Лето 1921 года выдалось на Таймыре холодное и дождливое. Дождь, снег, туман… С трудом двигался отряд по раскисшей вконец тундре. Уже два месяца, как люди вышли с Диксона. Позади больше 1000 верст, а впереди?

Передовая упряжка оленей, увязая в глине, с трудом вытащила санки на взгорок и остановилась. Никифор Бегичев, начальник отряда, оглянулся. Упряжка Егора Кузнецова поднималась по склону, остальные сбились у реки. Альфред Карлсен, размахивая руками, видимо, о чем-то спорил с проводниками. Чуть в стороне, нагнувшись, счищал ножом налипшую глину с сапога капитан Ларс Якобсен.

– Может, ночевать будем? – окликнул Бегичева подошедший Егор. – Олени совсем плохие стали, подкормить надо.

Через час в котлах булькала надоевшая похлебка из оленины, приправленная сухарями, дымился чай. На следующий день было решено устроить дневку: осмотреть берег и заодно дать отдохнуть оленям…

Руал Амундсен достиг вершины славы. В 1903–1906 годах ему впервые в истории удалось пройти на 47-тонной яхте «Йоа» Северо-западным проходом – путем, который оставался недоступным человеку в течение трех сотен лет. В 1911 году он первым водрузил флаг своей страны на Южном полюсе.

Две блестяще проведенные экспедиции! Крупнейшие географические открытия! Почести, ордена, медали! И вот в 1918 году Амундсен вновь собирается в Арктику. На шхуне «Мод» норвежец предполагает повторить путь знаменитого «Фрама» – вмерзнуть в лед к северу от Новосибирских островов, продрейфовать через центральную часть Арктического бассейна и попытаться достичь Северного полюса.

К сожалению, в первый год дойти до Новосибирских островов не удалось. Зима застала «Мод» у мыса Челюскин, точнее, в 20 милях к востоку от него, в заливе, который с той поры получил название гавань Мод. Еще ни одна экспедиция не зимовала в этом районе, и экипаж «Мод» с головой окунулся в работу. Санные поездки, астрономические, магнитные, метеорологические, океанологические наблюдения…

Год прошел незаметно. С наступлением лета на «Мод» стали готовиться к продолжению путешествия. Впереди многолетний дрейф. Какие еще неожиданности подстерегают судно? Не будет ли оно раздавлено льдами? И не случится ли так, что уже собранные научные данные погибнут? Безусловно, это было бы невосполнимой потерей.

После получения телеграммы Амундсена норвежское правительство решило отправить на поиски Тессема и Кнутсена специальную экспедицию. Шхуна «Хеймен» под командой капитана Ларса Якобсена должна была идти к острову Диксон, чтобы собрать сведения о норвежских моряках. В случае если на Диксоне об их судьбе не будет известно, Якобсену надлежало вести судно к мысу Вильда.

12 августа 1920 года шхуна вышла из Тромсе и, не встретив никаких препятствий, уже 23-го была на Диксоне. О судьбе Тессема и Кнутсена здесь ничего не знали.

Якобсен попытался пробиться к мысу Вильда, но тяжелые льды остановили «Хеймен». Норвежцы вынуждены были вернуться и из-за поломки машины зазимовать на острове Диксон.

12 октября радиостанция острова приняла радиограмму: «Диксон, Хеймен, Якобсену… Приготовьтесь собаками или другим путем весной 1921 г. достигнуть мыса Вильда, для чего наймите или купите собак… Норвежское правительство».

Выполнить самостоятельно санное путешествие к мысу Вильда Якобсен не мог. Ни собак, ни оленей в районах, более или менее близких к Диксону, достать было невозможно. Якобсен так и сообщил в Норвегию. Тогда после довольно оживленной переписки дело было поручено советскому Комитету Северного морского пути при Сибревкоме. Руководителем спасательной экспедиции назначили Никифора Алексеевича Бегичева…

Летом 1922 года молодой геолог Н. Н. Урванцев решил плыть на лодке по реке Пясине, чтобы выяснить ее судоходность и закартировать. Бегичев был взят в экспедицию в качестве проводника. Ему попутно хотелось проверить рассказы о рыбных богатствах Пясины и оценить возможности промысла. От устья Пясины лодка пошла вдоль побережья к Диксону.

И здесь, вблизи устья реки Зеледеева, километрах в 90 от Диксона, Урванцев и Бегичев обнаружили два пакета с научными материалами и почтой Амундсена и большое количество вещей, несомненно принадлежавших Тессему и Кнутсену. На берегу лежали две записные книжки-календаря за 1903 и 1904 годы, три тетради, папка с чистой бумагой и двумя флагами – норвежским и американским, портмоне с деньгами и билетом на имя Тессема и пять визитных карточек Руала Амундсена, из них две с русским текстом: «М. Г., не откажите в возможном содействии г-ну П. Л. Тессему при отправлении телеграмм и дальнейшем продолжении пути с почтой в Норвегию». Кроме того, были найдены инструменты и снаряжение: шлюпочный компас, походный теодолит, аптечка, бидон с остатками керосина, бинокль, три кастрюли, термометр, бритвенный прибор, обрывки белья, шапка, готовальня и т. д.

«Все лежало в разбросанном виде на бугорке между морем и глухим заливчиком, – записал в дневнике Урванцев, – в расстоянии от берега моря 20 саженей, на высоте 1,9 сажени, среди плавника. Пакеты лежали по склону к заливчику. Плавник был собрал и из него устроен род углубления, куда, по-видимому, и были сложены вещи, а сверху они были прикрыты непромокаемой покрышкой с кольцами. Склад был, вероятно, вскоре разворочен медведями, так как белье изорвано, бидоны измяты, шапка явно носила следы медвежьих когтей, также в клочья изорвана покрышка склада и оболочка третьего пакета. Кроме того, тут трудились и мыши, ими прогрызено белье и папки. Человек сам, по-видимому, ушел дальше, так как нет ни лыж, ни ружей, ни остатков продовольствия, ни санок. Нигде не видно также следов костра. Очевидно, обессиленный, он бросил все вещи, устроив для них склад в плавнике и обложив им, сам пошел далее налегке».

Н. Н. Урванцев (1932 г.)

Центральный отряд осматривал остатки старинных изб на берегах фьорда Хутуда, Островной – готовился к обходу полуострова Минина, Восточный – плыл на ледоколе «Киев», приближаясь к месту высадки – таинственному заливу Миддендорфа. На этом читатель расстался с экспедицией «Комсомольской правды». Что же было дальше? Как проходили поиски?

Среди плавникового леса, выброшенного на берег, мы находили части корабельной обшивки, крышки трюмов, разбитые шлюпки и многое другое, что когда-то носило море. Реже следы костров, гурии. Изредка чуть выше зоны плавника стояли охотничьи избушки. Иногда они были целые, чаще – завалившиеся от старости; случалось, что только вросшие в землю венцы бревен говорили, что некогда тут стоял дом. Все это мы фотографировали, обмеряли, привязывали к местности.

Крупные детали судов, избушку или гурий мы, конечно, не пропустили. Но мимо упавшего знака могли пройти. Трудно быть постоянно внимательным и энергичным, особенно если за плечами трехпудовый рюкзак. Но главное, берег зачастую сплошь завален плавником на многие километры.

Каждый отряд осматривал весь берег, но особенно тщательные поиски проводились в окрестностях заранее выбранных точек.

Условные значки на карте были поставлены еще в Москве в период подготовки маршрутов. Они отражали сведения, почерпнутые из отчетов различных экспедиций, из старых карт, лоций, из рассказов зимовщиков. Там, где стоял значок, внимание должно было быть удвоено и утроено. Отряд останавливался и проводил тщательный осмотр, а если нужно, то и раскопки.