Сборник «Эстонская новелла XIX–XX веков» содержит произведения писателей различных поколений: начиная с тех, что вошли в литературу столетие назад, и включая молодых современных авторов. Разные по темам, художественной манере, отражающие разные периоды истории, новеллы эстонских писателей создают вместе и картину развития «малой прозы», и картину жизни эстонского народа на протяжении века.
О «МАЛОМ ЖАНРЕ» ЭСТОНСКОЙ ПРОЗЫ
В молодой эстонской литературе новелла выделилась в особый жанр только в конце прошлого века. Это, однако, не значит, что до конца минувшего столетия в ней вовсе отсутствовали малые формы прозы. Они были и даже играли немаловажную роль в литературе, к ним обращались многие видные писатели. Но эти малые формы отличались жанровой аморфностью, неопределенностью, можно сказать — внутренней недифференцированностью. Они как бы сочетали в себе черты рассказа и повести, в них почти всегда присутствовал столь чуждый для современной новеллы дидактический элемент, хотя характер дидактики мог быть различным — от религиозной до просветительской. Поэтому малые формы эстонской прозы до конца XIX века составляют, скорее, предысторию жанра новеллы.
К концу XIX столетия в Эстонии сложилась новая обстановка: резко обострились классовые противоречия внутри эстонской нации, на арену общественной жизни выступил пролетариат, получили распространение идеи социализма и материализма; национальное движение, буржуазно-демократическое по своему характеру, переживало глубокий кризис. Все это закономерно вызвало к жизни существенные изменения в эстонской культуре и литературе. Людей новой эпохи уже не устраивает старый народный романтизм с характерной для него идеализированной, приукрашенной образностью. Они ждут от литературы ответов на насущные проблемы жизни, правдивого отображения классовых противоречий и порождаемых ими конфликтов. Это подготовило почву для формирования критического реализма, который делает первые шаги в 1880-е годы и окончательно утверждается в качестве ведущего метода эстонской литературы в следующее десятилетие (романы Э. Вильде «Кубок яда», 1893, и «В суровый край», 1896). Причем на первый план в литературе теперь выдвигается проза.
Утверждение критического реализма, потребность в глубоком осмыслении жизни — как ее социальных основ, так и внутреннего мира человека — явились толчком к созданию новых жанров, способных наиболее полно воплотить новые литературные принципы, новые требования к художественному слову. Вместо господствовавшего до тех пор неопределенного в жанровом отношении сюжетного повествования, называемого эстонским словом «jutt» (оно обозначает и повесть, и рассказ), теперь формируются роман и новелла со своими специфическими жанровыми признаками. Главная заслуга в становлении этих новых жанров принадлежала тем писателям, которые своим творчеством утвердили в эстонской литературе критический реализм, — прежде всего Э. Вильде, но также и Ю. Лийву, Э. Петерсону-Сяргаве и некоторым другим.
Дальнейшее развитие новеллы неразрывно связано с развитием эстонской литературы в целом: оно отражает главнейшие черты всего историко-литературного процесса. Поэтому наш рассказ об эстонской новелле неминуемо окажется в какой-то мере и рассказом о судьбах эстонской литературы вообще.
Эдуард Вильде пришел в литературу в 1880-е годы с рассказами и повестями, увлекательными по сюжету (они часто строятся на детективной или полудетективной основе), полными ярких и необычных ситуаций. Но уже в них был отчетливо виден демократизм писателя, искренне сочувствующего беднякам, труженикам, обличающего жестокосердие и аморализм сильных мира сего — дворян и буржуа. В очень популярных у читателей юмористических рассказах, поначалу, правда, далеких от социальной проблематики, писатель достоверно и убедительно выписывал фон, обстоятельства, окружающую героев среду. В 1890-е годы Э. Вильде знакомится с марксизмом и окончательно переходит на позиции критического реализма. Его произведениям той поры свойственна беспощадная критика социальных пороков общественного строя, основанного на эксплуатации человека человеком. Э. Вильде рисует страшную власть денег, их развращающее влияние на людей. Первым в эстонской литературе писатель раскрыл глубокие классовые конфликты эстонского села, показав расслоение крестьянства, появление сельского пролетариата (роман «В суровый край»). Он же первым изобразил и капиталистический город с его противоречиями, зверской эксплуатацией рабочих (роман «Железные руки», 1897).
ЭДУАРД ВИЛЬДЕ
© Перевод Л. Тоом
ИХ СЫН
— Господи боже мой, неужели еще не видно башни?
Матушка Соонисте уже в третий раз задавала этот вопрос, и старик столько же раз отвечая ей:
— У меня глаз не больше, чем у тебя! Как только покажется башня, мы оба увидим ее.
— Так подхлестни кобылу, а то приедем, когда служба кончится!
МОИ БОМБЫ
Один товарищ по партии, как и я участник революции 1905 года, рассказал мне следующую историю.
Когда в наших краях началось кровопролитие, я не стал дожидаться, пока на меня обрушатся палки и пули, а собрался да и отправился в город искать убежища. Моя осторожность была отнюдь не лишней, потому что если убивали людей, вина которых состояла только в том, что физиономия их не нравилась помещику, то вряд ли со мной поступили бы иначе: ведь я на собраниях выступал с речами о значении конституции и демократических выборов, а как-то раз даже поссорился с самим бароном. Я не решался показываться на шоссейных и железных дорогах и пробирался лесами и болотами. Пятнадцать верст от нашей деревни до города растянулись для меня вдвое. А насколько изнурительной была дорога, это я почувствовал по-настоящему, только дойдя до цели и едва не свалившись от голода и усталости перед дверью своего друга.
Этот друг — пусть фамилия его будет Янес, — мой бывший товарищ по гимназии, а ныне адвокат, недавно поселился в нашем городе, прибыв откуда-то издалека. Уже несколько лет я не встречался с ним, адрес его узнал из объявления в газете и слыхал про него лишь то, что он недавно женился. К нему я и отправился искать убежища — хотя бы на одну ночь. Остальные мои городские знакомые были людьми буржуазного склада, их верноподданнический покой я, как спасавшийся от преследования политический преступник, не желал нарушать. Настроения Юри Янеса, моего прежнего товарища по школе, были мне известны: и школьником и студентом он с восторгом читал запрещенную литературу, открыто спорил с реакционерами, выступал на студенческих собраниях с революционными речами и так далее.
Я позвонил. Прислуга открыла дверь. Я вошел в зажиточную, барскую квартиру. Едва я окинул взглядом комнату, как что-то пресное, неприятное подступило у меня к горлу. Этакое гнездо! Богатое и мягкое. Мягкое и уютное… Из-за рояля с веселым смехом поднялись две стройные фигуры. В воздухе еще звучал последний аккорд бойкой польки. А на улице земля гудела под копытами лошадей казачьего патруля.
— Кого я вижу! Маркус! — произнес мой друг сухим, словно сдавленным голосом, с трудом разглядев меня в сумерках. — Откуда вы… откуда ты? — добавил он, очевидно неприятно удивленный видом моих сапог, короткого серого мужицкого полупальто и спутанными волосами.
