В этой журнальной публикации опущены, в основном, страницы, имеющие чисто личный характер, размышления, так или иначе повторяющие то, что высказано в других книгах Шульгина, и, наконец, суждения, характеризующие ту ситуацию в мире, которая имела место во время создания книги, то есть в 1958 году.
Публикация М. А. Айвазяна. Отдел рукописен Института мировой литературы Российской Академии наук.
ОГНЕННАЯ СТРАСТЬ К РОДИНЕ
Я много раз слышал его имя. В маленьком подмосковном Серпухове, на рубеже холмистой и степной Руси. В домах местной интеллигенции, которая себя неплохо чувствовала, отделенная от кипящей невдалеке столицы бессмыслицей провинции да знаменитым сотым километром, книги этого писателя были желанны, а поступки и черты национального характера обсуждаемы. Тогда из рассказов взрослых о нем выяснялось, что у нас бывает еще и необычная, огненная любовь к местам, где ты родился и вырос. Эта страсть к невзрачным пажитям, серым спокойным рекам и неяркому однообразному пейзажу, оказывается, бывает также необычным стимулом к созданию замечательных литературных и публицистических произведений. И главным среди адептов, исповедовавших эту неугасающую любовь к России, особенно к дореволюционной, всегда называли Василия Витальевича Шульгина. Сегодня, обращаясь к его творчеству, к неизвестной читателю публицистике, хочется в который раз напомнить нам всем, что именно любовью и жив человек. Не бессмысленным тяготением к утраченному времени и к идеальному пространству, а чувством к запечатленным в душе прошлым ощущениям окружающего и верой в традиции — даже к привычному виду из окна. Во всяком случае в нашем Отечестве такое случается часто. Может быть, и нам с вами повезет, и в исторической публицистике этого прекрасного писателя, изложенной на бумаге, мелькнет далекий таинственный костер российской истории XX века, способный по сию пору, как притихший вулкан, согревать и пробуждать главные мысли и чувства у нас и наших современников. Проживший долгую (98 лет) жизнь писатель В. В. Шульгин был не только страстным созерцателем этой российской истории, но и прямым активнейшим ее участником.
Популярный в России и в среде зарубежной эмиграции писатель, монархист, член Государственной думы, сподвижник П. А. Столыпина, Василий Витальевич Шульгин известен как человек, который в феврале 1917-го принял из рук государя Императора отречение от престола. Именно поэтому обнаруженная недавно в архиве и впервые публикуемая сегодня историкопублицистическая книга "Опыт Ленина" — значительное явление не только в его собственном творчестве, но и в русской литературе, которая всегда, со времен А. С. Пушкина, ставила перед собой и обществом политические задачи при оценке действительности.
"Опыт Ленина" написан В. В. Шульгиным осенью 1958 года, в год его восьмидесятилетия. Позднее к нему было проявлено, в очередной раз в XX веке, неожиданное даже для него, внимание совершенно разными представителями отечественной культурной среды. Вышел фильм о нем. Многие писатели, несмотря на трудности и опасность в то время общения с ним, нашли способ встретиться с самым загадочным и необычным в России человеком-легендой. Существуют многие воспоминания о встречах с ним именно в это время. Но никто, даже близкие к нему и родственники, не знали о том, что он написал книгу о Ленине. Следует отметить, что необычайный творческий дар В. В. Шульгина в быту сочетался с удивительным российским прагматизмом и трезвым анализом окружающей действительности. Эти качества часто ограждали не только писателя, но и окружающих его от серьезных неприятностей, свойственных отечественной жизни. Так, единственный экземпляр рукописи "Опыта Ленина" заканчивался следующим абзацем:
Конечно, создание такого исследования было своеобразным подведением итогов собственной необычной жизни, которая на протяжении многих лет слишком тесно переплеталась со столь же непростой судьбой России. Об этой судьбе Родины писатель не переставал думать и писать: в эмиграции, в дни тюремного заключения, с 1945-го по 1956 год, после освобождения из заключения, в период бездомного скитания в России по домам инвалидов и престарелых и до своего последнего дня в любимом Отечестве — в 1976-м в дни приближающегося своего 99-летия. Он, всегда вызывавший отчаянную приязнь окружающих и почтительное уважение советских органов, по-прежнему продолжал думать только о России. Книге "Опыт Ленина" им придавалось особое значение. Именно поэтому, опасаясь за ее судьбу, незадолго до смерти он сдал рукопись книги вместе с другими своими материалами в архив КГБ, будучи твердо уверенным в гарантии сохранности для России своего труда в этом необычным месте.
ОПЫТ ЛЕНИНА
КРАТКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Мысли, в настоящем произведении изложенные, волнительные, тревожные; и это независимо от их ценности или бесполезности. Бередить раны, старые и новые, так сказать, впустую, не имело бы смысла. Должны быть для этого мучительного занятия причина и цель. То и другое налицо.
Мне было сказано:
— Было бы интересно, а может быть, и полезно, если бы вы записали ваши теперешние мысли. В случае если эта запись приобретет форму книги, это еще не значит, что ее можно будет напечатать. Но все же и в виде рукописи в единственном экземпляре ваш труд будет как бы продолжением ваших печатных произведений, написанных более тридцати и даже, без малого, сорока лет тому назад.
При этом имелись в виду мои книги: "1920 год", написанный в 1921 году, "Дни", написанные в 1922 году, и "Три столицы", написанные в 1926 году.
Вышеизложенный разговор был причиной, почему я взялся за перо. Цель настоящего труда — удовлетворить весьма лестный для меня интерес к тому, до чего я додумался за столь долгие годы.
НАСМЕШКА СУДЬБЫ
Мне не пришлось лично встретиться с Лениным, о чем сожалею. Но мы встречались иначе.
Вернувшись в Россию в апреле 1917 года, он, Ленин, поселился в ставшем вследствие этого знаменитым так называемом "особняке Кшесинской", что на Каменноостровском, близ Троицкого моста.
Я почти каждый день проходил мимо этого особняка, так как жил неподалеку; с тех пор, как там поселился Ленин, вокруг дома всегда стояла толпа. Я иногда даже останавливался. С балкона второго этажа беспрерывно говорились речи. Может быть, когда-нибудь говорил и Ленин, но я не знал его в лицо. Несомненно, говорили те, что приехали с ним из Германии. Прислушиваясь к этим речам, я понял, что здесь происходит. С этого балкона стремились уничтожить русскую армию. Всеми средствами разлагали дисциплину, натравливая солдат на офицеров. И требовали немедленного мира "без аннексий и контрибуций"(1)
2
. Последнее, то есть "без аннексий и контрибуций", слушатели пропускали мимо ушей. Но слово "мир" действовало как атомно-водородная бомба, хотя их, таких бомб, тогда, еще не было. Слово "мир" сыпало радиоактивные частицы на тысячи километров от особняка Кшесинской и отравляло солдатские души, маня их бросить фронт и вернуться по домам. Никому не хотелось воевать. Армия еще держалась в силу дисциплины и чувства долга. От того и от другого освобождали солдатскую совесть ораторы с балкона Кшесинской.
Меж тем Временное правительство объявило продолжение войны. Но каким образом можно было воевать и одновременно терпеть эту проповедь, проповедь из особняка Кшесинской?
То, что без всякой помехи совершалось ежедневно около особняка Кшесинской, показывало крайнюю слабость правительства князя Львова. Если бы что-нибудь подобное произошло во время войны с Гитлером, то Сталин расстрелял бы проповедников мира прежде, чем они успели бы вымолвить это слово. Но Временное правительство делало вид, будто оно не слышит "голос Кшесинской".
СТАТЬЯ В "ПРАВДЕ"
Третья "встреча" с Лениным произошла при нижеследующих обстоятельствах.
Государственная Дума как законодательное учреждение уже не существовала после Февральской революции 1917 года, но члены Государственной Думы еще собирались на частные собрания для обмена мнениями. Собрания были открытые в том смысле, что отчеты о них печатались в газетах. На одном из таких собраний я сказал речь (в мае 1917 года), высказав некоторые мысли. Обращаясь к социалистическому лагерю вообще от лица тех, кого называли и называют еще буржуазией, а если выражаться точнее, от лица имущего класса, я сказал примерно следующее:
— Я знаю, что вы нас разденете. Но если этой ценой вы спасете Родину, раздевайте! Плакать не будем.
На эту мою речь отозвался Ленин в газете "Правда". Статья эта озаглавлена так: "На зубок новорожденному… "Новому" правительству". В этой статье на мой счет сказано:
"Из речи Шульгина на заседании организующейся контрреволюции (заседание членов Гос. Думы 17.V):
ИМЯ РУССКОЕ
Принципиальная защита собственности как института, на котором стоит мир, несомненно, входила в концепцию Белых.
Еще более ими руководили свободолюбивые чувства. Царская Россия за 10 лет Государственной Думы достигла такой политической свободы, которая просто кажется невероятной нынешним гражданам Советского Союза. Но если бы они могли прочесть стенографические отчеты Государственной Думы и газеты того времени, это стало бы им ясно. Диктатура пролетариата отбросила нас примерно ко временам Иоанна Грозного. Либеральная интеллигенция, не примкнувшая к большевикам, ответила на рецидив деспотизма восстанием.
Защита собственности и вольнолюбие были немаловажными причинами Белого движения. Но оно стало на ноги и окончательно оформилось, когда был заключен Брестский мир.
Есть еще и Россия! — говорил Деникин.
В этом деле и я принял посильное участие. И это была еще одна "встреча" с Лениным.
СУДИЛИЩЕ
Мне кажется, что я могу приступить к моей последней "встрече" с Лениным.
Она происходит сейчас. И это роковая встреча. Роковая для меня. Я чувствую: или мы как-то сговоримся…
Сговориться! Сговориться с покойным?
Для меня загробная жизнь — реальность. Ленин жив. И я иногда вижу его во сне.
На такое заявление кто улыбнется, кто рассердится. Но я не могу изменить совершенно реального факта: я вижу иногда Ленина во сне. Это так же верно, как то, что я никогда не видел его наяву.