуки, и полилась дурно пахнущая жидкость, вслед за которой мешком плюхнулось и бездыханное тело обмочившегося Курта.

Двое его подельников уже отдыхали на солнышке. Один с перерезанным горлом перегнувшись, изучал содержимое проржавевшего мусорного бака, а другой, сидя у колеса цистерны, изучал левую сторону своей груди, из которой торчало оперение короткой арбалетной стрелы. Только свежепредставившийся наемник так ничего об этом и не узнал.

В самом баре народу было мало. Ночная смена дозорных уже видела десятый сон. Наемники — эти прожигатели жизни если и подтянутся, то ближе к вечеру, а основной работающий люд вообще сюда заглядывает редко. Вот закончится трудовой день на плантациях, на конюшне, в мастерских и на ферме, которая расположена за пределами крепостных стен, тогда в салон, может быть, зайдет несколько работяг, промочить горло местным пивком, а пока, помимо скучающего за стойкой бармена, да пары забулдыг, похоже едва ли не ночующих здесь, в баре никого не было.

— Приветствую тебя, «Белый ворон», — старый Яап отставил в сторону и без того чистый стакан, который он вот уже полчаса надраивал от нечего делать.

— Ну и ты не хворай, дружище.

— Что будешь пить?

— Как обычно.

— Блин, Чурбан, ты че делаешь? — мичман Митя отвел рукой алюминиевую кружку с медицинским спиртом от лица мальчика. — Он еле дышит, а ты…

— А за чурбана ща по зубам.

— Да я не в том смысле, Реваз, я в смысле дубина.

— За дубину тоже получишь, Митяй. Вон смотри, твой подопечный глаза открыл, оклемался.

— Все равно не хрена ему спиртягу давать. Ему бы сейчас кашки, какой.

Не особо яркое осеннее солнце клонилось к закату, окрашивая в хищные тона близлежащие холмы и дорогу, уходящую в сторону туманной опушки леса. Запах жженых листьев и свежевспаханной земли буквально сшибал с ног. С непривычки у Рууда закружилась голова. У его спутников любоваться красотами природы времени не было и они, не мешкая, занялись тем, зачем собственно и выбрались наружу.

Понаблюдав какое-то время, как Али возится еще с одним чудным прибором, состоящим из нескольких трубочек, соединенных двумя плоскими дугами, мальчик двинулся вдоль еще дымящегося бока подземного монстра, ставшего ему домом на несколько последних дней. Близко к нему Рууд подходить не решался. И дело тут вовсе не в том, что от титановой обшивки исходил не ослабевающий жар. Дело в другом. Не смотря на то, что вот он, Рууд, вроде бы и сам только что выбрался из плавно отъехавшей дверцы на правом боку чудовища, а поди же ты оно все еще внушало ему благоговейный ужас. Рядом с исполинской тушей мальчик чувствовал себя жалким, никчемным и беззащитным. Он прекрасно помнил сколько бед натворила такая вот штуковина в его родном монастыре и в районе станции «Парквег» в Роттердаме.

Далеко не уходи, — крикнул ему Гоша, поправляя на плече ремень от невиданной доселе Руудом винтовки. Он тоже вышел наружу вместе с другими обитателями подземного исполина. Только в отличие от Семена и Али, невидящих ничего кроме своих хреновин, Гоша и двое его напарников расположились вокруг них и внимательно смотрели в сторону леса и на дорогу.

Пошаманив еще пару минут Али и Семен сложили все причиндалы в маленький сундучок, и небольшая экспедиция двинулась в сторону кормового люка.

Рууд чуть задержался на скользком овальном пороге и обведя взором окрестности, набрал полные легкие свежего воздуха, как будто хотел надышаться про-запас.

Картинки так внезапно поднявшиеся из глубины прожитых лет, словно пузырьки воздуха со дна бокала игристого вина из запасов Мейно Гусберта (вот еще один призрак из прошлого), как эти самые пузырьки ударяют в нос, ударили в и без того истерзанную душу «Белого Ворона». Вспомнил он, конечно, далеко не все, но и этого хватило бы, чтобы свалить с ног быка-трехлетку, будь он способен что-то вспоминать и переживать. Может быть Ворону было бы даже легче, вспомни он все. Но то, куда делась К-251, что стало с «Черным кротом» и как он сам оказался в Дедемсварте, для него по-прежнему оставалось загадкой.

— Эй, Ворон, долго еще ворон считать будешь, — резкий окрик и последовавший за ним взрыв хохота вывел его из задумчивого состояния. Окрика, конечно, Ворон слышать не мог, зато земля, содрогающаяся под копытами вновь прибывшего и Бруно, трясущийся словно в припадке, объяснили ему многое.

Да, наемники — они такие. Им только дай повод поржать. Особенно такие, как Мао. Не понятно, как этот острослов до все еще не заработал пулю в лоб за свои едкие шуточки. Ворону-то было все равно. Он людей оценивал не по словам, а по делам. А в делах мирских Мао не было равных.

Вряд ли найдется еще кто-нибудь на истерзанной земле голландской, кто может так же хорошо, как Мао сидеть в седле, стрелять из лука, метать нож и аркан. Ну а в рукопашном бою и во владении холодным оружием Мао может дать сто очков вперед любому из ныне здравствующих наемников. Катана была словно продолжение его руки. Но и без нее Мао был способен молниеносным ударом лишить жизни зазевавшегося врага.

— Не успел еще от ворот отъехать, а уже по жинке скучаешь, Ворон? — Мао сощурил и без того узкие глаза.