Май 1997 г.

– Эта девушка поедет со мной!

Мне кажется, от ужаса я сейчас потеряю рассудок. Давно заметила, что этот мускулистый парень с огромной золотой цепью на бычьей шее не сводит с меня глаз в баре. Поэтому поторопила своего спутника уйти оттуда. А когда свернули на аллею, ведущую к трассе, буквально столкнулись с тремя парнями, среди которых и тот верзила из бара. Он стискивает мне руку выше локтя.

– Ребята, давайте поговорим, что вам нужно. Может, по-хорошему… – пытается что-то робко лепетать мой спутник. Слушать его не стали. Как-то легко и быстро отшвырнули в заросли живой изгороди. Я и не надеялась на его защиту. Владимир, мой однокурсник, может красиво и умно говорить, но в спорте он слаб. Я терпеть его не могу, но согласилась посидеть с ним вечером в баре. Всё от скуки. Вот теперь расплачивайся за веселье!

Озираюсь по сторонам. На тёмной аллее ни души. Впрочем, кто бы посмел вступить в спор с тремя амбалами. Лиц в темноте я разглядеть не могу, но не сомневаюсь: на меня смотрят бандиты. От них исходит почти осязаемая угроза. Дар речи меня покинул сразу, стою не шелохнувшись, пытаюсь бороться с паникой.

– Пошли! – тоном, не терпящим возражения, бросает верзила и движется по аллее. Еле поспеваю за его широким шагом, спотыкаюсь, ноги не слушаются. «Группа поддержки» следует позади.

На следующий день, когда организм справился с физической и душевной усталостью, я занялась самобичеванием, самокопанием и самовнушением. Потому что поделиться, что произошло, не с кем. Кому я могу рассказать? Подругам? Так сложилось, что подруг у меня много, но настоящей ни одной.

И я давно поняла: им можно только хвалиться. Говорить о проблемах – давать лишний повод позлорадствовать. Не хочу. И я отлично знаю, что в глаза мне скажут «бедненькая, как я тебе сочувствую», а за спиной «так ей и надо».

Рассказать матери? Предвижу два варианта действий моей энергичной мамаши. Первый: любыми способами найти и наказать обидчика, вплоть до объявления на телевидение и обязательно заявление в милицию. Что я буду при этом чувствовать, неважно. Второй, это если первый, по мнению мамы, не подходит: прочитать мне длинную нравоучительную лекцию о моём неправильном поведении, о том, что, скорее всего, это я спровоцировала негодяев. Успокоить меня, а, главное, себя, чувством исполненного долга, и удалиться с фразой: «А я тебя предупреждала!». Она так много читала мне лекций во время недолгих визитов в детстве, заменяя этим всё воспитание, что, вполне возможно, темой одной из них и было «Как избежать маньяка».

Поэтому я пытаюсь сама разобраться во всём, что со мной произошло. Я замкнулась в себе, мне не хочется ни с кем общаться, не хочется никого видеть, я сторонюсь увеселительных мероприятий и шумных компаний.

Правда, осуществить всё, что хочется, очень трудно. В понедельник утром позвонила мама и сделала выговор за то, что я не приехала в гости в воскресенье, как обещала. А потом – хочешь, не хочешь – я должна посещать универ.

Возвращаясь вечером из универа, вижу машину родителей во дворе. У мамы есть ключ, поэтому быстро поднимаюсь на свой седьмой этаж в предвкушении тёплого приёма. Не успеваю войти в квартиру, как в коридор из кухни выбегает мама. Судя по её лицу, тёплый приём откладывается. Судорожно припоминаю, что я натворила. Не помыла посуду? Не застелила постель? Пыль под шкафом? У меня всегда порядок, но предугадать, что на этот раз не понравилось моей властной мамочке очень трудно.

– Привет, мамуль. Что-то случилась?

– Да, – странно озираясь, шепчет она.

– Что? С отцом что-нибудь, да?

– Отец в порядке, заходи!

Весь день я в точности исполняю то, что он приказал: раздумываю над его предложением. Еду в метро, сижу на лекциях, но в мыслях далеко от того, что окружает.

Я думаю о нём, о нашей необычной встрече и ещё более необычном предложении. Что я могу ответить? Да? Нет? Единственный ответ, который могу осмыслить: Не знаю! Я действительно не знаю. Ничего не знаю о нём. Кто он – тот, что предлагает себя в мужья? Да и как можно думать о чём-то серьёзном после того, что он со мной сделал?

Отыскиваю в памяти детали, поступки, которые помогут сегодня вечером сказать «нет». Но всё плохое, что смогла собрать, весь мой разум, не может перевесить голос чувств: «Да! Да! Конечно, да!»

Я знаю: задержись он на минуту, не дай возможности размышлять, и я, несомненно, это бы и сказала. И сейчас, как ни мучайся, ни убеждай себя, понимаю: именно такой мужчина мне нужен. Я уже поняла, что меня не устраивают те красивые причёсанные интеллигентки, с которыми приходится общаться в колледже, в иноверец, да и положение родителей всегда ограничивало круг моего общения заумными очкариками.

В борьбе с собой я промучилась до вечера, даже когда он позвонил в дверь, я ещё не знала, что скажу, а самое главное, почему это скажу.