Я ехал в стареньком, местами подгнившем и впитавшем в себя не одну сотню запахов автобусе. Это был междугородний рейс из Остина в Сан-Антонио.

В автобусе было четверо, не считая меня: жирный, как боров, водитель с блестящей от солнца и пота лысиной, два мексиканца, о чем-то без устали болтавших на своем языке, и женщина с большим количеством сумок. Я бы не удивился, если в одной из сумок она везла домашнюю живность.

За окном был до тошноты однообразный пейзаж. Бескрайние высохшие поля с потрескавшейся землей и немногочисленной растительностью, лишь иногда сменявшиеся маленькими живыми городами с абсолютно одинаковыми домами и абсолютно одинаковыми людьми. Можно было подумать, что автобус едет по кругу.

Устав щуриться от солнца, я перевел взгляд от окна к конверту в своих руках. На лицевой стороне его было две строчки:

Меня разбудили стальные удары часов. С трудом открыв глаза, разглядел их — это были большие напольные часы, которые оказывали десять. С еще большим трудом я поднялся с кровати. Голова гудела, как после встречи с грузовиком, во рту была абсолютная сушь, а глаза тщетно бегали по комнате в поисках привычных вещей. Комната была мне совершенно незнакома.

— Как я сюда попал? Да вообще, где я?! — услышал я свой голос в моей голове.

Ответы на эти вопросы были стерты из моей памяти, по крайней мере сейчас они были для меня скрыты.

Пробираясь в сторону двери, я наткнулся на большое зеркало. Остановившись напротив, я пристально всмотрелся в свое отражение, я не сразу узнал себя… Передо мной стоял мужчина тридцати лет, в серых брюках и жилетке поверх коричневой рубашки. Вся одежда измята и испачкана. Короткие русые волосы растрепаны. Голубые глаза еле виднеются под нависшими с похмелья веками. Обычное лицо, уже успевшее покрыться щетиной.

Мое изучение прервал странный звук, доносившийся снизу, будто там что-то тащили. Следуя своему природному любопытству, я отправился на шум. Спустившись по лестнице, справа я увидел полукруглый проем без дверей, там за столом сидел Скотт. В его руках была развернутая газета, а на столе дымился еще горячий кофе.