Он был очень молод, этот «прекрасный специалист», он совершенно по-мальчишески корчил из себя бывалого, все на свете повидавшего циника, которому уже множество раз приходилось говорить такие слова. Говорить, конечно, решительно и спокойно, глядя обмирающему пациенту прямо в глаза. Говорить, как настоящий мужчина, — честно до беспощадности.

Да только не удалась идиотская эта игра во взрослость. В решительную секунду он все-таки отвел взгляд. И сразу сделался тем, кем и был по правде: сопляком-вундеркиндом, впервые узнавшим доподлинную цену слову «бессилие».

Так вышло, что именно когда он отворачивался, предзакатное солнце нащупало слабину в затянувшей небо плесени, прошило кабинет косыми лучами; и мне померещилось было…

Да, именно померещилось.

Глаза как глаза — тусклые, светло-карие, обычные.