Археология и естественнонаучные методы. Сб. статей

Черных Е. Н.

Завьялов В. И.

Сборник научных статей посвящен итогам конференции «Археология и естественнонаучные методы», которая состоялась в Институте археологии РАН 1–3 ноября 2004 г. Конференция была посвящена памяти основоположника нового направления в археологии Борису Александровичу Колчину (1914–1984). В статьях сборника рассмотрены новейшие достижения в таких направлениях применения естественнонаучных методов как древняя металлургия и металлообработка, дендрохронология, палеоботаника, палеозоология.

От редакторов

Настоящий сборник работ, представленных специалистами не только различных археологических учреждений России, но и иных стран, посвящен памяти Бориса Александровича Колчина, которому в июне 2004 г. исполнилось бы 90 лет. К сожалению, он скончался совсем немного не дожив до своего 70-летия и ему не довелось самому пережить радостное событие — вручение заслуженной им Ленинской премии, в советское время служившей высшим признанием успехов ученого.

Борис Александрович по полному праву считается одним из основоположников принципиально нового в 50–60 годы направления в археологии, главной целью которого являлось внедрение в арсенал этой науки методов и исследовательских приемов естественных и технических наук.

Начало этому направлению было положено еще в конце 40-х годов, когда Борис Александрович приступил к изучению истории древнего кузнечного ремесла. В результате этих исследований Б.А. Колчиным была воссоздана сложная картина развития металлургии и металлообработки средневековой Руси. На базе многих сотен металлографических анализов он показал её высокий уровень, прогрессивный характер развития, структуру ремесленного производства. К теме кузнечного ремесла Борис Александрович обращался неоднократно. Как и во всех своих исследованиях, он стремился познать металлургический процесс в комплексе, начиная с работ по поиску и добыче руды и кончая реализацией готового продукта, прослеживания направления торговых связей. Едва ли не первым в мировой археологии он понял значение эксперимента, стал активно внедрять его в археологические исследования.

Усилиями Б.А. Колчина в 1959-60 годах в Институте археологии РАН (тогда АН СССР) удалось организовать ряд исследовательских групп и направлений: дендрохронологию, металлографию, спектральный анализ и некоторые другие. Под его руководством эти исследования начали успешно осуществлять в те поры еще очень молодые люди, только что завершившие Университеты; причем некоторые из них являлись слушателями его спецкурса на кафедре археологии Исторического факультета Московского Государственного Университета

Уже вскоре — в 1963 г. Б.А. Колчин организовал Всесоюзное совещание по применению естественных и технических наук в археологии

Археохронология

Е.Н, Черных, Н.Б. Черных

Дендрохронология и радиоуглеродное датирование в современной археологии

[8]

I. Вводные замечания

Археология — наука историческая, и в системе глобальной истории человечества она отвечает за весьма специфическую сферу. Поле основной деятельности археологии определяется характером базовых источников, служащих для исторических реконструкций, а также комплексом фундаментальных методов, которыми оперирует эта наука. Так, совокупная и взаимосвязанная история всего человечества наиболее полно раскрывается лишь в последние два-три столетия его существования. Под словом «всего» подразумевается именно все человечество, а не центральное ядро евразийских сообществ, в технологическом отношении некогда опережавших все прочие. Ведь по-настоящему с народами иных континентов — Америки, Австралии, Тропической Африки, Северо-восточной Азии — люди этого «евразийского ядра» начали знакомиться лишь с XVI в., а в сущности даже еще позднее, в ХVIII-ХIХ вв. Лишь финальный век второго тысячелетия нашей эры сделал наш мир тесно взаимосвязанным в реальности.

История деяний этого весьма недавнего прошлого отражена в неисчислимом множестве письменных документов: миллиардах статей, заметок, кодексов, описей, книг, частных или служебных писем и т. п. Эти

письменные исторические источники

запечатлены на бумаге, папирусе или бересте, высечены на камне либо, наконец, записаны на компьютерных дисках. Словом, в них сосредоточено все, что может помочь пониманию конкретной культуры, ее социального устройства, возвышенных или же низких устремлений, истории ее развития. При всем том, однако, они перенасыщены персоналиями, очень часто невообразимо лживы и пристрастны; действительность бывает искажена в них порой до неузнаваемости; в угоду политическим целям из некоторых хроник могут быть выброшены целые периоды существования народов…

Ранний или же дописьменный период истории человечества отражен в документах совершенно иного рода —

источниках археологических.

Последние внешне кажутся порой абсолютно беспристрастными. Да и скрыты за ними бесчисленные анонимы: как правило, нам неведомы имена тех, кто обитал в некогда цветущих или же нищенских поселках, выделывал каменные либо бронзовые орудия, укрывал в земле клады, сеял злаки и собирал урожай; кто захоронен в могилах с пышным или убогим инвентарем. Археологических источников ныне тоже неисчислимое множество, и их число неотвратимо нарастает буквально каждый день. Основная проблема для исследователя заключается в умении правильно понять и дешифровать их, проникнуть в загадочный смысл вещей и сооружений того времени. В отличие от письменных — эти источники охватывают всю историю существования человеческого рода: с появления древнейших его представителей (архантропов) и вплоть до современности, т. е. на протяжении не менее двух с половиной — трех миллионов лет.

II. Дендрохронология

Будет целесообразным начать наше изложение с дендрохронологии, которая несомненно играет важнейшую роль при датировке позднейших периодов археологических культур и памятников (рис. 2). Только после этого мы «углубимся» в древность, где царит уже радиоизотопная хронология. При таком изложении, как мы надеемся, станет намного более понятным процесс взаимодействия и взаимовлияния обоих методов.

Научно обоснованные взгляды на годичное кольцо как на источник информации о ритме природных явлений были высказаны еще во второй половине XIX века. Сам же метод датирования по годичным кольцам (или так называемый «древесно-кольцевой анализ») вошел в систему естественных наук уже почти сто лет тому назад, когда откристаллизовалась новая отрасль знания, ставшая вскоре известной под термином «дендрохронология». Еще более 80 лет назад ее основоположником и организатором первых исследований явился американский астроном А. Дуглас (

Douglass

, 1941, а также многие другие его работы) Согласно широко распространенному и весьма общему по смыслу определению, цель и назначение дендрохронологии заключается в систематическом изучении древесных колец для точной датировки событий прошлого и оценки климатических изменений в ходе времени.

Метод исходит из наблюдений за стойкими и ритмичными колебаниями в ширине погодичного прироста древесины. Толщина каждого кольца на самых различных деревьях четко отражает ту климатическую ситуацию, которая имело место либо в год формирования конкретного кольца, либо в годы ему предшествующие. Климатические условия проявляются, как правило, достаточно однородно на огромных территориях, что и явилось основным определяющим фактором в характере роста годичных колец у бесчисленных древесных стволов той или иной географической области. Благоприятен климат для роста дерева (влажно и жарко), и дерево отреагирует толстым кольцом. Надвигаются критические условия для жизни дерева (сухо и холодно), и годичное кольцо будет тонким, еле заметным на срезе ствола (рис. 3).

III. Радиоуглеродное датирование

В отличие от дендрохронологии датировки по

14

С безусловно доминируют среди материалов ранних эпох, охватывая прежде всего историко-археологические периоды раннего металла, неолита, мезолита, а также верхнего палеолита (рис. 2). Для более позднего времени, к примеру, средневековья его значение, равно как и эффективность, резко снижаются: по своей «разрешающей способности» изотопный метод сильно уступает не только письменным источникам, но и дендрохронологии

[13]

.

Другим отличием

14

С от метода дендрохронологии является способность радиоуглеродного анализа, опираясь на период полураспада данного изотопа, сразу представлять исследователям календарную дату испытуемого образца. Для дендрохронологии, как мы уже знаем, процедура анализа требует первичного и обязательного этапа выявления относительной даты целой группы образцов, а установление календарной даты образцов становится возможным лишь с участием абсолютно датированной дендрошкалы или даже перекрестно сопоставляемых дендрошкал. Вместе с тем воздействие дендрохронологии на степень точности, достоверности, а также характера самих календарных дат по

14

С оказалось столь существенным, что резонно будет начать с изложения именно этого аспекта взаимосвязи обоих методов.

Из предшествующих разделов читателю известно, что изначальные определения абсолютных дат по

14

С приводятся ныне всеми лабораториями в так называемом конвенционном

[14]

значении, исходящем из периода полураспада этого изотопа в 5730 ± 40 лет. Однако сам процесс калибровки значений происходит на базе полураспада, установленного еще Либби и равному 5568

±

25 лет. В последние годы едва ли не все пользователи радиоуглеродной хронологии отдают предпочтение именно калиброванным датам как более соответствующим исторической реальности.

По своему существу конвенционные даты исходят из постулата о неизменном — в течении десятков тысяч лет — содержании изотопа

14

С в атмосфере Земли. Однако первоначально сформулированная эта базовая аксиома оказалась не вполне достоверной. Прежде всего выяснилось, что реальный возраст образцов в сравнении с «конвенционным» отличается более древними значениями; причем это различие возрастает по мере удревнения того периода, к которому относится образец. Кроме того, динамика содержания

Литература

Асеев И.В.,

2002. Китойская культура в неолите Байкальского региона и прилегающих территорий: вопросы хронологии, районы миграции ее носителей // Археология, этнография и антропология Евразии. № 2(10).

Бикерман Э.,

1975. Хронология Древнего мира. М.

Битвинскас

7.7! 1974. Дендроклиматологические исследования. Л.

Блок М.,

1976. Апология истории. М.

Ваганов Е.А., Шглятов С.Г., Мазепа B.C.,

1996. Дендроклиматические исследования в Урало-Сибирской Субарктике. Новосибирск.

Dendrochronology and radiocarbon dating in modern archaeology

E.N. Chernykh, N.B. Chernykh

Resume

Three basic of a sources are used for absolute dating archaeological antiquities: the written documents, dendrochronology and radiocarbon analysis. About half-centuries ago priority of written sources for the enormous majority of same Eurasian areas and archaeological cultures existing approximately from 3000 years BC, to doubt was not exposed. Nowadays the situation has changed in the cardinal image. Dendrochronology began to play a paramount role first of all for medieval antiquities (cities, settlements and architectural monuments). Dating on

14

C were highlighted for the cultures of all regions of our Planet, since the end of Middle palaeolith and now down — even to the Middle Ages. Synthesis between dendrochronology and radiocarbon analyses of enormous series of samples has led to necessity of rather essential amendments or to calibration of the given dates on

14

C down to materials 10–11 thousand-year prescription. On turn there is a creation local dendroscale, allowing with the greatest possible reliability to date each concrete object. Independent radiocarbon dating of archaeological objects, cultures and communities demands also rather specific methodical approach to this process and estimations of result of the analysis. Ideal it was necessary to count, however, synthesis of all three sources of archaeological dating that is achievable, unfortunately, only in the extremely rare cases.

С.Г. Шиятов, P.M. Хантемиров, В.М. Горячев, Л.И. Агафонов, М.А. Гурская

Дендрохронологические датировки археологических, исторических и этнографических памятников Западной Сибири

Сотрудники лаборатории дендрохронологии Института экологии растений и животных (ИЭРиЖ) УрО РАН уже более 40 лет занимаются построением древесно-кольцевых хронологий в Западной Сибири с целью реконструкции динамики лесных и лесотундровых экосистем и условий окружающей среды, главным образом климатических (

Шиятов

, 1972; 1973; 1975;

Хантемиров,

1999;

Hantemirvv, Shiyatov

, 2002). При этом большое внимание уделяется построению длительных абсолютных хронологий. Самые длинные хронологии строятся с использованием древесины давно отмерших деревьев, сохранившейся на дневной поверхности в виде вал ежа и сухостоя и захороненной в голоценовых отложениях (речных, озерных, торфяных). Кроме того, большое внимание уделяется использованию древесины, сохранившейся в исторических и археологических памятниках. На рис. 1 точками обозначены районы, для которых построены древесно-кольцевые хронологии.

Мелкие точки означают, что эти хронологии построены по ныне живущим хвойным видам деревьев и кустарников (лиственнице сибирской, ели сибирской, сосне обыкновенной, кедру сибирскому, можжевельнику сибирскому). Длительность их не превышает 500–840 лет, в большинстве случаев она составляет 250–300 лет. Крупными точками показаны районы, для которых построены тысячелетние хронологии. Самой длительной (7319 лет, с 5315 г. до н. э. по 2003 г. н. э.) является хронология по лиственнице, для построения которой использована хорошо сохранившаяся полуископаемая древесина, в большом количестве встречающаяся в аллювиальных и торфяных отложениях Южного Ямала (рис. 2). В настоящее время производится работа над продлением этой хронологии и в ближайшие годы ее длительность может составить 9500 лет. Но и сейчас она является одной из самых длительных древесно-кольцевых хронологий мира. Одновременно строится хронология по ели, но ее длительность пока гораздо меньше (около 1300 лет), так как древесина ели встречается в голоценовых отложениях Ямала реже, чем лиственницы. Для восточного макросклона Полярного Урала (бассейн р. Соби) построено две хронологии по лиственнице и можжевельнику длительностью по 1360 лет каждая. Для их продления вглубь веков использовались остатки стволов и пней, в большом количестве встречающиеся на дневной поверхности в районе верхней границы леса (рис. 3). Кроме того, тысячелетние древеснокольцевые хронологии по различным видам хвойных деревьев построены для низовьев рек Таза и Надыма на основе использования археологической древесины, собранной на Мангазейском и Надымском городищах. Подробные сведения об имеющихся древеснокольцевых хронологиях на территории России, в том числе и на территории Западной Сибири, можно найти в Банке данных российских хронологий древесных колец, который находится на сервере ИЭРиЖ УрО РАН по адресу: http//ipae.uran.ru/dendrochronology/.

Е. Н. Черных, М. Мартинес-Наваретте

Распределение радиоуглеродных дат в культурном слое и за его пределами (поселение Горный, Каргалы)

[21]

Вводные замечания

В публикуемой в настоящем сборнике статье о «Дендрохронологии и радиоуглеродном датировании в археологии» среди множества разнообразных аспектов в сфере оценок и возможностей хронологических построений, внимание читателя не мог не привлечь один весьма любопытный и, с первого взгляда, труднообъяснимый феномен. Суть его заключалась в отсутствии сколько-нибудь существенных различий абсолютного возраста разновременных, но стратиграфически следующих друг за другом наслоений, что уже само по себе не могло не вызвать глубокого удивления. Авторы привели примеры датировок (сумм их вероятностей) лишь для двух многослойных раннебронзовых Теллей: Эзеро в Южной Болгарии и Демирджи-хюйюк на северо-западе Малой Азии

[22]

, хотя число похожих ситуаций, несомненно, может оказаться гораздо большим. Причем анатолийский телль привлекал, пожалуй, особое внимание за счет впечатляющей мощности единокультурного слоя (

Кофгапп

, 1987. S. XIV–XIX).

Основную причину подмеченного феномена, на наш взгляд, следует усматривать в активном и более или менее постоянном перемешивании культурного слоя на селищах. Особую роль играло вертикальное перемещение напластований в ходе рытья ям или же котлованов, сооружения разнообразных насыпей и т. п. Причем подобный процесс, намеренно и «планово» выполнявшийся или даже плохо контролировавшийся обитателями поселков, как правило, протекал в течение всего периода непрерывного существования каждого из поселений. Естественно, что в каждом конкретном случае активность подобного рода процессов могла быть различной.

Стремление подкрепить изложенное здесь заключение заставило авторов привлечь внимание еще

к

одному памятнику, где стало возможным провести параллельное и достаточно показательное изучение процесса распределения радиоуглеродных датировок. В этом направлении исследовался не только культурный слой селища, но наше пристальное внимание привлекли также отложения грунта уже за пределами последнего: именно там воздействие человека на последовательный характер почвенно-грунтовых напластований практически не ощущалось. Этим целям весьма отвечало поселение позднего бронзового века (ПБВ) Горный. Благодаря активным полевым и лабораторным работам Каргалинской комплексной экспедиции оно по сути стало центральным памятником южноуральского Каргалинского горно-металлургического комплекса времени ПБВ. Здесь на материалах, добытых из различных участков холма, удалось получить четыре десятка радиоуглеродных определений возраста различных слоев и сооружений. И наконец немалое значение для нашего выбора имело то, что к этому времени имелась подробнейшая и детальная публикация проведенных на Горном всех комплексных изысканий (Каргалы II, 2002; Каргалы III, 2004).

Селище Горный: основные объекты анализа

В интересующем нас аспекте оценки анализа в распределении радиокарбоновых датировок на холме Горного четко вычленяются два основных объекта. Первый из объектов является по существу культурным слоем основных регулярных раскопов №№ 1 и 6, общая площадь которых немногим превышала 1000 кв.м. (рис. 1). Важнейшей целью данных раскопов являлось вскрытие на селище и комплексное изучение крупных жилищно-производственных комплексов №№ 1–3, а также предшествующих им по возрасту нескольких десятков малых «ямных» жилищ или же своеобразных «жилищ-нор». Все эти сооружения, а также синхронные им сакрально-поисковые траншеи относились к срубной культурно-исторической общности.

Второй объект представлял собой расположенный в непосредственной близости от раскопа № 1, на северном склоне холма разведочный карьер-«разнос» (рис. 1 и 2). Согласно радиокарбоновым датам карьер относился уже ко времени ямно-катакомбной общности и, видимо, появился на холме, благодаря деятельности людей указанной общности. Длина карьера по верхнему контуру достигала 43^6 метров. Максимальная ширина в средней части, также по верху, колебалась в пределах 18–21 м. Однако вскоре, уже после снятия верхних слоев, древние шахтеры вынуждены были свести ширину щели приблизительно до 2,5–3 м. Весьма внушительной выглядела и глубина карьера: древним проходчикам удалось вскрыть около 9 метров глинистого «чехла», когда, наконец, поисковики зачистили выходы коренной породы. Однако насыщенных медными минералами линз на данном участке не оказалось, никакой богатой руды в материнских песчанниково-мергелевых пластах горняки не обнаружили, и этот громадный карьер им пришлось забросить.

Стратиграфия и относительная хронология культурного слоя на Горном

Культурный слой раскопов на Горном отличался рядом ярких особенностей. Во-первых, их перечень, безусловно, следует начать с феноменально высокой концентрации археологических материалов (Каргалы III, 2004. С. 15, 16). Во-вторых, для слоев характерна удивительно четкая стратиграфическая позиция основных сохранившихся типов сооружений (рис. 3). Последнее выглядит особенно выигрышным на фоне огромного большинства степных евразийских селищ, явно обедненных этим свойством. В-третьих, как бы парадоксальной и отрицательной репликой на четкую селищную стратиграфию Горного явилось то, что огромные массы напластований, в большей или меньшей степени насыщенных археологическими материалами, оказывались перемещенными с мест своего первоначального залегания. Происходило это главным образом либо в результате крутой перемены в стратегии жизнедеятельности на селище, сопровождавшейся перестройкой различных сооружений, либо вследствие обязательной засыпи отработанных бесчисленных котлованов, поисковых шахт и траншей (Каргалы III, 2004. С. 249–258).

Релятивная хронология Горного базируется на выделении четырех основных этапов или же фаз —

А, В-1, В-2

и

В-3

(рис. 3). Древнейшая фаза

А

связана с обустройством на холме ряда «кустов» малых жилищ «ямного» облика, носивших явно сезонный характер. Фаза (или суб-фаза)

В-1

знаменовала собой коренную смену стратегии освоения этого холма, отразившуюся в сооружении всесезонных крупных жилищно-производственных комплексов. Объем земляных работ на этой фазе кажется огромным, и потому не вызывало сомнений, что в ходе строительства грунт вместе с относительно немногочисленными материалами ранней фазы

А

был смещен со своих изначальных мест. По этой причине от ранних «жилищ-нор», как правило, сохранились лишь нижние части их малых котлованов со сравнительно небогатыми археологическими материалы. Однако далеко не всегда преобладала уверенность, что это не попавшие сверху в заполнение котлована или же на пол бывшего жилища различные изделия более позднего периода

Период

Наиболее странными и трудно понимаемыми выглядели в наших глазах акции аборигенов на финальной фазе

Отложения в поисковом карьере-разносе

Совершенно иной характер носили напластования раннего на нашем холме и заброшенного в связи с неудачами в поисках руды большого разноса. Его разрезы мы осуществили в двух местах (рис. 1). Первый из них был связан с раскопками так называемого «русского дома», располагавшегося на самом западном краю карьера (Каргалы II, 2002. С. 128–135). Данный раскоп (№ 2) не был нацелен на изучение в то время для нас совершенно неясного карьера. Обостренный интерес к этому объекту возник лишь после того, как одна из двух радиоуглеродных дат, связанных с материалами из упомянутого раскопа, совершенно неожиданно указала на середину III тыс. до н. э. (Каргалы II, 2002. С. 128–137. Рис. 8.6. Табл. 8.1, ан. CSIC-1258). После этого пришли к решению о специальном и более детальном исследовании грунтов внутри данного карьера.

С этой целью в самом центре поискового карьера и был заложен специальный раскоп-разрез № 5 (рис. 1 и 4). Выяснилось, что четыре самых нижних и наиболее глубоких метра напластований (рис. 5) являли собой обрушившиеся сверху, — с бортов карьера и с краев отвала — выброшенного при копке разноса грунта (глины, суглинки, супеси). Данные отложения не несли каких либо признаков гумидизации; только пара глубоких следов нор крупных грызунов наклонно пронизывали толщу этих желтых обвальных глин и супесей.

Гумидизация грунта обозначилась лишь поверх последних. С этого рубежа мы и начали отбор проб для палинологического и радиоуглеродного анализов (рис. 5 и 6).

Хронология культурного слоя

Мощность культурного слоя в обоих упоминавшихся выше раскопах колеблется в пределах от 80-100 см вплоть до 200–250 см и даже несколько более. Всего нам удалось получить 17 радиоуглеродных определений возраста

[24]

. Различия в относительном положении (высоте) крайних проб достигали двух метров: их глубины залегания колебались в пределах от 50 до 250 см. При этом нам удалось охватить анализами все основные фазы существования поселка, хотя число определений оказалось неравнозначным для каждой из фаз (рис. 7). Наиболее обеспеченной определениями оказалась центральная для Горного фаза

В-1

(девять дат).

Рис. 7.

Распределение радиоуглеродных дат по слоям основных фаз Горного.

Мы постарались исследовать распределение датировок в культурном слое двояким способом: первоначально по основным периодам бытования селища (рис. 7) и затем по высотным отметкам каждой из датированных проб (рис. 8).

Рис. 8.

Распределение радиоуглеродных дат согласно глубине залегания каждой пробы в культурном слое раскопов и отношением проб к определенной фазе Горного.

Н.Б. Черных, А.А.Карпухин

Строительство каменных оборонительных сооружений «Старого города» Кирилло-Белозерского монастыря по данным дендроанализа

[28]

Вопросам крепостного строительства Кирилло-Белозерского монастыря и, в частности, возведению оборонительных каменных стен «Старого города» (Успенского и Ивановского или Горского монастырей), используя богатейшие монастырские архивы, уделяли внимание многие исследователи

(Никольский,

1897;

Забек,

1940;

Кирпичников, Хлопин,

1958; 1972;

Кирпичников, Подъяполъский,

1982;

Подъяпольский,

1982 и др.). Н.К. Никольский считал вероятным, что начало строительству каменной ограды, было положено закладкой Святых ворот Успенского монастыря в 1523 г.

(Никольский,

1897. С. 26). По мнению Н.Н. Забека, опиравшегося на даты строительства надвратных церквей Иоанна Лествичника и Преображения, каменная монастырская стена возводилась между 1568 и 1601 гг.

(Забек,

1940. С. 157). А.Н. Кирпичников и И.Н. Хлопин, проанализировав политическую обстановку того времени и опираясь на архивные документы об активной административной деятельности старца Леонида Ширшова, предположили, что основные фортификационные работы проходили в 1583–1599 гг.

(Кирпичников, Хлопин,

1972. С. 71).

Свою лепту в решение вопроса о времени строительства оборонительных каменных стен внесла и дендрохронология (

Черных,

1972. С. 108; 1982). Результаты первых работ с кирилловским деревом, проводившихся в конце 60-х — начале 70-х годов позволили провести дополнительную проверку выводов сделанных при изучении архивных материалов

(Подъяпольский,

1982. С. 214).

Остановимся на некоторых сведениях письменных источников первой четверти XVII в. касающихся строительства каменных монастырских стен, на которых базируются мнения ряда исследователей о времени возведения оборонительных укреплений «Старого города».

Самым ранним является сообщение монастырской описи 1601 г. о возврате в казну монастыря денежных средств, оставшихся от городового каменного строительства

(Никольский,

1897. С. 236;

Кирпичников, Хлопин,

1972. С. 69). В этом же документе упомянут и амбар, в котором хранился кирпич оставшийся от строительства

(Кирпичников, Хлопин,

1958. С. 145).

Затем следует упоминание о найме в октябре 1610 г. казаков для починки укреплений и надстройки стен в высоту: «… наимовали казаков каменщиков и подъемщиков около монастыря починивали город и

О.А. Тарабардина

Дендрохронологические исследования в Новгороде в 1995–2003 гг.

Начало дендрохронологическим исследованиям в Новгороде было положено более 40 лет назад Борисом Александровичем Колчиным. В 1959 году на Неревском раскопе начался сбор образцов древесины средневековых сооружений, изучение которых было успешно проведено в лаборатории Института археологии АН СССР, образованной в том же году, и увенчалось созданием дендрохронологической шкалы, охватывавшей период с 884 по 1462 г. (

Колчин,

1963а. С. 5–103; 19636. С. 166–200). Разработка Б.А. Колчиным дендрохронологического метода датирования и построение новгородской дендрошкалы явились крупным успехом и одновременно первым шагом в исследовании материалов и создании хронологий не только Новгорода, но и целого ряда других археологических памятников Восточной Европы

(Колчин, Черных,

1977).

Лаборатория дендрохронологии ИА АН СССР стала центром по изучению строительной древесины из древнерусских городов, накопив за время своего существования огромный материал и опыт дендрохронологических исследований и построения дендрохронологических шкал. К началу 1990-х гг. только новгородская коллекция дендрообразцов, обработанных сотрудниками лаборатории, насчитывала 15653 модели, 5540 из них были датированы по традиционной методике

[34]

. Вслед за первой шкалой — шкалой Неревского раскопа, были построены хронологии других раскопов; таких локальных дендрошкал насчитывалось восемь (

Черных,

1996. С. 26;

Урьева, Черных,

1994. С. 108).

В середине 1990-х гг. благодаря стечению ряда обстоятельств появилась возможность продолжить изучение строительной древесины из новгородских раскопок непосредственно в Новгороде. С этой целью в 1995 году в Центре по организации и обеспечению археологических исследований Новгородского музея была образована лаборатория дендрохронологии. В процессе освоения традиционной методики дендрохронологического исследования в лаборатории ИА РАН, в ходе практической работы с материалом были выработаны подходы к организации процесса дендрохронологического анализа новгородского строительного дерева, начиная с первого этапа — отбора дендрохронологических образцов на раскопе. Основным принципом отбора является получение максимального количества спилов с каждого объекта. Особенно пристальное внимание приходится уделять сбору образцов в слоях Х-ХII вв. Если напластования ХIII-ХV вв. дают достаточное количество качественного материала для построения дендрошкал, то в слоях более раннего периода такого материала значительно меньше и представительные серии образцов для дендрохронологических исследований можно получить лишь с помощью систематического целенаправленного поиска и отбора в ходе раскопок.

Цикл собственно лабораторных работ начинается с видовой и возрастной классификации спилов. Определение вида древесины, дифференцированный подход к построению дендрошкал с учетом видовой принадлежности образцов (речь идет в первую очередь, о хвойных — сосне и ели) увеличивают вероятность корректного сопоставления графиков их погодичного прироста и, в конечном счете, получения верной датировки.

Рис. 1.