Можно было, конечно, дождаться автобуса, но сегодня, благо всю неделю стояла сухая и ровная погода, Шпарин решил прогулятся до электрички пешком. Не спеша побродить по предосеннему тихому лесу и по пути подсобрать к холостяцкому ужину грибков.

«До станции километра три, по прямой, с учётом отвлечения на грибы — четыре, пять. Вполне успею на «двенадцатичасовую… «ТТ» тоже заберу. Пусть лежит дома. Память о дедуле и реликвия как-никак. И вообще… Мало ли хулиганов ездят в электричках и болтается в округе…».

Шпарин подбросил в руке складной нож, когда-то захваченный в сражении с «хулиганами» в ночной электричке, которых очень интересовал его мобильник. Нож остался у Шпарина, а помятые отморозки, поехали дальше в пустом вагоне. Нож и зажигалка отправились в левый карман застиранной маскировочной куртки, одетой поверх футболки цвета хаки. «ТТ» — в правый. Пистолет, найденный в начале отпуска при разборе старой рухляди на чердаке, был в отличном состоянии и хранился дедом-ветераном в промасленной тряпке видимо ещё с войны. Пакет с завтраком и старую армейскую алюминевую фляжку с холодным чаем он положил в небольшую корзинку. Мобильник и старинный «брегет», опять же дедовский, Шпарин затолкал в карманы джинсов.

Зашнуровывая кроссовки, Шпарин бросил взгляд на резиновые сапоги.

«Погода погодой, а росу ещё никто не отменял. Ладно, не размокну».

Между первым забором из колючей проволоки и вторым, дощатым, крашеным в ядовитый зеленый цвет, в тени, часто дыша, высунув языки, лежали собаки. По верху самого высокого, третьего, бетонного, торчали длинные частые металлические усы, толстые стержни с круглыми набалдашниками, вперемешку с коробками, похожими на видеокамеры. У распахнутых широких ворот стояла примерно трёхметровая вышка с будкой и, судя по храпу, спящим часовым наверху.

На табуретке, опустив голову, подпирая спиной закрытую дверь небольшого домика, сидел босой солдатик с буквой Р на погонах.

«Особый Охранный Отряд. КПП», — прочитал Шпарин на дверной табличке.

ГС притормозил Шпарина и подкрался к солдатику. Раздался сочный звук оплеухи. На вышке проснулись и заржали.

— Бобков! Дрыхнешь!? — процедил главный сержант. — Так ты службу несешь? Пойдешь в карцер.

Прохладное летнее утро.

«Приснится же такая пакость. Моя жизнь превратилась в пакость, в мерзость, в какое-то дерьмо. И почему это произошло именно со мной, а не с дядей Юрой, алкоголиком из соседнего подъезда или хотя бы с Венькой Сенцовым, который женился на Ленке, моей первой любви? Наверно именно это и называется: оказаться не в том месте, не в то время, не в ту минуту, не в ту секунду…».

Шпарин стоял четвертым с левого края шеренги, на квадратной зеленой площадке, обрамлённой лесом, довольно далеко от основных построек Базы. Стоял без наручников и хомута с цепью, мокрый, трясся от ненависти, утренней прохлады, и даже из последних сил топал ногой. Утром его разбудили, полив водой из ведра. Сняли кандалы. Дали отлить, дали напиться из того же, впрочем, довольно чистого ведра и привели сюда.

«Моё природное хладнокровие, мой весёлый нрав, моя честность, моя порядочность, мой… что ещё… моя смелость… самообладание, не дадут сгинуть в этом проклятом мире, где я оказался волею судеб…», — шептал Шпарин, понимая, что с хладнокровием, а также с самообладанием было уже не очень. Дело явно шло к концу. Скорее всего к той самой дыре за спиной.

Около полусотни солдат построены буквой «П». В основании буквы неровная шеренга людей, разнообразного вида и обличья. Воняет не пойми чем. За шеренгой — широкий и длинный, метров пять на десять, прямоугольный провал в земле. Неподалеку две высокие толстые трубы. Тяжёлая крыша провала отъехала в сторону, порождая неприятные ощущения за спиной.

Вечером башня из темного стекла казалась особенно зловещей.

Шпарина привели к ней в сумерках, опустили на лифте на пятый подземный этаж и начали готовить к промыванию мозгов. Легкий мандраж при виде темного стеклянного здания с надписью над входом «Лабораторный комплекс», сменился предчувствием ужасных и унизительных процедур, стоило ему оказаться в помещении забитом аппаратурой. Развешанные на стенах средневековые орудия пыток, скорее для антуража, чем для их применения, совсем не прибавляли оптимизма, а мощные слесарные тиски закрепленые в углу металлического стола и хирургические инструменты, разложенные на белой клеёнке, повергли его в тихий ужас.

Люди в чёрных халатах, подпоясанные узкими кожанными ремнями, содрали одежду, усадили Шпарина в металлическое кресло, вдели руки и ноги в широкие хомуты, намертно пристегнули к подлокотникам и ножкам, надели на голову ажурный сетчатый шлем и распахнули веки маленькими прищепками. На рукавах палачей в чёрных халатах краснели шевроны с чёрными цифрами от единицы до одиннадцати.

За прозрачной перегородкой в небольшом кабинете сидели майор Древака и капитан Супонев, сверлили друг друга глазами и беззвучно открывали рты. Супонев был одет в новый мундир, свернутый на бок нос удлинился, под глазами зрели синяки. Капитан держался очень уверенно. Древака выглядел утомлённым и стал ещё толще. Не смотря на трагизм ситуации от зоркого взора Шпарина не укрылись мертвенная бледность и ставшая гуще поросль бакенбард на лице майора. В более спокойной обстановке разительные перемены бы насторожили, но сейчас Шпарина волновали действия людей, толпящихся вокруг спецкресла.

— Уважаемый Геннадий Илларионович, включите микрофон в кабинете, послушаем о чём начальство беседует, — деловито крепя на теле Шпарина присоски с датчиками, попросил молодого блондина в очках, добрейшего вида седенький толстячок с пронзительными голубыми глазами. — Жаль, что начальство рядом. Не терпиться запустить руки в живот. Каков экземплярчик!..

Древака толкнул прозрачную дверь.

— Запись! «Фаза 3», дробь два, вторая инъекция, препарат «Альфа 001», — профессор подступал к Шпарину со шприцем в руке.

— Стоп! — сказал майор, отводя профессорскую руку. — Стоп!

Шпарин полулежал, полусидел в кресле, удерживаемый хомутами. Разрезанные зелёные трусы в крови валялись на полу. Голова свесилась набок. Мужское достоинство Шпарина с металлической прищепкой и отходящей от нее проводом багрово стремилось к потолку.

— Вот это «агрегат»! — изумился Древака.

Летний теплый вечер.

Ближе к полуночи три из четырех самых крупных игорных заведений столицы Губернаторства остались без наличности.

План был довольно прост. Компания соискателей денежных средств в особо крупных размерах проникала в игровой зал. Маралов играл и выигрывал. Администрация заведения приходила в бешенство, посетители изумлялись необычайному везению. Шпарин или Ляхов забирали деньги. На соседней улице в угнанном и раскрашенным полицейской символикой автомобиле, дежурили бывшие лейтенанты, переодетые в полицейскую форму. В самый ответственный момент, при получении денег, они останавливали машину у входа, обозначали присутствие и заходили внутрь. При виде полиции у персонала заведения вопросы к удачливым игрокам исчезали. Оставалось донести деньги до другого автомобиля за углом. Лжеполицейские дожидались отъезда соратников и сами растворялись в ночи. Соратники меняли машины, перегружали деньги, переодевались и ехали к следующему заведению.

— Только ты мог придумать такой простой до идиотизма план. И он сработал, — сказал Маралов, когда они покинули «Фортуну», последнее облапошенное игорное заведение.

— Не я. Совсем не я, — Шпарин зевнул. — Детективы и кино, кино и детективы. Сотни планов, на любой вкус… в любой стране… Информация и её компиляция. Быстрота и натиск, как говаривал в своё время один генералиссимус. Три заведения — четыре часа работы. Ну и ваш дар, уважаемый Сергей Николаевич. Едем в «Клуб», лейтенант. Они и опомнится не успеют. Последняя точка на сегодня. Судя по наглому названию там много денег и «любителей» ими сорить. Оставить «Клуб» при нечестно заработанном богатстве совесть перед угнетенным народом не позволяет. Обычная практика экспроприаторов перед большими событиями.

Над городом летали вертолёты. По улицам мчались автомобили. Над домом номер 24 парили красные вертолёты с надписями на бортах: «Телевидение. Новости Первого Сорта». Один повыше, другой пониже. Во двор дома одна за другой въезжали машины со спецсигналами.

Шпарин вклинился в группу людей. На перекрестке отстал от них, свернул на «Тринадцатую Линию» и заскочил под крышу автобусной остановки.

«Камеры? Ерунда… Не смогут они меня вычислить среди десятков тысяч прохожих, даже при наличии специальной программы, где компьютер снимет данные с уличных камер, обобщит, выделит похожих людей. Где, кого искать? Когда? Можно, в конце концов, так изменить внешность, что и любимые девушки не узнают. Ерунда… Не будут они этого делать. Опасны полицейские… У них будут фотографии. Но гораздо опаснее «Холм». Это невидимое чудовище… Неприятности доставляют люди и не люди, которых он посылает мне навстречу. Можно ли считать человеком двойника? Супонева, которого я убил в штабе?.. А сам я кто?.. Как эта дрянь работает? Всё запутано и события чередой налазят одно на другое, но каждый раз приходит помощь. Кто-то протягивает мне руку, я выскакиваю на ходу из летящего под откос поезда, чтобы тут же оказаться в другом, играющем на погнутых рельсах составе, несущемся в неизвестность. Ладненько… Какое-то время можно передвигаться без опаски. Останусь в городе пока не утихнет… Хорошо бы сообщить вдовам… невестам, об очередной безвременной кончине жениха. Хотя Древака сделает это раньше меня. Как дать знать Маралову что живой?».

— Такси! — крикнул Шпарин.

Проезжающий мимо синий автомобиль с «шашечками» на капоте и дверях, вильнул к тротуару.

— Как там мой спасённый мужчина, не спит?

— Не спит, — ответил Шпарин. — И я не ваш мужчина.

— Скоро будешь, — обрадовал его оператор. — Она не шутит.

— Не буду! Возьмете интервью — расскажу пару историй, высадите меня в тихом местечке и я отправлюсь отсыпаться, после безумной ночи и такого же утра.

— А-а!.. Что я говорила! — воскликнула Марина. — Треугольник, убийство, любовь. Много, много любви.

Тихо жужжал вертолёт. Парень сидел напротив Шпарина. Рядом со Шпариным умудрилась развалиться на маленьком сиденье Марина номер два. Она упорно пыталась заглянуть ему в глаза. Шпарин улыбался и отворачивался.

— Где-то тебя видела… Ты меня помниш-шь?.. Где-то видела… Где-е? — допытывалась она у него. — Мы в Афф-рике не работали?.. В Конге-е…

— В Афф-рике не работали? — передразнила Марина первая, оборачиваясь и уничтожающе смотря на вторую Марину. — Ты бы его запомнила! И он тебя! Уверяю! В Конге-е… Позоришь репортерский корпус.

— И доблестные ряды шпионский войск. Пьянство до добра не доводит, можешь разболтать какие-нибудь секреты, — продолжил тему Шпарин. — Какое у тебя звание?

— Не лейтенант, — Марина номер два помахала пальцем у Шпаринского носа. — И я не шпионка.