В этой книге мы попытаемся взглянуть на то, что произошло и происходит с российской экономикой, да и с Россией в целом, в широком контексте, а именно: с учетом того, какое место занимает сегодня страна в многообразном и противоречивом мире, в глобальной экономике. Мы хотим определить, какое место может занять Россия в долгосрочной перспективе, через несколько ближайших десятилетий. Посмотрим на тенденции мирового хозяйства, которые уже выявились или только намечаются сейчас, в начале двадцать первого столетия, и попытаемся ответить на вопрос, что ожидает российскую экономику. Однако начать нам следует с описания исходных позиций — того состояния и положения, в котором находится сегодня экономика России.

Говоря о современной российской экономике, прежде всего, необходимо определить ее нынешнее место в своего рода мировой «табели о рангах». К сожалению, среди многих мифов, овладевших общественным сознанием в России на бытовом, а отчасти даже и на экспертном уровне, есть представление о России как о богатой стране. Согласно этому мифу страна, правда, сегодня переживает некоторые трудности, страдает от козней внешних и внутренних врагов и потому не особенно процветает, но, тем не менее, достаточно богата, чтобы через очень непродолжительное время — скажем, одно десятилетие — претендовать на роль одного из экономических лидеров современного мира. Несмотря на то, что затянувшийся «переходный период» несколько поколебал этот миф, его позиции, в том числе и среди интеллигенции, все еще достаточно прочны и периодически становятся почвой для всякого рода экзотических рецептов достижения всеобщего процветания путем перераспределения неких финансовых потоков, перекрытия оттока капитала за рубеж, изъятия ренты, национализации нефтедобычи, использования золотовалютных резервов для инвестиций или потребления и т.п. Так вот, для того чтобы обзавестись иммунитетом против такого рода чудодейственных рецептов и поиска некоего скрытого (или украденного у народа) богатства, необходимо знать, что между Россией и странами, которые принято называть богатыми, лежит если и не пропасть, то очень большая дистанция.

Сравнивая уровень доходов населения и государства, мы должны констатировать, что российский ВВП на душу населения соответствует уровню развивающихся стран и в несколько раз ниже среднего уровня развитых стран. Это — не количественный, это — качественный разрыв, который при нормальных условиях и нормальном течении экономической жизни невозможно преодолеть ни за десять, ни за двадцать, ни за тридцать лет (какие бы амбициозные задачи вроде удвоения ВВП за десять лет мы ни ставили). Для того чтобы за считанные десятилетия преодолеть такой отрыв, необходимо экономическое чудо, которое, в отличие от остальных чудес, никогда не случается само по себе, а только в результате длительных, настойчивых и компетентных усилий. Пока же (если иметь в виду последние пятнадцать лет) экономическое отставание России по среднему уровню дохода на душу населения не сократилось ни на йоту.

При этом доходы, как это и естественно для стран с относительно низким абсолютным уровнем доходов, распределяются крайне неравномерно. Разрыв между верхней и нижней децилями населения по уровню дохода является четырнадцатикратным и последние десять лет практически не уменьшается. Доля населения, которое живет в условиях абсолютной бедности, то есть испытывает затруднения с удовлетворением базовых жизненных потребностей, составляет не менее 35 %. Наличие довольно значительного слоя богатых и очень богатых людей ничего не меняет — такая картина является типичной именно для относительно бедных стран, где как раз и наблюдается соседство огромных ареалов застойной бедности и нищеты, с одной стороны, и преуспевающей даже по меркам западных стран верхней прослойки — с другой. Несмотря на идущие уже более десяти лет разговоры о формировании в России мощного нового среднего класса, никаких подтверждений этого процесса не наблюдается. Небольшой по размерам средний класс, состоящий из работников сферы обслуживания, развлекательных услуг, чиновников и разного рода рантье, — это признак бедной страны и бедного общества. Признак богатой страны — это не наличие среднего класса как такового (не будем забывать, что, например, индийский средний класс превосходит российский и по численности, и по уровню доходов), а его относительный размер и состав. В развитом обществе он состоит из квалифицированных специалистов высшей и средних категорий (менеджеров, инженеров, офицеров, врачей и учителей, научных работников, высококвалифицированных рабочих и фермеров), а также организованных законопослушных предпринимателей, и составляет не 20-25, а 75-80 % всего населения.

И проблема здесь не исчерпывается уровнем номинальных текущих доходов населения. Огромен также разрыв, отделяющий Россию от развитых стран в области социальной инфраструктуры. Количество и качество жилья и коммунальных услуг, уровень обеспеченности медицинскими услугами и учреждениями, уровень социального и пенсионного обеспечения, охраны детства (вспомним хотя бы о социальном сиротстве, более известном у нас под названием «детская беспризорность»), пенитенциарной системы — все это в лучшем случае соответствует стандартам не самой худшей части развивающегося мира, но не выдерживает сопоставления с уровнем государств, занимающих нижние места в списках развитых стран.

Производственная и транспортная инфраструктуры также находятся на низком техническом уровне и сильно изношены физически; условием их обновления и модернизации являются крупные единовременные вложения, несопоставимые с размерами бюджета государства. В стране по сей день практически нет современных автодорог, а пропускная способность железных дорог низка и в последнее время практически не растет. В немалом количестве населенных пунктов редкостью остается обыкновенный телефон (по данным опросов, домашнего телефона не имеет больше половины домохозяйств), а по количеству компьютеров на душу населения страна находится в мировом рейтинге где-то в восьмой десятке, отставая по этому показателю от США и Западной Европы на порядок.

Пожалуй, наиболее общим местом для любых аналитических статей и материалов о российской экономике является тезис о ее зависимости от добычи и экспорта природного сырья, и в первую очередь природных энергоносителей — нефти и газа. Хотя в отношении конкретных цифр и расчетов, призванных продемонстрировать высокую зависимость российской экономики от сырьедобывающего сектора, существуют значительные расхождения и споры, в той или иной степени эту зависимость признают практически все эксперты. Вместе с тем вопрос о формах и реальной степени этой зависимости не так прост и требует некоторых разъяснений.

Прежде всего, следует оговориться: доля непосредственно сырьевых отраслей в формировании российского ВВП сравнительно невеликa — даже при расширительном толковании на нее приходится 15, максимум — до 20 % производимого валового внутреннего продукта. Вместе с тем по многим другим важнейшим структурным показателям удельный вес сырьевых отраслей гораздо выше. По нашим оценкам, например, на него приходится более половины всех производственных инвестиций и чистой прибыли российских предприятий. Именно на этот сектор приходится основная часть совокупных финансовых ресурсов, которыми располагают российские компании нефинансового сектора, здесь формируется большая часть денежных потоков, поддерживающих экономическую активность в реальном секторе экономики. В российском экспорте доля первичных ресурсов (включая металлы и металлопрокат) превышает 80 %, причем приблизительно 60 % всего объема экспорта приходится на продукцию нефтегазового сектора. Столь же велика зависимость от сырьевого сектора (включая отрасли первичной переработки природного сырья) и налоговых поступлений. В совокупных доходах расширенного правительства доля поступлений от этого сектора превышает три четверти.

Кроме того, и в обрабатывающей промышленности отраслевая структура производства на самом деле представляет собой своего рода пирамиду. Ее основание (и, соответственно, большую часть общей площади) образуют отрасли, тесно связанные с использованием большого количества сырья, составляющего значительную часть совокупной стоимости продукта этих отраслей. И наоборот, отрасли и производства, которые можно условно отнести к сфере высоких технологий, представляют собой вершину условной пирамиды, доля которой в общем объеме производства крайне мала. Таким образом, значимость сырьевого сектора в совокупной экономической активности гораздо выше сравнительно скромных показателей удельного веса этого сектора в российском ВВП.

Строго говоря, в этом вопросе вообще нельзя полагаться только на количественные подсчеты — не менее важен, хотя и трудноопределим, качественный аспект, включающий в себя оценку косвенного, в том числе и психологического влияния состояния сырьевого сектора на экономику в целом. На сырьевой сектор опираются, и им в очень существенной степени определяются доходы, инвестиции и спрос в секторах, формально никак не связанных с добычей и первичной переработкой сырья. Если в виде условного «несырьевого сектора» представить себе ту часть экономики, которую составляют успешно работающие предприятия в альтернативных «сырьевой экономике» отраслях (главным образом — это так называемая «новая экономика» России), то мы увидим, что отношения между этими двумя секторами не симметричны. Если «экономика сырья» держится в преобладающей степени на удовлетворении внешнего спроса и в принципе может обойтись без поддержки со стороны отечественного несырьевого сектора, то для последнего «сырьевые» деньги — это, как правило, необходимый элемент для выживания, не говоря уже о развитии. Без сравнительно дешевых сырья и энергии, а главное — без спроса на конечную продукцию, обеспечиваемого доходами предприятий и государства от продажи сырья и продуктов его первичной переработки, большинство предприятий несырьевого сектора неизбежно теряет историческую перспективу. Учитывая, что последние, как правило, ориентированы главным образом на внутренний рынок и к тому же не отличаются заметной конкурентоспособностью по сравнению с импортными аналогами, потеря сегмента рынка, связанного с «сырьевыми» деньгами, в большинстве случаев приведет их к неизбежному банкротству.

Другими словами, зависимость условного «несырьевого» сектора нашей экономики от сырьевого на порядок выше, чем обратная зависимость второго от первого.

Из того, что было сказано, казалось бы, логически вытекает вывод о том, что экономика сегодняшней России представляет собой чуть ли не классический пример хозяйства страны, относящейся ко второму-третьему эшелону мировой капиталистической экономики, — страны, находящейся, по большому счету, на периферии мирового хозяйства и выступающей в качестве несамостоятельной его части, поставщика первичных ресурсов и рынка сбыта для продукции более продвинутой части глобального капитализма.

Действительно, мы имеем качественный разрыв в уровне доходов, в технологическом уровне производства и его структурных характеристиках; в уровне эффективности использования исходных экономических ресурсов. Мы имеем экономику, в очень большой степени зависимую от топливносырьевых отраслей, со слабо развитым (по меркам развитых стран) обрабатывающим сектором и еще менее развитым финансовым сектором. Мы не имеем самодостаточности и внутренне встроенных механизмов роста в нашем национальном хозяйстве, существует высокая зависимость экономики и бизнеса в России от экономики развитой части мира — ядра современного капитализма. Наконец, мы имеем соответствующую этому экономическому положению социальнополитическую надстройку, а именно: отсутствие в стране зрелого гражданского общества и присущих ему институтов, то есть развитой правовой системы, независимого судопроизводства, реальной, а не декоративной партийнопарламентской политической системы, подотчетного парламенту и партиям правительства и т.д. Я уже предлагал в качестве общей характеристики современного российского капитализма выражение «периферийный капитализм», которое, на мой взгляд, с одной стороны, отражает неполноценность развития в нашей стране основных рыночно-капиталистических отношений и институтов (то есть, это своего рода недокапитализм, ухудшенный капитализм), а с другой — его зависимое положение в рамках глобального капитализма. Он занимает главным образом традиционные и неперспективные ниши мирового хозяйства, не дающие возможности максимально эффективно использовать имеющиеся в стране материальные и людские ресурсы.

Вместе с тем, если мы сравним Россию с другими странами, имеющими примерно такие же характеристики и занимающими в мировом хозяйстве аналогичное положение, то мы не сможем не заметить ряд отличительных черт, ряд особенностей, во многом связанных с особенностями исторического пути России, потенциально выделяющих ее из ряда «коллег по цеху».

Заключаются эти особенности главным образом в двух вещах:

1) в наличии в структуре ее экономики некоторых секторов, отраслей и производств, не характерных или во всяком случае не типичных для классической «периферийной экономики», и 2) в избыточных для такой модели качественных характеристиках исходных экономических ресурсов, присутствующих в ее хозяйственной системе. Рассмотрим их поподробнее.

Попробуем сделать некоторое обобщение того, что сказано. В принципе, по всем формальным показателям, если сопоставлять российскую экономику с развитыми капиталистическими странами, с одной стороны, и с относительно слаборазвитой частью глобального хозяйства — с другой, можно придти к выводу, что Россия — это типичный, можно сказать, классический вариант относительно индустриализированной экономики, располагающейся на периферии мирового капиталистического хозяйства. То есть представляет собой часть так называемого «развивающегося» (или, если пользоваться терминологией второй половины прошлого века, «третьего») мира, хотя и далеко не самую обездоленную его часть — часть, которую международные экономические организации классифицируют как «страны со средним уровнем дохода» («middle-income countries»).

Более того, все те пороки и изъяны укоренившейся в последние полтора десятилетия хозяйственной (и политической) системы, о которых мы говорили выше (и подробно анализировали в других наших работах), в той или иной степени характерны и для других стран, относящихся к этой же группе и имеющих сходные с Россией характеристики. И если в самой России подобные аналогии не особенно популярны, то, скажем, на Западе взгляд на Россию как на одну из ряда стран с относительно низким уровнем дохода, неэффективной хозяйственной и недемократической политической системой, является, пожалуй, преобладающим. Соответственно, те пороки, которыми сегодня страдает Россия, то есть: коррумпированность власти, колоссальные масштабы социального неравенства, бессилие и зависимость судебной машины, концентрация экономической и политической власти в руках узкой группы лиц с неоднозначной репутацией, огромная роль неформальных отношений в экономике и политике и т.д. — все это кажется многим и у нас, и в мире естественным и по-своему нормальным. (Есть даже получивший несколько скандальную известность обширный доклад, написанный бывшими экономическими советниками российского правительства А. Шляйфером и Д. Трайсманом, посвященный весьма неоднозначному состоянию российской политической и экономической системы, который так и называется — «Нормальная страна». Смысл доклада по сути сводится к вышеизложенному тезису: масштабы общественных пороков и экономической неэффективности в России не больше, а местами даже и меньше, чем у стран со схожим уровнем доходов, а значит — все, что в ней происходит, — это нормальный, естественный ход событий. А уж если кто-то ожидал от российского перехода от коммунизма к рынку чего-то большего — так незачем было предаваться иллюзиям. Россия никогда не была развитой страной, и подходить к ней с мерками таковой изначально было ошибочно.)

Однако Советский Союз на самом деле не был обычной страной со средним уровнем дохода. И дело не только и не столько в статусе военной сверхдержавы. Структура производства, структура экономически активного населения и его ментальность, экономическая и научно-техническая инфраструктура — все это было создано и поддерживалось с целью решения совсем иных, более масштабных задач, чем те же элементы в Аргентине, Бразилии или других странах, называемых в качестве «одноклассников» нынешней России.

Они представляли собой попытку советских лидеров бросить вызов естественному ходу истории и, безусловно, не были обусловлены требованиями рынка (которого в Советском Союзе и не было), и в этом смысле можно понять, когда те же вышеупомянутые экономические советники легко списывают потерянное в ходе «реформ» производство как «лишнее и ненужное». Однако большинство людей не считали унаследованное Россией от советского времени материальное и техническое наследие (кстати, созданное ценой огромных усилий и жертв) ненужным и обременительным. Более того, не будет преувеличением сказать, что именно оно дает России шанс за счет более целесообразного и эффективного его использования в исторически разумные сроки построить экономику того же типа, которая поддерживает современные рыночные демократии, пусть и с более скромным уровнем жизни. Именно это могло стать для россиян объединяющей задачей, которая примирила бы их и с трудностями перехода, и с неизбежным ростом социального расслоения, и с ощущением потери военного могущества страны.

Именно в этом и заключался смысл программы, которая называлась «500 дней».

Современный мир, и это можно считать своего рода аксиомой, очень и очень неоднороден. Фактически он представляет собой совокупность обществ, весьма отличающихся друг от друга в самых разных отношениях, в том числе и по принципам организации тех или иных сфер общественной жизни. Конечно, природа человека как биологического вида едина, и некоторые базовые черты человеческой психологии, равно как и общественных отношений, достаточно жестко детерминированы и проявляются в любой человеческой общности, будь то население американского мегаполиса или патриархальная община на островах Полинезии. Но поле для различий в общественных отношениях или способах их организации необычайно велико.

Эти различия нельзя свести к исторической последовательности общественного развития. Ошибочно полагать, что все страны идут по одному и тому же пути, только находятся в разных его точках. И что через, условно говоря, сто или двести лет страны Африки или Ближнего Востока будут иметь социальноэкономическое устройство, совпадающее с нынешней организацией жизни в Западной Европе или США.

Вообще, представление о некоем едином будущем для всех стран и народов — это величайшая выдумка ХХ века, которой, кстати говоря, грешили не только марксисты, но и их противники в холодной войне. На самом деле сегодня, в начале двадцать первого столетия, мир ничуть не более един и однороден, чем он был сто или двести лет назад, и не нужно быть большим пророком, чтобы с уверенностью предположить, что и еще через сто лет ситуация в этом отношении не изменится.

Поэтому, кстати говоря, проблема выбора пути общественного развития для России по-прежнему остается актуальной и после краха советского социализма. Вопреки некоторым утверждениям и представлениям, вопрос о том, что будет представлять из себя общественное устройство страны, скажем, в 2050 г., по-прежнему остается открытым. Вариантов развития событий, по меньшей мере, несколько (если не сказать — множество), и реализация какого-то одного из них отнюдь не детерминирована существующими обстоятельствами, так что будущее может принести нам немало сюрпризов с точки зрения путей дальнейшей политической и экономической эволюции.

Современный мир неоднороден не только с точки зрения способа организации обществ и господствующих в них общественных ценностей и традиций. Он еще крайне неоднороден и с точки зрения распределения в нем богатства и благосостояния. Мир как был, так и остается поделенным на страны богатые и бедные, сильные и слабые, передовые и отсталые, причем степень их различий со временем нисколько не ослабевает.

С чем связано такое изменение ситуации в мировом хозяйстве? На самом деле факторов, обусловивших такие перемены, множество. На эту тему уже написано немало работ, еще больше высказано наблюдений и гипотез. Если же, однако, попытаться коротко обобщить суть произошедшей трансформации, то самым важным и обобщающим моментом является то, что относительная значимость простого труда и природных ресурсов, — а это именно те виды экономических ресурсов, которыми так называемый развивающийся мир наделен не в меньшей, а скорее даже в большей степени, чем мир развитый, — стремительно уменьшается. Есть немало очевидных косвенных доказательств того, что значимость иных, более сложных и в историческом плане новых факторов экономической деятельности последовательно и постоянно увеличивается.

Одним таким доказательством служит то, что в стоимости массово производимой и потребляемой продукции увеличивается доля затрат, не связанных непосредственно с производством данной конкретной единицы товара или услуги. Даже сравнительно простые из них обязательно содержат в своей цене компенсацию затрат на разработку и создание самих этих продуктов как новых объектов рынка (а доля продуктов, сама идея которых появилась в течение нескольких последних десятилетий, растет буквально на глазах), затрат на разработку используемых при этом новых материалов, новых технологий, новых видов оборудования и т.д. Частью компенсация всех перечисленных затрат имеет скрытый характер (если она просто заложена в цены используемых при производстве данного продукта промежуточных продуктов — тех же материалов, амортизации оборудования и т.п.). Частью же (причем в возрастающей степени) она принимает и явный характер, то есть форму выплат владельцам интеллектуальной собственности в виде разного рода лицензионных отчислений.

Например, в цену любого товара или услуги, при производстве которых используется компьютерная техника (а это уже сегодня — добрая половина всей производимой в мире продукции), включена плата владельцам прав на используемое программное обеспечение. Все или почти все производители в возрастающей степени пользуются все более сложными и многообразными услугами связи (сравните сферу телекоммуникаций сегодня и, скажем, сорок лет назад) — а значит, оплачивают сами и, соответственно, включают в цену своей продукции выплаты владельцам прав на используемые при этом коммуникационные технологии.

Далее. Практически любое современное производство даже за пределами развитого мира осуществляется главным образом на заемные средства — а значит, в цене продукции «сидит» процент по привлеченным кредитам или выплаты по эмитированным ценным бумагам и т.п., в которых содержится не только доход собственно владельцев привлекаемого капитала, но и огромные суммы затрат на содержание инфраструктуры финансовых рынков с обслуживающим его юридическим аппаратом. Новое для людей старшего поколения слово «маркетинг» подразумевает, что в цену продукции закладываются затраты на содержание разного рода служб изучения рынка и выплаты владельцам прав на соответствующую информацию и используемые для ее обработки интеллектуальные технологии.

Наконец, есть и такое самое явное проявление снижения удельного веса традиционных «простых» экономических ресурсов в общем производстве, как громадный и превосходящий даже самые смелые прогнозы рост затрат на рекламу. Причем в составе самих этих затрат расходы на информирование потенциального потребителя о технике приобретения и потребления продукта занимают лишь незначительную долю. Основная доля расходов приходится на так называемую «имиджевую» или близкую к ней по смыслу рекламу — то есть на формирование у потребителя потребности (реальной или воображаемой) в приобретении продукта определенного производителя или продавца. Другими словами, в растущей степени продается и, соответственно, оплачивается потребителем не столько реальный продукт, сколько его виртуальная составляющая — «имидж», доход от продажи которого через права на рекламируемые торговые марки — «брэнды» — поступает владельцам этой специфической интеллектуальной собственности.

При всей условности политико-экономических прогнозов общую картину можно представить и предсказать на ближайшее будущее с достаточно высокой степенью вероятности.

О мировой экономике через несколько десятилетий можно, совершенно не рискуя репутацией, сказать следующее.

Общий уровень жизни практически повсеместно возрастет, но масштабы и темпы этого повышения будут не настолько велики, чтобы оправдать надежды социальных оптимистов. При этом повышение уровня доходов по отдельным странам и группам стран будет в целом пропорциональным, в результате чего разрыв в уровнях доходов беднейшей части человечества и его «золотого миллиарда» с неизбежностью увеличится.

Технологическое отставание мирового «среднего класса», то есть наиболее развитых из числа развивающихся стран, от группы лидеров уменьшится в силу общего повышения уровня технологической насыщенности производства и потребления, однако рыночная стоимость экономических активов на душу населения в развитых странах с неизбежностью будет расти быстрее, прежде всего в результате относительно более быстрого роста оценки их нематериальной составляющей. Доля последней в развитых экономиках будет относительно более высокой и постоянно растущей. Увеличение экономического веса развитых стран в мировой экономике будет облегчать и стимулировать процесс повышения сравнительной величины рыночной оценки вклада нематериальных факторов, что одновременно будет уменьшать возможности развивающихся стран аккумулировать средства для инвестиций и улучшения качества собственных факторов производства.

Другими словами, практически неизбежным становится закрепление на достаточно длительный исторический срок разделения мира на своеобразную «мировую деревню» и «мировой город» со всеми сопутствующими такому разделению проблемами и противоречиями. Сегодня эти понятия лишены первоначального смысла (привязка к сельскому хозяйству и земле в противоположность торгово-промышленной деятельности). Смысл понятий «мировая деревня» и «мировой город» в данном контексте сводится к наличию разрыва в наделенности наиболее ценными (с точки зрения рыночной оценки) производственными факторами, как это имеет место и в случае с деревней и городом в обычном понимании. Если деревня символизирует ориентацию на традиционные, простые и в основном природно обусловленные факторы производства, то город — огромные возможности, связанные с использованием все более сложных и все менее материальных факторов, способных радикально менять в свою пользу распределение результатов производственной деятельности.