– Держу пари, что она испанка! Посмотрите на ее дочь! – сказал американец Кеннер своему собеседнику, гладко выбритому длиннолицему англичанину, сидевшему за вкусным завтраком на террасе большой гостиницы в Монако.

– Я наблюдал за ее дочерью полчаса, – отвечал тот, – и если они останутся дольше, то готов созерцать ее хоть целый час!

Американец весело и громко засмеялся, вынимая сигару из кожаного портсигара.

– Ну, мне приходилось видеть и похуже этой маленькой девочки в соломенной шляпе с развевающимися лентами. Разузнайте-ка лучше о денежном положении ее матери и, думаю, придете в восторг. Старушке, наверное, 104, хотя она моложава.

– А знаете, – заметил собеседник Кеннера, – хозяин гостиницы говорил, что у нее четыре стены и пропасть, и это она называет замком, где-то на северо-западе Испании. А ее профессия, пожалуй, не менее оригинальна: она топит корабли и собирает с них припасы. Что вы скажете на это?

Арнольд Мессенджер, давая мне связку бумаг, из которых почерпнута большая часть эпизодов этого рассказа, забыл в то же время снабдить меня данными из своего прошлого, чтобы дать мне, как биографу, возможность вполне оценить этого выдающегося человека. Я видел его недавно в Монтевидео, где он играл по очень большой ставке, но потерял почти все, что поставил, даже несомненную дружбу молодого человека по имени Генри Фишер, бывшего с ним там.

Не имея точных данных, мне теперь нелегко выполнить эту задачу. О детстве и молодости его я мало узнал, исключая то, что он был уволен из коллегии Магдалины Кэмбриджского университета, не получив никакой ученой степени. Последующие годы его пришли в беспечной роскоши, и если бы не денежное вмешательство его дяди, богатого собственника резиновой мануфактуры в Грантаме, то он мог очутиться на скамье подсудимых. Но он избежал этого благодаря помощи дяди, а также своему замечательному уму, хотя и дурно направленному.

Во время своих скитаний по Лондону через два года после выхода из Кэмбриджа он познакомился с юношей, которого выдавал за своего брата. Юноша сблизился с ним во время уличной ссоры, и после взаимных признаний между ними возникла странная, необъяснимая дружба. Хель Фишер был сыном торговца кофе в Ливерпуле. Он лишился матери при рождении, много перенес от отца, грубо проявлявшего свою родительскую власть; 14-ти лет вышел из частной школы в Эдгбастоне, в Бирмингемском графстве. В Лондон он приехал, подобно многим другим, с надеждой, со страхом, но без друзей, без плана на будущее. В первый же вечер своего приезда случайное любопытство привело его в середину толпы, которая собралась, как это часто бывает в Англии, смотреть, как пятеро напали на одного. Инстинктивно приняв сторону слабого, он вмешался в драку и в скором времени очутился в комнатах Арнольда Мессенджера, где и рассказал серьезному, сосредоточенному и симпатичному незнакомцу всю историю своей жизни.

Результатом была дружба, продолжавшаяся без малого около трех с половиной лет. Фишер много знал для своего возраста, хорошо владел пером и прочел много книг. Заметьте странную прихоть судьбы, которая ввела такого прекрасного юношу в общество одного из самых ловких и усовершенствованных рыцарей индустрии в Лондоне. Арнольд Мессенджер в это время, да, думаю, и в последствии также, доставал себе средства к существованию мошенничеством. Найдя необыкновенно удобным для себя пользоваться услугами человека, который никогда не расспрашивал его, но с точностью приводил в исполнение его планы без надоедливого любопытства, он, до сих пор не оказывавший внимания даже собаке, был принужден отвечать на привязанность великодушием. Он принял на себя роль старшего брата, охранял юношу от участия в своих опасных похождениях; гордился мыслью, что Фишер считает его честным, и тратил свои деньги на юношу с великодушием, которое доказывало, что у него были и хорошие черты характера.

Именно он и был тем праздношатающимся, которого я видел в Монако в обществе Кеннера. Его друг, американец, слыл богачом; на самом же деле он привел свою яхту в Средиземное море только с целью обобрать кого-нибудь. Но судьба не улыбалась ни ему, ни Мессенджеру. Они не могли встретить ни одного глупца, у которого бы можно было «почистить карманы». Теперь, особенно для англичанина, ближайшее будущее было так мрачно, что он уже подумывал, как бы бежать из гостиницы, не заплатив по счету. Его плутовская изобретательность уже истощилась.