«Такое уже было», — это первое, что пришло в голову, когда я увидел ее. Собственно, увидел я сначала не всю ее, а только ноги, долго длящиеся от короткой черной юбки до пола. Эти, рассчитанные на щекотку воображения колготки, туманные, с редким рисунком, я уже наблюдал. Где? На ком? Почудилось только, что было это недавно и что смотрелись они тогда не так убедительно. Над юбкой обнаружилось все прочее: талия, на которую хватило бы и собачьего ошейника, подозрительно безукоризненная грудь, упакованная в футболку из тонкого трикотажа, и совершенно манекенщицкое, пронзительное лицо с задранным подбородком, окруженное водопадом струящихся белых волос.

Все это сооружение очень целенаправленно прошагало от двери к столу, за которым я уже с полчаса корпел над закадровым текстом. Расположилось на стуле по ту сторону и поинтересовалось:

— Ведь вы мне поможете?

— Здравствуйте, — сказал я, бесцеремонно в упор разглядывая пришедшую. Потом перевел взгляд на Галку, заведующую рекламой.

Та, спохватившись, ожесточенно ударила по клавишам компьютера.

Я невзлюбил ее еще со вчера. После разговора с супругом.

Печальный, вполне молодой, лет тридцати-тридцати пяти, толстяк ждал меня у студии в «Мерседесе». «Мере» был либо совсем новый, либо за ним тщательно следили. Хозяин машины тоже смотрелся как новенький, сразу были заметно, что относится к себе бережливо. На его круглом, плавно переходящем в лысину лице не прижилось ни одной морщины. На дорогом сером костюме, несмотря на одутловатые формы хозяина, морщин тоже не было.

Насчет этой парочки — машины и толстяка — ошибиться было сложно: пожаловали из мира бизнеса.

Как оказалось, пожаловали по мою душу.

Я понял это, подъезжая. Толстяк, завидев меня, выбрался из машины. Всматривался сквозь не протертое лобовое стекло моей «бээмвэшки».