Лабиринты времени. Антология русской альтернативной истории

Бор Алекс

Елисеев Григорий

Калашников Владимир

Володихин Дмитрий Михайлович

Прососов Игорь

Кто-то представляет себе время в виде прямой линии, устремленной из прошлого в будущее. Кто-то – в виде реки, ветвящейся и петлистой. Но в действительности это бесконечный каскад лабиринтов, и только счастливчики точно помнят, что было в предыдущем лабиринте, и только мудрецы прозревают, что произойдет в будущем… потому что прошлое и будущее могут варьировать в широком диапазоне.

Алекс Бор

Противостояние

1

Азбяк не торопился с решением, но Юрий не мог больше ждать. Он понимал, что нрав великого хана переменчив, как ветер в степи. Но московский князь давно знал хана, а год назад он проявил свою высшую милость – выдал за него сестру. Поэтому Юрий не только умел улавливать желания хозяина Великой Орды, но и чувствовал, когда можно промолвить нужное слово, которое склонит Азбяка к верному – по мнению самого Юрия – решению.

Вот и сейчас, войдя в ханский шатер и бросив осторожный взгляд на угрюмого Азбяка, который быстро перебирал четки, Юрий понял, что тот совсем не против, чтобы жизнь князя Михаила оборвалась – но хочет все обставить так, чтобы это не выглядело его решением.

Юрий подавил вздох, и, подойдя к помосту, на котором стоял ханский престол, низко поклонился, прижав правую руку к сердцу.

Затем выпрямился, но продолжил стоять, чуть наклонив голову – великий хан не любил, когда вассалы смотрели на него прямым взглядом.

Хан долго молчал, перебирая четки. И великий князь не мог нарушить это давящее молчание – он должен был ждать, когда заговорит Азбяк.

2

Факел, дрожавший в руке Юрия, почти не рассеивал вязкий мрак, но позволял разглядеть того, кто лежал перед ним на холодном земляном полу, закованный в колодки.

Одежды Михаила были порваны, щеку рассекал засохший шрам. На руках и ногах – кровоточащие раны. Но в измученном взгляде – боль вперемешку с вызовом.

Юрий отвел взгляд – он снова понял, что Михаил готов умереть, но не покориться.

– Ты пришел убить меня? – спокойно спросил тверской князь.

Юрий молчал. Его взгляд перебегал со спутанных волосы Михаила на грязную бороду, потом остановился на свежей ране на плече, из которой текла кровь.

3

Вопреки опасениям, Юрий уснул быстро и спал крепко, его не тревожили сны.

Проснулся князь от того, что кто-то его бесцеремонно расталкивал.

– Вставай, великий князь!

Открыв глаза, Юрий увидел широкое лицо склоненного над ним Кавгадыя, цепкие глаза.

К губам татарина словно намертво приклеилась зловещая ухмылка.

4

Князь Дмитрий крепко держал в руках свиток, не решаясь развернуть. Костяшки пальцев побелели – и это наверняка не ускользнуло от взора великого хана.

Который одним движением пальца мог и уничтожить его, и возвысить…

Хан молчал, ожидая.

И князь, уняв волнение, все-таки развернул свиток – верхний его край остался в руках, а нижний коснулся земли.

Бумажный лист ровно в два аршина длиной и чуть больше пяди шириной. Черная уйгурская вязь на ярко-белой поверхности. И его имя, выделенное красным цветом. И, чтобы отпали всякие сомнения, перевод на язык русов – «Мы, Великий Хан Султан Узбеги Гийас ад-Дин Мухаммед, властью, данной нам, подтверждаем право князя Дмитрия Михайловича на Великое княжение над подвластными нам землями улуса Русь…»

5

– Я отомстил за тебя, отец!

Дмитрий стоял на высоком холме, дым от пожаров ел глаза, но князь не спешил уйти. Москва догорала, татары рыскали среди обгорелых руин, добивая раненых дружинников князя Юрия.

Дмитрий нахмурил брови – воины, которых татары яростно рубили кривыми саблями, были русскими людьми. Но они служили московскому князю, виновному в смерти отца…

– Этот холм зарастет травой, и на нем более никогда не поселятся люди, – громко сказал Дмитрий. – Я так решил!

И обратил взор к серому осеннему небу.

Дмитрий Володихин

Слишком человеческое

Опель застрял в километре от деревни. Лужа, огромная как плац гарнизонной гауптвахты, обступила машину со всех сторон. Впереди – топь, глубина. По бокам – хляби, не ведающие различия между водой и твердью. Позади – раствороженная дорога, и по ней опель медленно-медленно пятился на сушу, пытаясь напугать грязевую стихию утробным рыком.

– Ханс, не выдержит.

Ханс прикусил губу, сощурил глаза. Ханс мертвой хваткой вцепился в баранку. Ханс не ответил.

– Не выдержит, камрад!

– Заткнись.