«Братством народов» прожужжали уши всем. Но вот, что характерно: советскими стали преимущественно русские люди. Ни грузины, ни армяне, ни киргизы, ни иные народы не забывали своего исконного имени, не забывали ни на мгновение, что они — грузины, армяне, киргизы… Да, все национальные республики подчинялись советским законам, но оставались национальными. И понятие советский человек олицетворялось, в основном, русскими. За счёт русских строилось всё мифическое братство советских народов, которое затрещало по швам, обнажив всю ложность свою, при первом толчке. В конце 80-х обнаружилась неприглядная истина: «Братство братством, а табачок-то врозь». Ленинское наследие сдетонировало, когда его перестроившиеся последыши поднесли огонь к заботливо оставленному фитилю, и вдруг выяснилось, что никакого советского братства не было и нет, а «братские народы» всё это время копили в себе зёрна шовинизма, удобренные некогда большевиками, и ненависть к «оккупантам», причём понимая под таковыми не столько Советский Союз, сколько Россию, не столько коммунистов, сколько русских. Платой за иллюзии «братства» стала русская кровь, хлынувшая на окраинах гибнущей державы…
#i_001.png
КРАТКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Я родился в Ташкенте, в то время еще столице Узбекской ССР — братской советской республики, и с тех пор прожил в нем чуть более 28 лет. Причем десять из последних этих лет выпали на жизнь в совершенно новом, независимом государстве — Республике Узбекистан. Хотя, в новом лишь по форме, а по сути — в том же, по крайней мере для русских. При этом добрую половину этих лет я мечтал из Узбекистана уехать. Моя мечта получила свое осуществление только летом 2001 года, когда мне наконец удалось продать свою квартиру и купить билет на самолет Домодедовских авиалиний.
Хотя я являюсь русским человеком, вынужденным из-за этого покинуть Узбекистан, я не могу вычеркнуть того что со мной было: ни плохого, ни хорошего. Мне хочется вспомнить свою жизнь в Узбекистане, но не потому, что меня мучает ностальгия. Ностальгии нет как нет, наверное потому, что уже нет того Ташкента и нет того Узбекистана, по которым можно было бы скучать и мечтать. Я хочу вспомнить и рассказать для того, чтобы немного приоткрыть завесу перед русскими, никогда не выезжавшими за пределы России, о том, как жили такие же как они, русские, среди нерусских. Я хочу рассказать об этой жизни, о надеждах и их рушении.
Москва для всех, а Ташкент для узбеков
Выведенное в заголовок неписаное правило известно всем, кто жил в Узбекской ССР — и русским, и узбекам. Лично я узнал о нем довольно рано. Было это в «застойные семидесятые», когда мне шел пятый год. Тогда была еще жива моя бабушка — мамина мама. Можно сказать, что она была моей второй матерью: родители ходили на работу, а бабушка, пенсионерка, сидела со мной дома. Впрочем, в прямом смысле «сидеть» ей приходилось мало, так как большую часть времени отнимали заботы по дому. Среди прочих обязанностей были прогулки с внуком на свежем воздухе. Одна из таких прогулок врезалась мне в память на всю жизнь.
Был теплый летний день и мы сидели на скамейке возле нашей четырехэтажки, в тени богатых листвой деревьев. Обычно летом в Ташкенте очень жарко, но тот день не был особо знойным. Бабушка читала какой-то журнал, а я теребил в руках какую-то игрушку и задавал ей бесчисленные, по-детски глупые вопросы. Это был послеобеденный час, когда во дворе безлюдно и тихо. Кроме нас и редких прохожих — никого. Вдруг, из соседнего подъезда послышалось стрекотание игрушечного автомата. На улицу вышел пятилетний мальчик, которого звали Шавкатом. Он выбирал себе воображаемые цели то тут, то там, нарушая тишину продолжительными очередями. Подойдя к нам, он нацелился на меня и начал стрелять.
Конечно же, Шавкат играл, и ничем не мог мне повредить. Однако, по законам детской игры он был не прав, так как стрелял в безоружного. А уж с точки зрения взрослого и вовсе учился нехорошему. Поэтому моя бабушка справедливо возмутилась:
— Шавкатик, как тебе не стыдно! В людей стрелять нельзя.
— Он русский — в него можно! — неожиданно выдал Шавкат.
