Роман известной писательницы Елены Чудиновой, автора бестселлера «Мечеть Парижской Богоматери», посвящен самому роковому периоду нашей истории — революции и Гражданской войне. Сергей Ржевский получает от старшего брата загадочный подарок — древний нательный крест, созданный первыми христианами. Таинственный символ связывает воедино события и времена: Древний Египет и сопротивление Белой гвардии, набеги викингов и лагерные этапы Туруханского края, интриги российских масонских лож XVIII столетия и борьбу контрреволюционного подполья в Петрограде. Мучительный выбор между светом и тьмой, смирением и силой, добром и злом должен сделать Держатель Знака во имя спасения России… На страницах романа, полного тайн и загадок, вы встретитесь с поэтом Гумилевым и египтологом Голенищевым, психиатром Далем и архиепископом-хирургом Лукой (Войно-Ясенецким) и со многими другими, чьи жизни стали легендой, навсегда изменив русскую историю и культуру.
КНИГА ПЕРВАЯ
ТЕНИ
Март 1919 года: наступление корпуса генерала Родзянко на Петроград. Принаровье
1
В сторожке удушливо пахло едким и влажным паром, поднимавшимся от шинелей, разложенных на печке.
— Стреляют, Юрий… Еще стреляют, слышишь?
— Расстреливают, Вишневский. — Некрасов поднял голову: в пробивающемся через слепое заледеневшее окно утреннем свете античные черты его лица показались Вадиму серыми и страшными. — Кому там, в Бога душу, стрелять? Конечно, в лесу сейчас наши — но в таком же нелепом положении, что и мы. Соединиться нет никакой возможности: господа-товарищи прочесывают лес. Отсюда и стрельба. Остается сидеть и… пить. — Юрий негромко рассмеялся и, взболтнув оставшийся в стакане самогон, выпил.
— Мне больно на тебя смотреть — как ты можешь, Некрасов? — По обыкновению юнкерских дортуаров
2
, они чаще всего были друг с другом на «ты», но по фамилиям. — Как ты можешь спокойно слушать эту стрельбу?
— Зрители спектакля в любой момент могут сделаться действующими лицами. Ergo
3
— ты тоже можешь не беспокоиться.
2
1918 год. Дон. Армия Краснова
— Это, кажется, твой гнедой у коновязи?
— Что, неплох? — Евгений взглянул на Сережу и улыбнулся. — Рысь немного тряская, и с капризами, как всякая хорошая лошадь.
«Это похоже на реальность сна. Дневные элементы правдоподобно сплетаются в самых невозможных сочетаниях. Выглядит естественно — а поверить невозможно. И я бы предпочел проснуться».
— А зовут?
3
1912 год. Москва
Женя не мог простить себя: спустя несколько лет мысль о невозможной этой нелепости обжигала его такой же злостью, как в тот, отступающий все дальше, день…
Он не помнил лица Того Человека.
В памяти запали даже мельчайшие подробности солнечного июньского дня. Радостное, легкое ощущение сброшенной гимназической формы — надоевшей, суконной, тяжелой, словно впитавшей в свою ткань дух гимназических коридоров… В первый раз надетый летний костюм из белой фланели — последняя парижская мода… Из-за этого элегантного облачения (вызвавшего, впрочем, немало папиного ворчания по поводу «глупых трат не по средствам») четырнадцатилетнему, но уже вытянувшемуся почти до настоящего своего роста Жене казалось, что все многочисленные прохожие принимают его за взрослого… Было ли так на самом деле? Женя затруднился бы ответить — он только отчетливо помнил тогдашнюю самодовольную радость, засевшую где-то в груди, радость, носившую его в те дни по Москве…
Стремительной, летящей походкой обогнув храм Христа Спасителя и маленькую церковь Ильи Пророка, Женя вышел на Пречистенский бульвар.
4
Дон. Бой под хутором Елизаветинским по линии Вешенская — Тихорецкая
— Ну что, Арсений? — Женя, приподнявшись на колено, выпрямился, перезаряжая винтовку.
— Еще сотня будет, Евгений Петрович! — с веселой лихостью прокричал вестовой и, рванув повод, развернулся на скаку в сторону установленного на холме поста.
— Опустить прицел на сто! — резко крикнул Женя и всем натянувшимся телом почувствовал, как приказ прошелся невидимой плетью по лежащей цепи.
«Если пройдут еще сотню — штыковой и крышка. Почему не подходит пехота?»
5
— Скажите, прапорщик, — у Вишневского сам собой вырвался, наконец, вопрос, который, он знал это, мучительно хотел бы, но ни за что не задал бы Юрий, — Вы не родственник Жене Ржевскому?
— Женя Ржевский — мой брат, — вскинув голову, с живостью ответил Сережа. — Вы знакомы с ним, господа?
— Да… по Петербургу. Немного, — ответил столкнувшийся взглядом с Некрасовым Вадим и встал, чтобы подкинуть дров в печку.