— Всего получилось тридцать семь слов, — сказала девушка.

— Повторите, пожалуйста, текст телеграммы, — произнес голос в телефонной трубке.

Она прочитала:

Джин Трент пришла на вечеринку последней. Выйдя из лифта на двадцать первом этаже Бьенвиль Билдинг, она на минуту задержалась в холле, где стрелкой был указан путь на крышу: туда вела винтовая лестница, едва различимая в неясном свете тусклого светильника. Джин взглянула на свое отражение в зеркальном стекле двери лифта и улыбнулась, подумав, что платья, которые она может теперь покупать на гонорары кинозвезды, — все-таки совсем другое дело. Она повернула голову, чтобы проверить, хорошо ли лежат ее блестящие, как лак, черные волосы, и расправила свое розовато-лиловое платье прежде, чем отправиться по лестнице наверх. Лестница была едва освещена, и, поднявшись на верхнюю площадку, Джин ненадолго остановилась, сомневаясь, идти ли ей дальше. Перед ней была огромная дверь, вся покрытая резьбой. Тусклое освещение и темные углубления в резьбе создавали гнетущее впечатление. Прежде чем Джин пересекла небольшой вестибюль перед дверью и постучала, у нее мурашки забегали по коже.

Дверь была массивной, как ворота крепости. Джин взялась за тяжелый серебряный дверной молоток, и почти тотчас же огромная дверь бесшумно и тяжело повернулась на потайных петлях. Стоявший за дверью высокий седой дворецкий посторонился, чтобы пропустить Джин. Когда дверь закрылась, она тихо ойкнула от изумления и восторга. Под ее ногами был каменный тротуар, по обеим сторонам которого тянулись высокие стены. За поворотом перед ней открылся вымощенный каменной плиткой и утопающий в цветах дворик под открытым небом — патио, в точности повторяющий знаменитые старые дворы Французского квартала. Здесь были и пальмы, и цветы, и мраморные скамейки. Казалось, что особняк стоит посреди настоящего сада. Для большего уединения патио был обнесен высокой стеной, увитой плющом, который слегка шевелился на ветру. Впереди была еще одна дверь, по-видимому, вход в особняк. Подойдя к ней, Джин отдала дворецкому накидку и решительно шагнула внутрь.

Она очутилась в просторной светлой комнате, полной знакомых ей людей, которые шумно ее приветствовали.

— Джин, дорогая! — воскликнула миссис Гейлорд Чизолм. — Это твоя вечеринка?

— Так, значит, это ты все это устроила, — сказал Джейсон Осгуд.

— Чертовски странно, — сказал Хэнк. — Здесь вообще все странно.

Сильвия пожала плечами:

— Итак, за здоровье нашего хозяина.

Они весьма церемонно сели. В небе полыхнула еще одна молния, и в ее свете бокалы в руках гостей вспыхнули алыми, как кровь, огоньками.

— А вам не приходило в голову, — спросила Сильвия, задумчиво глядя на маслину, которую держала в руке, — что этим самым хозяином может быть один из нас?

Гости отпрянули от пламени так, будто увидели перед глазами взрыв. Джин сдавленно вскрикнула, и глухо звякнул стеклянный подсвечник, который Хэнк поставил на столик. На мгновение все оцепенели, а затем темноту прорезал тонкий голос Сильвии:

— Да включите же свет!

— Это было по радио! — воскликнул Хэнк, когда Питер включил свет.

— По радио? — повторил Осгуд. — Но каким же образом…

В ярком свете электрических ламп кофе-брюле выглядел очень странно. Тихое шипение спиртового пламени утонуло в возбужденной какофонии голосов.

Джейсон Осгуд вышел на середину комнаты. Ее черно-серебристый интерьер, который два часа тому назад представлялся олицетворением бурной и энергичной современной жизни, теперь наводил на мысль о гробах и распятиях.

— Подождите! — воскликнул Осгуд и оглядел всех присутствующих. — «Тот, кто меньше всех заслуживает того, чтобы жить», — процитировал он слова хозяина, и на мгновение взгляд его поочередно задержался на каждом из испуганных гостей — так, будто он пытался выбрать среди них жертву. Затем, как обычно бывало на совещаниях, которые он проводил у себя в кабинете, Осгуд энергично потер руки. — Мы сойдем с ума, если будем говорить только об этом. — Его решительный вид приободрил всех остальных. — Сейчас самое главное для нас вот что: если мы не перехитрим этого помешанного, никто из нас не доживет до утра. Поэтому, чтобы выбраться отсюда, нам необходимо проанализировать ситуацию с такой же логичностью, с какой все это было спланировано.

— Конечно, — устало сказал Хэнк, — вы совершенно правы. Но у меня сейчас что-то плохо с логикой.

— Разумеется. — Осгуд снова потер руки. — Все мы сейчас далеко не в лучшей форме. Однако, по-моему, не будет преувеличением сказать, что мне уже не раз приходилось сталкиваться с критическими ситуациями и с успехом находить из них выход. Возможно, и сейчас мне удастся всем нам помочь.

— Будем надеяться, что удастся, — со вздохом сказал Хэнк. — Я готов следовать любым вашим указаниям.

Когда нет симпатичной богатой клиентки, богатый клиент — тоже неплохо, а если судить по городскому дому Чарли Ваноссы на Восточной шестьдесят седьмой улице, клиент мне попался богатый. Дом был пятиэтажный, с переделанным фасадом, собственным частным лифтом и большим залом на четвертом этаже с импортными венецианскими люстрами. Дверь мне открыла служанка в униформе, с лицом, будто вырезанным примитивистом из дерева. Я испытал легкое разочарование: при таких-то деньгах, полагал я, Ваносса мог бы выбрать себе служанку и получше — впрочем, тут, возможно, все решала его жена.

— Моя фамилия Бойд, — представился я ей, после чего, чтобы привнести немного блеска в ее скучную жизнь, дал ей возможность полюбоваться моим профилем с левой стороны, откуда он само совершенство. — Мистер Ваносса ждет меня.

— Он в библиотеке. — У нее оказался легкий ирландский акцент. Глаза-бусинки прошлись по мне холодным взглядом. — И с такой фамилией, как Бойд, вы могли бы смотреть людям прямо в глаза, а не дергать головой из стороны в сторону.

Не успел я еще придумать ответ позаковыристей, как уже оказался в библиотеке, а мистер Ваносса встал с кожаного кресла приветствовать меня. Лет тридцати пяти, среднего роста, он казался ниже, потому что был полным. Длинные светлые волосы постоянно спадали ему на один глаз, и ему приходилось то и дело вскидывать голову, чтобы лучше видеть, из-за чего создавалось впечатление, что перед вами мерин. Выражение бледно-голубых глаз было праздно пустое, что вроде бы соответствовало срезанному подбородку. Возможно, это не его вина, снисходительно подумал я, возможно, близкие родственники в течение многих поколений сочетались браком друг с другом, и вот в качестве конечного продукта появился Чарли.

Карен Ваносса, бледная, сидела, съежившись, в кресле рядом с баром, а когда выпила вторую порцию спиртного, румянец стал к ней постепенно возвращаться. Я отыскал для нее светлый свитер крупной вязки, и контраст с ее черными трусиками получился достаточно эротический, чтобы обеспечить ей видное место на развороте одного из хипповых журналов для мужчин. Однако в тот момент эротика для меня абсолютно ничего не значила.

— Вам уже лучше? — спросил я ее.

— Немного. — Она снова задрожала и отхлебнула из стакана. — О, боже мой! Бедный Питер! Я вышла из душа, стала одеваться, потом вдруг подумала, а не спит ли он в другой спальне? Я собиралась прочитать ему мораль, а когда добралась до двери и увидела…

— Нам придется вызвать полицию, — сказал я.

— Полицию?! — Глаза у нее в тревоге расширились. — Вы этого не сделаете!

Фрэн Джордан, моя рыжеголовая зеленоглазая секретарша, вошла ко мне в кабинет, резко остановилась и окинула меня тревожным взглядом.

— Опять ты это делаешь, — обвиняюще сказала она.

— Что именно? — буркнул я.

— Уставился на стену, как будто в нее вмонтирован невидимый телеэкран и только ты один можешь смотреть программу, — объяснила она. — Ты все утро такой, а у меня из-за этого развивается маниакальная депрессия. Да что с тобой, Денни? Твоя последняя блондинка не отреагировала на твой профиль, или что?

Я посмотрел на нее в грустной задумчивости.

Бар «Континенталь» — обычный бар, с барменом, похожим на вышибалу. Если хотите уединиться, то для этой цели существуют кабинки, расположенные у задней стены. Одну из них я и занял, предварительно запасшись стаканом виски.

Уже шел седьмой час вечера, когда кто-то вежливо кашлянул над самым моим ухом. Подняв глаза, я увидел два ряда ослепительно белых зубов, обнажившихся в обаятельной улыбке. Это был мужчина на все времена, в отменно скроенном костюме, который дополняла сорочка неимовернейшей белизны и наиконсервативнейший галстук. Темные кудрявые волосы коротко подстрижены, брови, восхищаясь друг другом, сходились над выразительными карими глазами, а профиль у него был почти так же хорош, как и мой собственный!

— Мистер Бойд! — в голосе его звучала мужская сила. — Я — Марри Энсел.

Он крепко пожал мне руку и втиснулся за стол напротив меня.

— Я сделаю все, что велит Джейн Рэндолф.

Я посмотрел, как Нина намазывает маслом еще один тост, и поморщился.

— Сроду не видел, что кто-нибудь способен съесть завтрак из пяти блюд, — откровенно сказал я ей. — Когда ты в последний раз прилично ела? Десять лет назад?

— Занятия любовью вызывают у девушки страшный аппетит, — не смущаясь, ответила она.

— Давай сменим тему, — предложил я.

— О’кей. — Она радостно кивнула. — О чем будем говорить?