Темными тучами окутаны вершины гор. Быть непогоде. Ариубат это хорошо знает — ведь она всю жизнь живет в горах; как и у всех здешних жителей, у нее привычка: только вышла за порог — глядит на вершины, они всегда подскажут, ждать ясной погоды или ненастья. Сегодня будет пасмурно... Как у нее на сердце. Ариубат вздыхает тяжело, словно удрученная горем женщина преклонного возраста. Опустив голову, выходит она со двора и медленно идет вверх по улице.

Бабушка уговаривала позавтракать, Ариубат отказалась. Ей сейчас не до еды. Но незачем было огорчать старого человека. Бабушка бесконечно ласкова и добра. Прости, старенькая, свою внучку, ведь у нее сердце горит огнем. Таким огнем, жарче которого нет на свете...

Ариубат идет, никого вокруг не замечая. Стоит ли верить слухам? Может, Ханифа все сочиняет? Нарочно, чтобы испытать ее. Но ведь Асхат перед отъездом клялся, что никому не скажет... Или сестра не в счет? Сестра и брат. У брата нет тайн от сестры. Ариубат не знает, так ли это, у нее никогда не было братьев... Почему все-таки он не пишет? Может, самой написать? Нет, стыдно, да и адреса она не знает. Спросить Ханифу? Еще того не легче! Просто Асхат обманывал ее, когда объяснялся в любви. Насильно мил не будешь, судьбу не переспоришь, как бабушка говорит... Чепуха, человек должен бороться за свое счастье. А Фаризат? Может, и она борется?

Налетевший с гор порыв ветра подхватил косынку Ариубат. Девушка попыталась удержать ее, но косынка успела улететь в густые заросли крапивы у каменной ограды. Ариубат подбежала, подняла косынку, досадливо помахала обожженной рукой и решительно зашагала к себе в библиотеку.

Навстречу Ариубат, то и дело останавливаясь, чтобы вручить кому письмо, кому журнал, кому газету, идет почтальон Назир, весельчак Назир, язык у которого иногда не в меру болтлив и остер.

Назир не знает, что Азамат неспроста так срочно вызвал к себе секретаря сельсовета.

Когда они с Ахманом вошли в кабинет, там полным-полно было народу.

Ахман здоровается со всеми за руку — как старый знакомый. Назир только скромно наклоняет голову.

Но Азамат, поглаживая усы, громко и даже торжественно рекомендует прежде всего именно его:

— Дорогие гости, хорошенько приглядитесь к этому молодому человеку! Зовут его Назир Муратов. На него возложена обязанность радовать вас.

На ферме все с нетерпением ждут приезда Батыра Османовича, особенно Фаризат...

Работает на ферме в основном молодежь — девушки и ребята, недавно окончившие десятилетку. Поначалу они побаивались секретаря райкома, а теперь огорчаются, если он задерживается. Секретарь райкома — частый гость на ферме И последний раз он был здесь, кажется, недели две назад.

Батыр Османович привозит с собой книги, журналы. В следующий приезд непременно спросит, понравилось ли прочитанное, все ли понятно. Разговаривать с ним интересно, хотя кое-кому приходится частенько краснеть: не успел прочитать взятую домой книгу или же ничего в ней поначалу не понял... Однако многие вскоре пристрастились к чтению, обменивались книгами, с нетерпением ждали, когда Батыр Османович привезет новые.

Обычно Батыр приезжал на ферму рано, но сегодня прибыл, когда доярки уже возвращались с утренним удоем.

— Доброе утро, девушки! — весело здоровается он с каждой за руку.

Тетрадь уже подходит к концу, а письмо никак не получается. Ариубат перечитывает написанное, рвет на мелкие клочки, снова пишет и снова рвет ни в чем не повинную бумагу. На дворе глубокая ночь. Девушка опускает утомленную голову на руки.

«Что со мной? Не могу связать двух слов. Пять дней! Сколько бумаги извела — и все без толку. Что подумает обо мне Асхат? Я ведь и сама знаю, что это значит — каждый день, каждый час ждать письма. Наверное, и Асхат так долго не писал мне, потому что не получалось. Что же делать? Никогда не думала, что любовь — такая мука. Она — как болезнь, как внезапный пожар... Вспыхнет, будто сухая солома в летний зной на солнцепеке...

Ариубат вздрогнула. Ей показалось, что кто-то вошел в комнату. Нет, никого. Но вот послышался глуховатый бабушкин голос:

— С кем ты разговариваешь среди ночи, Ариу? И почему ты до сих пор не спишь?

Ариубат молча встала, пошла бабушке навстречу, стараясь не наступить на рассыпанные по полу обрывки неоконченных писем. Бабушка нагнулась поднять их, но Ариубат опередила ее и быстро собрала белые клочки. Должно быть, она задремала и разговаривала во сне. Бабушка от этого и проснулась. А вдруг она догадывается о том, что творится с внучкой?

Всего три месяца прошло с того дня, как Фаризат утвердили заведующей фермой. Многие тогда сомневались, справится ли «девчонка» с трудной работой, где нужны и опыт, и знания, и твердый мужской характер. И что же? Оказывается, она умеет работать не хуже, а может, еще и лучше других. Кривая надоев, хоть и медленно, но все же ползет вверх, телята бегают веселые, падежа тоже пока нет. Все, кто работает на ферме, — а это в основном молодежь, — постепенно привыкли считаться с мнением Фаризат и беспрекословно выполнять ее распоряжения.

Один только Конак, старый, добрый пастух Конак, считает себя обиженным: он, старейший и опытнейший животновод, который проработал не один десяток лет, должен подчиняться начальнику в юбке.

— Никогда еще такого не было! — бурчит старик, опираясь на вырезанный из боярышника посох и с негодованием созерцая недоенных коров, молоко у которых сосут телята. — Вишь, сосут себе, посасывают, как ни в чем не бывало, и никому дела до этого нет. Так мы скоро совсем без молока останемся...

Мимо проходит Ханифа с ведром, до краев наполненным молоком. Воркотни Конака она не слышит, но по его виду догадывается, что он не в духе и новых методов выкармливания молодняка решительно не одобряет. Когда старик гневается — все написано у него на лице: глаза прячутся под густыми косматыми бровями, губы поджаты, седые усы топорщатся.

— О чем ты так задумался, Конак? — спрашивает Ханифа. — О ком тоскуешь? Вот я вечерком пойду к соседям и замолвлю за тебя словечко одной черноглазой.

Ясное летнее утро. Асхат стоит на пороге отчего дома. Хорошо вокруг! Какой пьянящий, кристально чистый воздух, какой праздник красок! Позади осталась шумная Москва, пять лет учебы, многолюдье студенческих аудиторий, тишина читального зала, шорох перелистываемых страниц... Неужели все это никогда не повторится? Он — дома. Дома навсегда.

Первым на глаза Асхату попадается, конечно, вездесущий Конак. Гляди-ка, думает Асхат, старик ничуть не изменился. Все такой же неугомонный. Давно бы мог оставить работу, отдохнуть немного, да где там! Разве можно представить себе Конака без фермы и ферму без Конака? А ведь, если не считать столетнего Ачахмата, Конак едва ли не самый старый человек в ауле.

Старик обнимает Асхата, поворачивает его во все стороны и, видимо, доволен результатами осмотра:

— Молодец! Ты стал теперь настоящим джигитом. Поздравляю с окончанием учебы! Да продлит аллах твои дни!

Молодой человек тоже от души рад встрече с добрым стариком. На минуту он забегает в дом и возвращается с маленьким свертком.

Рассветное небо безоблачно. Снеговые вершины ярко розовеют — вот-вот взойдет солнце. Батыр Баразов, как всегда, уже на ногах. По тихим утренним улицам идет он к зданию райкома. Идет и радуется бодрящему утру, которое предвещает хороший день. Сколько их, дней, погожих и дождливых, жарких и холодных, прошло с тех пор, как он работает в райкоме? Годы сложились из этих дней, годы... А Батыру кажется, что каждый новый день — первый, и все начинается сначала. Что принесет с собой нынешний?

В кабинете Батыр прежде всего открывает окно — он это делает всегда, в любое время года, так работается лучше. Утреннюю тишину взрывает телефонный звонок. Секретарь поднимает трубку.

— Да, я. Доброе утро, Азамат! Что так рано звонишь? Решайте сами, на месте. Нет, приехать не сумею. Совещание у нас сегодня. Приедешь — здесь и поговорим. Да, к десяти.

...В зале заседаний райкома к десяти часам собралось народу немало: секретари партийных и комсомольских организаций, председатели колхозов и сельсоветов. Батыр Османович открывает заседание. Рядом с ним в президиуме секретарь обкома Таулуев, подтянутый, с густой проседью в черных волосах. На нем белоснежная сорочка с темным галстуком. Лицо почти не загорело, не то что у Батыра, который без конца носится по району с непокрытой головой, в рабочем кителе и в сапогах. В этом же кителе стоит он сейчас у стола президиума.

— Товарищи! — начинает Баразов. — Мы сегодня собрались по весьма важному поводу. Принято решение о сооружении в нашем районе большой гидроэлектростанции. Товарищ Таулуев, которому я сейчас предоставлю слово, подробно расскажет об этом.

Вот и настоящая осень пришла в горы: зарядили холодные дожди, всюду слякоть, грязь. Ветер клонит вниз верхушки деревьев. Они не поддаются, выпрямляются, а ветер налетает с новой силой. Деревья размахивают ветвями, но стволы их стоят гордо и непоколебимо. Их опора крепка — корни, глубоко ушедшие в землю. В землю, которая поддерживает все живое и щедро отдает ему свою силу, свое богатство. Надо только уметь взять это богатство, уметь приумножить. Не всякому, кто ходит по ней, открывает земля свои недра, а только умному и настойчивому, терпеливому и смелому.

Подходит к концу так называемый полевой сезон у геологов. Работа у них нелегкая: изо дня в день по горам, по ущельям, все лето в неусыпных трудах — и ничего... Никаких результатов. Зато потом, вдруг, в один из самых обычных дней, приходит удача. Такой день стоит целого года, ради одного такого дня стоит жить, стоит отдавать все свои силы.

Это лето принесло геологам настоящий успех. Разумеется, и раньше группа Потапова трудилась не зря — обширный район в горной Балкарии был изучен серьезно и основательно. И вот наступил тот день, о котором мечтает каждый геолог. Не было предела ликованию наших друзей! Кажется, и сами горы, и солнце, и высокие деревья — все радовалось вместе с ними. Была бы пушка — дали бы салют в честь их открытия. Но у них не было даже двухстволки.

Работали после этого дня с утроенной энергией. Так уж устроен человек — что бы он ни нашел, ему хочется большего. Мечта зовет, манит и гонит его вперед с неослабевающей силой: вон там, за перевалом, говорит она, скрыты еще большие сокровища, иди и бери их... И человек идет все дальше и дальше, к новым перевалам, к новым находкам...

Наступление холодов положило предел поискам. Планы были большие, но волей-неволей пришлось их свертывать.

Строительство канала идет полным ходом. Ребята-экскаваторщики работают посменно, днем и ночью. Обязательства взяты нешуточные: к Октябрьским праздникам закончить выемку грунта. Экскаватор рычит, как разъяренный бык, на шею которому набросили ярмо. Пусть рычит. Умелые и сильные руки заставляют его подчиняться. Рев огромной машины и шум горной речки сливаются в странную мелодию, похожую на прерывистые ритмы современного джаза.

Асхат уже так привык к этому неумолчному гулу, что даже не замечает его. Только говорит он теперь очень громко.

Во второй бригаде экскаваторщиков трудится почти одна молодежь. Немудрено поэтому, что Асхат чуть ли не все свое время проводит здесь. Парторг Сокуров упрекает его за пристрастие к молодежной бригаде, но ничего не попишешь — дел невпроворот, хорошо бы хоть с ними справиться как следует.

Умение организовывать работу, как известно, приходит к человеку не сразу. Поэтому и настроение у комсорга стройки меняется, как погода. Сегодня люди видят его веселым и улыбающимся, назавтра — он шагает с опущенной головой, хмурый, как осенняя туча. Трудно, очень трудно руководить большим коллективом людей, у каждого из которых — свой нрав, свои привычки и склонности. Частенько вспоминает Асхат слова Баразова: «Сколько людей — столько и характеров, и к каждому — свой подход. Постарайся понять человека, и он обернется к тебе лучшей своей стороной. Одни любят, чтобы их хвалили. В этом нет ничего плохого, ты должен уметь поощрять людей в их труде, вдохновлять их. Другой же, распущенный и самоуверенный, нуждается в постоянном наблюдении, в ежедневной деловой и требовательной критике. На улыбку отвечай улыбкой, а если у товарища горе — прежде всего постарайся выяснить, не можешь ли ты чем-нибудь помочь ему. И всегда помогай чем только можешь...»

Сегодня Асхат с группой молодых рабочих собирается бетонировать тот отрезок канала, где уже закончены земляные работы. Идут дружной гурьбой, шумят, смеются. Серьезен, пожалуй, один только прораб Малкаров.

Любовь — и радость, и испытание для человека. Гони, говорят, природу в дверь — она влетит в окно. Влюбленное сердце вспыхивает жарким пламенем, но пламя это горит лишь для любимого, и только его одного оно согревает. Его или ее.

Вот таким огнем пылало и сердце Назира. Он долго бродил под дождем, весь промок, но домой не вернулся. Отправился в колхоз «Голубые озера». Зашел в кафе на берегу горной речки, долго сидел и слушал вечернюю песню воды.

Он слушал, а в душе у него словно спорили два Назира. Один убеждал: «Ты потерял Валю. Что же сидишь, чего дожидаешься? Спеши за Валей, пока она не уехала из Нальчика. Не теряй времени попусту!» Второй Назир не соглашался: «Зачем спешить? Все равно не вернешь. И вообще, чего ты переживаешь? Как будто не найдешь у себя в ауле девушку по сердцу! Выпей-ка лучше коньяку, погрейся. Если бы она хоть немного думала о тебе, то сообщила бы о своем отъезде. Не мучайся зря!»

Назир сокрушенно опустил голову. На него оглядывались из-за соседних столиков. Тогда он заказал коньяку, бутылку минеральной воды. Выпил разом стопку и запил водой.

Спор двух Назиров, — может быть, не без влияния коньяка, — закончился в пользу первого. Надо ехать в Нальчик!