Хардкор

Бастер Миша

Юбилею перестройки в СССР посвящается.

Этот уникальный сборник включает более 1000 фотографий из личных архивов участников молодёжных субкультурных движений 1980-х годов. Когда советское общество всерьёз столкнулось с феноменом открытого молодёжного протеста против идеологического и культурного застоя, с одной стороны, и гонениями на «несоветский образ жизни» – с другой. В условиях, когда от зашедшего в тупик и запутавшегося в противоречиях советского социума остались в реальности одни только лозунги, панки, рокеры, ньювейверы и другие тогдашние «маргиналы» сами стали новой идеологией и культурной ориентацией. Их самодеятельное творчество, культурное самовыражение, внешний вид и музыкальные пристрастия вылились в растянувшийся почти на пять лет «праздник непослушания» и публичного неповиновения давлению отмирающей советской идеологии. Давление и гонения на меломанов и модников привели к формированию новой, сложившейся в достаточно жестких условиях, маргинальной коммуникации, опутавшей все социальные этажи многих советских городов уже к концу десятилетия. В настоящем издании представлена первая попытка такого масштабного исследования и попытки артикуляции стилей и направлений этого клубка неформальных взаимоотношений, через хронологически и стилистически выдержанный фотомассив снабженный полифонией мнений из более чем 65-ти экзистенциальных доверительных бесед, состоявшихся в период 2006–2014 года в Москве и Ленинграде.

Металлисты

Сергей Окуляр

Фото 1. Очки и концерты, 1986 год. Фото из архива автора

С. О.

Детские годы как-то протекали неравномерно. Москва строилась, и когда я родился возле Университета, тут же всех моих переселили в однокомнатную хрущебу. Получалось, если папа на маму залезал, то приходилось проверять, спит их сынок или нет. Девушкам же я сейчас люблю говорить, что родился в середине прошлого века.

Комиссионные были культовыми местами, и каждый продавец таких заведений становился культовым персонажем по определению. Ничего из вещей в обычных магазинах не было, и интересное можно было обнаружить лишь в «комках». Вот, ну детство как детство, а вот когда папаша купил такой музыкальный центр, состоящий из двухканального магнитофона, проигрывателя и радио…

Женя Монах

Фото 2. Ленинградская готика, 1985 год. Фото из архива автора

Ж. М.

Ленинград конца семидесятых. Не было тогда еще на Васильевском острове того, что он сейчас собою представляет. Сплошные послевоенные бараки, в которых росла различная молодежь, в том числе и я. Сами бараки снесли всего лет десять назад, а тогда, в бытовом плане, этот питерский район окраин был попросту деревенским. Ужасно, конечно. Но в этом были свои минусы и свои плюсы… Местечковые огороды со своими локальными историями, но неформальная жизнь там процветала. Типичная гопническая ситуация с подворотнями и гитарами. Битвы между районами случались, но не скажу чтобы часто, хотя местнические районные градации и определения остаются и поныне. Наш остался в неформальной истории города как «Пентагон-45», по его пятиугольной форме на карте города. Подростки по большому счету были предоставлены сами себе и росли сорняками. А единственное проявление заботы о быте подрастающего поколения выражалось в том, что всех трудновоспитуемых с Васильевского острова собирали в трудовые лагеря, выдавали морскую форму и под присмотром комиссаров с местного завода пытались приобщать молодежь к физическому труду. Приобщение состоялось к несколько иному: к первой сигарете и первой рюмке, да и как могло быть иначе, тогда как подневольный труд так и не сделал из обезьяны человека. В принципе, как я понимаю, никто каких-то серьезных воспитательных задач не ставил. Просто бюрократы таким образом решали свои проблемы, а подростки оставались предоставленными сами себе и самовыражались в различных формах. В том числе и хулиганских. Многие, как и я, не давали себя стричь. С идеологией хиппизма это не имело ничего общего, да и не интересовался этим никто. Просто такая форма протеста.

М. Б.

Просто вредность и жажда всколыхнуть ситуацию вокруг себя. Все это нашло отражение в сюжетах советского кинематографа, посвященных проблемам взаимоотношений поколений. Условное поколение восьмидесятых просто устало от кухонного родительского трындежа о том, что все вокруг ужасно, вышло на улицы и уперлось рогом. Хотя, если взять питерскую историю Зазеркалья, то еще в семидесятых в центре города орудовали целые шайки, включая пресловутую битническую, члены которой носили «хайра» и терроризировали приличных граждан.

Ира Грунгильда

Фото 3. Сампошив, Москва, 1988 год. Фото Андрея Полякова, из архива автора

И. Г.

Одежда, музыка и случайное открытие очередной двери в коридоре времени сыграли решающую роль в мировоззрении моей юности и до сих пор определяют мой образ жизни и ценностные ориентиры… Но в начале восьмидесятых я еще не особо задумывалась о модной одежде и музыке, каких-то не всем известных дверях в мир, параллельный официальному. Я жила совсем обычной жизнью, как и многие: учеба, подруги, друзья-соседи. Хотя, наверное, не в каждом школьном классе в 82–83 м годах была своя музыкальная группа и не все ходили в Театр на Таганке а по вечерам слушали Севу Новгородцева. Но это я знаю сейчас, а тогда в достаточно простой и скучной обстановке каждый старался построить свой маленький подростковый мирок…

Из-под стекла на письменном столе на протяжении нескольких лет на меня смотрели «Чета Арнольфини» Ван Эйка, малоизвестная репродукция с двумя средневековыми рыцарями на турнире, а также пара картинок, чем-то напоминающих работы Дюрера, какие-то вырезки из разных журналов а стиле арт-нуво… Но окружающий мир был совсем другим, и в поисках какой-то интересной информации я могла просиживать часами в библиотеках. Уже когда-то единожды было решено, что поступать я буду в Текстильный институт, и поскольку там нужен был сильный рисунок, я оказалась перед дверями МАРХИ, где на подготовительных курсах по рисунку мне все-таки привили интерес к архитектуре и декораторству. И привили заодно много чего другого. До кучи.

Леха Кот

Фото 4. Новокузнецкая, 1988 год. Из архива Димы Саббата

Л. К.

Не знаю, кому это может быть интересно, что творилось в головах советских подростков, но мое личное восприятие формировалось неоднозначно. Обычное представление о качественном времяпровождении в Солнцево, да и вообще во всех крупных урбанистических центрах, было таким: улица, магнитофон у подъезда, картишки, конечно же, со старшими ребятами. Ну и меломанские пристрастия были по возможности модными. Почему по возможности? Солнцево в семидесятых было отдаленным загородным районом, и только отдельная часть молодого населения училась в различных заведениях, типа ПТУ. А остальным было не так-то просто сесть и поехать в Москву, потому как ходило до Солнцево лишь несколько автобусных маршрутов. Поэтому вся субкультура формировалась отдельным очагом, где все друг друга знали и я всех знал, потому как со школьных лет начал проявлять активность всевозможную. При этом даже в Солнцево фигурировали нестандартные персонажи, одним из которых был волосатый человек с позывными Индеец.

М. Б.

Иппи.

Алексей Китаец

Фото 5. Алексей, Москва, МГУ, 1985 год, фото из архива автора

А. К.

С маргинальной культурой города я столкнулся уже в 78-м году. Столкнулся и, соответственно, влился в ряды, поскольку вливаться было интересно и было зачем. Всё было вполне закономерно. Ещё обучаясь в школе, я через своего двоюродного брата ознакомился с популярной зарубежной аудиопродукцией в практически стандартном для того времени наборе: Deep Purple, Rolling Stones, Creedence, Beatles. Достать тогда что-либо из этого набора для тринадцатилетнего подростка было практически невозможно. Возможно, Макаревич с Гребенщиковым в те годы располагали уже винилом из-за рубежа, но в моем случае это были катушки для бобинного магнитофона, оформленные братом с патологической искусностью. Ну, и на волне подросткового самовыражения и расширения кругозора началось общение со старшеклассниками, и далее «вступление» в ряды некоей организации пацифистов, которая, кроме курения сигарет и выпивания пива, ничего не осуществляла. Это было скорее совместное и «нешкольное» общение и выпендривание друг перед другом.

При этом мне понравилась ремесленная сторона открывшейся для меня ниши якобы бездеятельности, навроде изготовления «ксивников» для каждого «пацифиста» в отдельности. Если бы это дело дошло тогда до начальства, думаю, поставили бы меня на учёт в детскую комнату милиции. Необходимо отметить, что любая вещь, любой объект не отечественного производства производил почти магическое действие на окружающих. Так, например, наклеив на обычную куртку наклейку, я мгновенно стал обладателем стильной шмотки с загадочной легендой: дескать, привезли из-за границы. Да что говорить: почти в каждой квартире можно было заметить стоящие где-то на полке банки или бутылки из-под кока– и пепси-колы (страшно представить: этих напитков до восьмидесятых в продаже не было вообще!). Люди умудрялись засовывать в пачку из-под «Мальборо» «дубовую» «Яву» и тем самым поднимать престиж своей вечеринки. Кстати, Marlboro тоже не было!