В тот весенний вечер мало что предвещало для Ларисы погружение в интересную историю. Впрочем, подруга Ларисы, экзальтированная парикмахерша Эвелина Горская, казалось, это предвидела. Потому что именно она настояла на том, чтобы Лариса вместе с ней поехала в дом культуры «Салют».

— Лара, ты меня знаешь, я практичная женщина, — говорила Эвелина. — Практичнее меня нет никого в нашем городе. Но там действительно интересно.

В последнее время парикмахерша ни с того ни с сего увлеклась экстрасенсорикой, и это увлечение стало неожиданным для подруги. Эвелина действительно была земной женщиной, слишком земной, типичная мажорка средних лет, менявшая любовников как перчатки и ориентировавшаяся в жизни в основном на материальные ценности. Тем более удивительным было это ее новое увлечение.

Лариса, директор ресторана «Чайка», тоже была далека от мистики. И тоже в принципе мажорка, но не такая откровенная, как Эвелина. А поехала она в «Салют» как всегда по одной причине — от скуки.

В семь утра Ларису разбудил противный звонок, который издавали электронные часы, поставленные ею накануне вечером на стул рядом с кроватью. Этот звук был одним из самых неприятных для ее музыкального слуха, но приобретать другие она не собиралась, так как подозревала, что более приятный мелодичный звон будет не способен вырвать ее из объятий Морфея.

Она открыла глаза и, бережно взяв в руки ненавистный предмет, успокоила его путем переключения реле. После этого, упав лицом в подушку, пролежала так какое-то время. Потом перевернулась на спину и потянулась изо всех сил, внушая себе, что она гибкая, слегка тугая резинка. Тело начало просыпаться, а за телом постепенно, но неизбежно очнулось и сознание.

Лариса оглядела комнату. Солнечные блики трепетали на обоях. А это значило, что весна продолжалась, что на улице солнце, и все это будет способствовать ее хорошему настроению.

Из соседней комнаты доносился храп мужа Евгения. Некоторое время назад они в очередной раз решили разводиться, и в качестве первого шага стало разделение постелей. Правда, мера эта уже успела превратиться в ритуал — до реального развода все никак не доходило: после обострения взаимоотношений следовало их смягчение и, как следствие, возвращение Евгения в супружеское ложе. Сам Котов не особенно по этому поводу беспокоился, он привык к периодическим позиционным военным действиям и знал, что перемирие все равно когда-нибудь наступит. Да и сама Лариса понимала, что, по-видимому, от Евгения ей никуда не деться. Скоро сорок лет, а после этого рубежа обретение нового счастья возможно только в фильме «Москва слезам не верит». Лариса не очень-то верила слезам, тем более в реальность придуманного когда-то режиссером этого фильма сценария. По крайней мере, применительно к себе.