Дания, Копенгаген

Наши дни, 22 июня, четверг

14.50

Коттон Малоун заметил нож в ту же секунду, когда увидел Стефани Нелл. Он сидел в белом кресле с решетчатой спинкой за столиком перед кафе «Николаи». Был ласковый солнечный день, и простиравшаяся перед ним площадь Хойбро Пладс, излюбленное место отдыха датчан, кишела людьми. В кафе, по обыкновению, тоже было полным-полно народу. Вот уже полчаса он ждал Стефани.

Миниатюрная женщина, примерно шестидесяти лет, она тщательно скрывала свой возраст. Даже в ее личном деле, хранившемся в департаменте юстиции, графа «дата рождения» пустовала. Малоун видел это собственными глазами. В белокурых волосах Стефани виднелись седые пряди, а ее голубые глаза могли выражать и подлинное сочувствие, и яростное обвинение. Два президента поочередно хотели назначить ее генеральным прокурором, но оба раза она отвергла предложения. Один генеральный прокурор горячо ратовал за ее увольнение — особенно после того, как ФБР поручило ей расследование его дела, — но Белый дом отклонил эту идею, поскольку, кроме всего прочего, у Стефани Нелл была безупречная репутация.

Стефани трясло. За двадцать шесть лет работы на департамент юстиции она усвоила простую истину: если у животного четыре ноги и хобот — это слон. И чтобы это понять, не надо вешать на слона табличку. Очевидно, что мужчина в красном пиджаке не был простым карманником.

И это значит, кто-то в курсе ее дел.

Она видела, как вор свалился с башни, — впервые в жизни Стефани своими глазами видела насильственную смерть. Годами она слушала рассказы своих агентов о таких вещах, но между сухими отчетами и видом настоящей смерти была непреодолимая пропасть. Тело рухнуло на булыжники с тошнотворным глухим ударом. Он сам прыгнул? Или это Малоун его столкнул? Или там, наверху, завязалась борьба? Сказал ли этот человек что-нибудь перед смертью?

Стефани приехала в Данию с конкретной целью и, раз уж она здесь, решила повидать Малоуна. Когда-то он был одним из двенадцати агентов, отобранных ею в Magellan Billet. Она знала отца Малоуна и следила за возмужанием сына. И была рада, когда он принял ее предложение и перешел из флота в юстицию. Со временем он стал ее лучшим агентом, и Стефани огорчилась, когда год назад он решил выйти в отставку.

С тех пор она не видела Малоуна, хотя они несколько раз созванивались. Когда Малоун бросился в погоню за вором, она обратила внимание, что он не изменился: то же мускулистое тело, густые волнистые волосы с рыжеватым отливом, вызывавшим в памяти цвет камней в старинных копенгагенских домах. Все, как она помнила. Двенадцать лет работая на нее, он оставался решительным и независимым, что делало его хорошим оперативником, которому можно доверять. При этом Малоун не утратил способность к состраданию. Надо признаться, он всегда был для нее больше чем сотрудником.

Французские Пиренеи

Аббатство де Фонтен

17.00

Сенешаль

[2]

преклонил колени перед ложем своего умирающего магистра. Неделями он молился, чтобы этого не случилось. Но вскоре лежащий на постели старик, мудро правивший орденом на протяжении двадцати восьми лет, обретет заслуженный покой рядом со своими предшественниками. К великому сожалению сенешаля, суета бренного мира никуда не исчезнет и со смертью магистра многие проблемы обострятся.

Покои магистра были просторными. Древние стены, сложенные из камня, не носили следов упадка, и только потолок, обитый древесиной, потемнел от времени. Во внешней стене было одно-единственное окно, с видом на чудесный водопад на фоне суровой серой горы. В углах комнаты сгущался сумрак.

Роскиле

18.15

Малоун вошел в зал, когда торги уже начались. Обычно торги открываются не раньше двадцати минут седьмого, поскольку сначала происходит регистрация покупателей и продавцов. Это всегда делается до того, как деньги перейдут из рук в руки.

Роскиле — древний городок, расположенный на берегу узкого фьорда. Основанный викингами, он до XV века был столицей Дании и с тех пор не утратил царственного величия. Аукцион проводится в Нижнем городе, около собора, поблизости Скомагергаде, района, где некогда селились сапожники. Книготорговля в Дании — своего рода искусство. Письменное слово всегда пользовалось уважением по всей стране, и Малоун, страстный библиофил, очень этим восхищался. Прежде книги были просто его увлечением, помогавшим отвлечься от повседневного риска, сопровождавшего работу. Теперь они стали делом его жизни.

Петер Хансен и Стефани обосновались в первых рядах, а Малоун предпочел остаться у входа, позади одной из каменных колонн, поддерживавших сводчатый потолок. Он не собирался принимать участие в торгах и не стремился попасть на глаза аукционисту.

Стефани вошла в собор. Человек на аукционе сказал ей, что это здание легко найти, и оказался прав. Громадное каменное сооружение, размеры которого выглядели особенно впечатляющими на фоне окружающих его невысоких домиков, закрывало собой полнеба.

Внутри грандиозного здания она обнаружила бесчисленное множество закутков, часовенок и портиков. Высокий сводчатый потолок и огромные витражные окна вкупе с древними стенами создавали ауру причастности к божественному. Судя по декору, этот собор не был католическим или лютеранским, его убранство носило отчетливые признаки французского стиля в архитектуре.

Стефани была в ярости из-за того, что не смогла заполучить книгу. Она полагала, что путеводитель будет стоить максимум крон триста, то есть около пятидесяти долларов. Вместо этого неизвестный покупатель выложил за рядовой путеводитель по Южной Франции, написанный более ста лет назад, свыше восьми тысяч долларов.

Сомнений нет, кто-то в курсе ее дел.

Может быть, этот человек ждет ее здесь, в соборе? Двое мужчин, подошедшие к ней после торгов, сказали, что она получит ответы на все вопросы, если придет в этот собор и найдет часовню Кристиана IV. Она подумала, что это глупость, но деваться было некуда. Времени было мало, а дел невпроворот.

Аббатство де Фонтен

8.00

Сенешаль стоял перед алтарем и смотрел на дубовый гроб. В часовню аккуратными рядами входили братья и пели в унисон звонкими голосами. Это была древняя мелодия, ее пели на похоронах каждого магистра с самого начала. Слова на латыни возвещали о печали и боли утраты. О выборах же не будет произнесено ни слова, пока сегодня днем не соберется конклав, дабы избрать преемника. Устав недвусмысленно гласил, что солнце не может сесть два раза без магистра, и он как сенешаль должен проконтролировать, чтобы устав соблюдался.

Он наблюдал, как братья заполнили часовню и расположились перед полированными дубовыми скамьями. Каждый облачен в простые домотканые одежды, головы покрыты капюшоном, видны только руки, сложенные в молитвенном жесте.

Церковь была в форме католического креста, с одним нефом и двумя приделами. Украшений почти не было, ибо ничто не должно отвлекать разум от размышлений о тайнах небесных, но тем не менее помещение было величественным, капители и колонны создавали ощущение божественного присутствия. В первый раз братья собрались здесь после чистки в 1307 году — те, кто смог избежать ловушек Филиппа IV, отступить в сельскую местность и тайно перебраться на юг. Они постепенно собрались здесь, в безопасности горной цитадели, и притаились — строили планы, давали обеты и вечно помнили…

Франция, Ренн-ле-Шато

11.30

Малоун повернул взятый напрокат автомобиль на восток от главного шоссе, вверх по извилистой дороге. Они только что выехали из Куизы. Отсюда открывался потрясающий вид на темные склоны холмов, густо поросших шиповником, лавандой и чабрецом. Вдалеке возвышались величественные руины крепости, ее обугленные стены торчали из земли, как гигантские пальцы. Окрестности, насколько видел взгляд, вызывали в воображении романтические картины — грозные рыцари, как орлы, слетаются со своих укрепленных высот, чтобы наброситься на врага.

Они со Стефани покинули Копенгаген в четыре часа утра и вылетели в Париж, где сели на первый самолет, направлявшийся на юг Франции, в Тулузу. Через час они приземлились и теперь ехали на юго-запад в место под названием Лангедок.

По дороге Стефани рассказала ему о деревеньке, расположенной полутора тысячами футов выше, на вершине открытого всем ветрам холма, по которому они сейчас взбирались. Первыми эту местность заселили галлы, привлеченные возможностью обозревать с этих высот долину реки Од. Но в V веке здесь обосновались вестготы: построили крепость, дали этому месту кельтское имя — Rhedae, что означало «колесница», и постепенно превратили его в торговый центр. Двести лет спустя франки оттеснили вестготов на юг, в Испанию, и селение стало их столицей. Однако к XIII веку город утратил свой королевский статус, а к концу похода против альбигойцев и вовсе был разрушен. Потом эта местность переходила из рук в руки, ею владели то испанские богатые дома, то французские, какое-то время здесь жил один из лейтенантов Симона де Монфора, получивший баронский титул. Семья лейтенанта построила замок, вокруг которого выросла маленькая деревушка, а название поселения со временем превратилось в Ренн-ле-Шато. Этот род владел здешними землями до 1781 года, когда умерла последняя наследница — Мари д’Отпул де Бланшфор.

Аббатство де Фонтен 13.00

Раймон де Рокфор был доволен. Его первое открытое столкновение с сенешалем обернулось безоговорочной победой. За всю историю ордена только шести Великим магистрам был открыто брошен вызов, перечень их грехов — от воровства до трусости и похоти. И произошло это в десятилетия после чистки, когда братство было слабым и разобщенным. К сожалению, наказание для них было скорее символическим. Срок пребывания на посту магистра все равно упоминался в Хрониках, его промахи и достижения тщательно зафиксированы, но добавлялось замечание, что братья признали его

не стоящим памяти.

В последние недели его помощники обеспечили требуемые две трети голосов «за» и направили письмо сенешалю. Этот недостойный глупец должен знать, как трудна будет предстоящая битва. На самом деле оскорбление вызовом касалось не магистра. Все равно его похоронят рядом с предшественниками. Нет, этот протест являлся скорее способом скомпрометировать предполагаемого преемника — и придать уверенности союзникам. Это был древний инструмент, созданный уставом еще в те времена, когда честь и память что-то значили. И он успешно возродил его в качестве первого залпа в войне, которая закончится до заката.

Следующим Великим магистром станет он.

Прежде орден насчитывал десятки тысяч братьев, крестьянские хозяйства, храмы и замки девяти тысяч командорств, разбросанных по Европе и Святой земле. Один лишь вид рыцаря, облаченного в белое одеяние с красным крестом, повергал врагов в ужас. Братьев нельзя было отлучить от церкви. Они не платили феодальную дань. Ордену дозволялось оставлять себе военные трофеи. Подчиненные только Папе Римскому, рыцари-тамплиеры были независимым братством.

Ренн-ле-Шато

13.30

Малоун и Стефани прокладывали себе путь через людную деревушку. По центральной улице, подпрыгивая на мостовой, проехал автобус. По дороге Стефани зашла в ресторан поговорить с хозяином. Малоун пожирал глазами какую-то аппетитную рыбу, которую поедали посетители, понимая, что с обедом придется подождать.

Он злился на Стефани, что она солгала ему. Или она не была признательна ему за помощь, или недооценила серьезность ситуации. По их следу шли решительно настроенные люди, готовые умирать и убивать. Он уже познакомился с их милыми привычками, и чем больше у него будет информации, тем больше шансов на успех. Ему и так было нелегко, а уж неуверенность в союзнике еще больше усложнит дело.

Выйдя из ресторана, Стефани сказала:

Аббатство де Фонтен

14.00

Сенешаль распахнул железную калитку и повел братьев, решивших принять участие в похоронах магистра, по сводчатому коридору. Вход в подземный Зал Отцов располагался внутри стен аббатства, в конце длинного прохода, где одно из самых древних строений вклинивалось в скалу. Пятнадцать столетий тому назад монахи впервые заняли пещеры под землей, поселившись в гнетущем уединении. По мере того как отшельников становилось все больше, строились новые помещения. Столетиями аббатство росло и росло, рыцари-тамплиеры, завладевшие им в конце XIII века, поддержали этот строительный бум. Штаб-квартира ордена — maison chèvetaine, как ее именовал устав, — сначала находилась в Иерусалиме, потом в Акре, затем на Кипре, а после чистки переехала сюда. Со временем вокруг монастыря воздвигли крепостные стены с бойницами и башнями. В конце концов аббатство, расположенное высоко в Пиренеях, стало одним из самых крупных в Европе. Его название произошло от ближайшей речки с водопадами. Аббатство де Фонтен — аббатство фонтанов.

Сенешаль спускался по узким ступеням, вырубленным в скале. Подошвы его веревочных сандалий скользили по влажному камню. Там, где некогда свет обеспечивали масляные факелы, теперь горели электрические лампы. За ним следовали тридцать четыре брата — его приверженцы. В конце спуска он пошел вперед по туннелю, приведшему в сводчатую комнату. В центре возвышалась каменная колонна, напоминавшая ствол старого дерева.

Братья собрались вокруг дубового гроба, заранее принесенного сюда и поставленного на каменный постамент. Сквозь дым благовоний слышалось печальное пение.

Аббатство де Фонтен

14.05

Раймон де Рокфор открыл глаза. Голова, в том месте, куда ударил брат Жоффруа, немилосердно болела, и он поклялся, что наглец поплатится за оскорбление. Он с трудом поднялся с пола и попытался разогнать туман в мыслях. Потер ушибленное место рукавом, и мантия тут же пропиталась кровью. Он направился в ванную, намочил полотенце и промыл рану.

Потом новый магистр собрался с силами. Он должен появиться перед братьями в должном виде. Де Рокфор медленно прошел через спальню и открыл дверь.

— Магистр, с вами все в порядке? — спросил его новый маршал.

Авиньон

17.00

Малоун притормозил «пежо». Ройс Кларидон ждал их около дороги, к югу от санатория, точно в том месте, где обещал. Его неряшливая борода исчезла вместе с испачканными брюками и свитером. Он был чисто выбрит, ногти приведены в порядок. Одет в джинсы и рубашку без воротника. Длинные волосы зачесаны назад и собраны в хвост. В его движениях чувствовалась энергия.

— Как хорошо избавиться от бороды, — сказал он, забираясь на заднее сиденье. — Чтобы изображать из себя тамплиера, я должен был выглядеть как они. Вы знаете, они никогда не мылись. Устав запрещал это. Нельзя было раздеваться в присутствии братьев и всякое такое. Как они здорово воняли, должно быть.

Малоун включил мотор и поехал по шоссе. Небо полнилось грозовыми облаками. По всей видимости, плохая погода перемещалась из Ренн-ле-Шато на восток. В отдалении темно-фиолетовое небо пронзали молнии, слышались раскаты грома. Дождя еще не было, но он скоро начнется. Малоун обменялся взглядами со Стефани, и она поняла, что их нового попутчика надо как следует расспросить.

Франция, Лавлане

19.00

Сенешаль остановил машину в центре деревни. Последние пять часов они с Жоффруа извилистым путем ехали на север. Они специально проехали мимо больших селений вроде Фуа, Киллана и Лиму и предпочли остановиться в маленьком поселке, укрывшемся в уединенной низине, куда туристы редко заглядывали.

Покинув апартаменты магистра, они вышли через потайной ход в районе главной кухни. Выход был хитро замаскирован в кирпичной стене. Жоффруа сказал, что магистр поведал ему, где расположены тайные пути, которыми пользовались много веков назад для побега. Последние сто лет об этих путях знали только магистры.

Выбравшись наружу, они направились в гараж, позаимствовали одну из машин, принадлежавших аббатству, и выехали через главные ворота до того, как с полуденных молитв на рабочие места вернулись братья, ответственные за автопарк. Учитывая, что де Рокфор лежал без сознания в своих покоях, а его сопровождающие ждали, когда кто-нибудь откроет дверь, у них была солидная фора во времени.

Авиньон

17.30

Малоун с любопытством рассматривал папский дворец, вытянувшийся в небо на сотню ярдов. Он, Стефани и Кларидон сидели в уличном кафе на оживленной площади, прилегающей к центральному входу. Со стороны Роны дул северный ветер — мистраль, как местные его называли. Малоун припомнил средневековую поговорку, согласно которой некогда эти улицы наполняла жуткая вонь.

Ветреный Авиньон, с омерзительным ветром, без ветра нечем дышать.

И как Петрарка называл этот город?

Город греха…

Из путеводителя он узнал, что огромная постройка, вздымавшаяся перед ними, одновременно дворец, крепость и церковь, на самом деле состояла из двух зданий — старого дворца, построенного Папой Бенедиктом XII, начавшим строительство в 1334 году, и нового дворца, воздвигнутого Клементом VI, завершившим работы в 1352 году. Оба здания отражали личности своих создателей. Старый дворец воплощал романский консерватизм, умеренность и вкус, новый являл собой готическую пышность. К несчастью, оба здания пострадали от пожара и во времена Французской революции были разграблены, статуи уничтожены, все фрески закрашены побелкой. В 1810 году дворец был превращен в казармы. Городские власти Авиньона приняли на себя управление дворцом в 1906 году, но реставрация была отложена аж до 1960-х годов. Теперь два крыла были превращены в место проведения собраний, а остальное стало местом паломничества для туристов, являя лишь тень былого великолепия.

— Пора войти, — сказал Кларидон. — Последняя экскурсия начинается через десять минут. Нам надо присоединиться к ней.

21.00

Странное чувство охватило Малоуна, когда он брел по этим комнатам. На середине экскурсии они незаметно отстали, и Кларидон привел их на верхний этаж. Они укрылись в башне за закрытой дверью и ждали до полдевятого, когда почти все огни были погашены и сотрудники разошлись. Кларидон, похоже, знал местные порядки и был доволен, обнаружив, что за пять лет ничего не изменилось.

Лабиринт залов, длинных коридоров и пустых комнат был теперь едва освещен кое-где расположенными слабыми лампами. Малоун представил, как это все когда-то выглядело — обстановка, стены, украшенные яркими фресками и гобеленами, повсюду толпы людей, служивших верховному понтифику или принесших ему петиции. Посланники хана, императора Константинополя, Петрарка собственной персоной, святая Катерина из Сиены — женщина, которая убедила последнего авиньонского Папу вернуться в Рим, — все они прошли перед его мысленным взором. Здесь дышала и жила история, теперь от нее почти ничего не осталось.

Снаружи наконец началась гроза, дождь неистово грохотал по крыше, ветер стучался в окна.

— Некогда этот дворец был таким же величественным, как Ватикан, — прошептал Кларидон. — А теперь все ушло. Уничтожено невежеством и жадностью.

Раймон де Рокфор сидел на пассажирском месте и не отрывал взгляда от экрана GPS.

[22]

Передатчик, прикрепленный к машине, арендованной Малоуном, работал идеально, передавая сильный сигнал. Один брат вел машину, еще один вместе с Кларидоном сидел на заднем сиденье. Де Рокфор был до сих пор зол на Кларидона за его вмешательство в Ренне. Он не намеревался погибнуть под колесами автомобиля, но хотел испытать Малоуна, хватит ли у него решимости его задавить.

Брат, упавший со скалы, погиб. Марк Нелл выстрелил ему в грудь, кевларовый жилет защитил его от пули, но при падении брат сломал шею. К счастью, никто из тамплиеров не носил с собой удостоверение личности, но вот жилет был проблемой. Экипировка вроде этой свидетельствовала о профессиональной подготовке, но ничто не могло связать мертвеца с аббатством. Все братья знали устав. Если кто-то из них погибнет за пределами аббатства, тело останется неопознанным. Как это было с братом, прыгнувшим с Круглой башни. Несчастный случай в Ренне закончится в районном морге, останки будут предназначены для захоронения в общей могиле. Но перед этим процедура требовала от магистра прислать священника, который попросит выдать ему тело во имя Церкви, чтобы обеспечить христианские похороны. От подобного предложения никогда не отказывались, тем более что это не стоило государству ни копейки. И, не вызывая подозрений, этот поступок обеспечивал брату должное погребение.

Де Рокфор не сразу покинул Ренн, сначала обыскал дома Ларса Нелла и Эрнста Сковилля, но ничего там не нашел. Его люди доложили, что Жоффруа нес с собой рюкзак, который он передал Марку Неллу на автомобильной стоянке. Наверняка там были две украденные книги.

— Есть предположения, куда они направляются? — спросил Кларидон с заднего сиденья.

Де Рокфор указал на экран:

Малоун был зол как черт. Хенрик Торвальдсен знал о происходящем намного больше и не сказал ему ничего! Он указал на Кассиопию:

— Она одна из ваших друзей?

— Мы давно знакомы.

— Ты был знаком с ней при жизни Ларса Нелла?

Торвальдсен кивнул.

— Ты не можешь сделать этого, — обратился Марк к матери. — Последнее, что нам надо, — это вмешательство правительства.

— Почему? — спросила Стефани. — Надо разобраться с этим аббатством. То, чем там занимаются, имеет мало отношения к религии.

— Напротив, — возразил Жоффруа дрожащим голосом. — Там царит великое благочестие. Жизнь братьев посвящена поклонению Богу.

— А в промежутках между молитвами вы учитесь работать с взрывчаткой, рукопашному бою и снайперской стрельбе. Несколько противоречиво, вам не кажется?

— Нет, — твердо сказал Торвальдсен. — С самого начала тамплиеры посвящали жизнь Богу и при этом были грозной военной силой.

Малоун последовал за Кассиопией в просторное помещение с потолком, укрепленным балками, и обшитыми панелями стенами, завешенными гобеленами, на которых были изображены кирасы, мечи, копья, каски и щиты. В длинной комнате, освещенной сверкающими канделябрами, возвышался черный мраморный камин. Из обеденной комнаты сюда пришли остальные, и он заметил необыкновенную серьезность на их лицах. Около окон стоял стол из красного дерева, на котором были разложены книги, документы и фотографии.

— Пришло время увидеть, к каким выводам мы можем прийти, — провозгласила Кассиопия. — На этом столе собрано все, что я смогла найти на интересующую нас тему.

Малоун рассказал остальным о дневнике Ларса и о том, что часть информации в нем фальшива.

— Включает ли это его слова о себе самом? — спросила Стефани. — Этот молодой человек, — она указала на Жоффруа, — прислал мне страницы из дневника, страницы, вырезанные его магистром. Там шла речь обо мне.

— Только вы можете знать, правду ли он сказал или нет, — ответила Кассиопия.

Раймон де Рокфор нашел место раскопок в Живоре, которое было четко изображено на карте Мишлена, и приблизился к нему с осторожностью. Он не хотел информировать о своем присутствии. Даже если Малоуна и компании тут нет, Кассиопия Витт знает его. На лугу, служившем автостоянкой, они нашли «пежо» нужной модели и цвета, со стикером на стекле, обозначавшим, что машина арендована.

— Они здесь, — сказал он. — Паркуйся.

Водитель повиновался.

— Я пойду посмотрю, что здесь происходит, — сказал он остальным двум братьям и Кларидону. — Ждите здесь и не показывайтесь на глаза.

Де Рокфор выбрался из машины. Приближался вечер, кровавый круг солнца медленно опускался за окружающие стены из известняка. Он глубоко втянул в себя воздух и посмаковал его прохладу, напомнившую ему аббатство. Они довольно высоко поднялись в горы.

Копенгаген, Дания

Вторник, 4 октября, наши дни, 1.45

Увидев, кто пожаловал к нему в гости, Коттон Малоун сразу понял: неприятности. На пороге открытой двери его книжного магазина стояла его бывшая жена — человек, которого он хотел видеть меньше всего на свете. Он сразу заметил страх, плескавшийся в ее глазах, вспомнил неистовый стук в дверь, разбудивший его несколько минут назад, и сразу подумал о сыне.

— Где Гари? — спросил он.

— Ты, мерзавец! Они забрали его! Из-за тебя! Они его похитили! — Она метнулась вперед и стала бить кулаками по его плечам. — Мерзкий, грязный сукин сын!

Вена, Австрия, 2.12

Человек, сидящий в синем кресле, наблюдал за тем, как у навеса перед ярко освещенным входом остановилась машина и из нее выбрались двое. Это был не лимузин. Обычный европейский седан неброского цвета, каких полным-полно на запруженных машинами улицах Вены. Самый подходящий транспорт, чтобы не привлекать к себе внимание террористов, преступников, полиции или назойливых репортеров. Вскоре подъехала и высадила пассажиров вторая машина, отъехав затем на стоянку под темными деревьями. Несколько минут спустя прибыли еще два автомобиля. Вполне удовлетворенный, Синее Кресло покинул свою роскошную спальню и спустился на первый этаж.

Встреча была назначена в обычном месте.

На толстом венгерском ковре широким кругом стояли пять позолоченных кресел с прямыми спинками. Все они были одинаковыми, за исключением одного, по мягкой спинке которого шла широкая полоса небесно-голубого цвета. Рядом с каждым креслом стоял позолоченный столик с бронзовой лампой, блокнотом и хрустальным колокольчиком. Слева от круга кресел в камине из дикого камня плясал огонь, отсветы которого нервно танцевали по расписному потолку.

Каждый из мужчин занял свое место.

Копенгаген

Дом Малоуна содрогнулся, как во время землетрясения. На них дохнуло жаром, и вверх по лестнице пронесся огненный смерч. Коттон прыгнул к Пэм, сбил ее с ног, и они упали на истертый ковер, покрывавший дощатый пол. Он прикрыл ее своим телом, и тут же внизу раздался второй взрыв, и новая волна огня метнулась по направлению к ним.

Внизу уже бушевал пожар. Оттуда грозовым облаком поднимались клубы дыма.

Коттон поднялся с полу и метнулся к окну. Двое мужчин исчезли. Ночь лизали языки пламени. Он понял, что произошло. Нападавшие подожгли нижний этаж. Его самого убивать не собирались.

— Что происходит? — закричала Пэм.

Доминик Сейбр стоял на восточной стороне Ходжбро Пладс и наблюдал за тем, как полыхает книжный магазин Коттона Малоуна. Выкрашенные желтой флуоресцентной краской пожарные машины уже заняли свои места, и теперь огнеборцы поливали из брандспойтов окна, из которых с ревом рвалось пламя.

Пока все шло хорошо. Малоун отправился в путь. Порядок рождается из хаоса — его лозунг, его жизнь.

— Они перебрались на крышу соседнего дома, — послышался голос в наушнике переговорного устройства.

— Куда они идут теперь?

— К машине Малоуна.

4.00

Малоун припарковал машину напротив Кристиангаде — особняка Торвальдсена, стоящего на восточном берегу острова Зеландия, омываемого проливом Эресунн. Он проехал двадцать миль от Копенгагена на своей «мазде» последней модели, которую обычно парковал на площади перед бывшим королевским дворцом Кристианбург.

После того как они с Пэм спустились с крыши, Малоун некоторое время смотрел на пожарных, пытающихся справиться с бушующим в его доме огнем. Он понимал, что книгам пришел конец, и даже если пламя не сожрет их все до единой, оставшиеся будут безвозвратно испорчены жаром, копотью и водой. Наблюдая эту картину, он пытался справиться с поднимавшейся яростью, напоминая себе еще одну истину, которую затвердил много лет назад: нельзя ненавидеть врага. Ненависть затуманивает разум. Нет. Он не должен ненавидеть. Он должен думать.

Но с Пэм это было не так просто.

— Кто здесь живет? — спросила она.

Среда, 5 октября

Вена, Австрия, 13.30

Сейбр затормозил у ворот и опустил стекло водительской двери. Он не предъявил никакого удостоверения, но охранник сразу же жестом предложил ему проехать. Длинное шато со стенами горчичного цвета и всеми элементами барочной роскоши расположилось в тридцати милях к юго-востоку от центра города, в горном массиве, известном как Венский лес. Построенное триста лет назад семьей, принадлежащей к австрийской аристократии, оно вмещало в себе семьдесят пять просторных комнат и было увенчано высокой остроконечной кровлей, покрытой столь распространенной в альпийских странах черепицей.

Щурясь от льющегося через затемненное лобовое стекло «ауди» солнечного света, Сейбр обратил внимание на то, что асфальтовая подъездная дорога и расположенная сбоку стоянка для машин пусты. Пасторальную картинку нарушали лишь охранники у ворот да несколько садовников, которые подметали тропинки.

«Видимо, — подумал он, — встреча будет носить сугубо частный характер».

Вашингтон, округ Колумбия, 7.30

Стефани решила остаться в столице. Здесь находились все ключевые игроки, и, если она хочет помочь Малоуну, ей необходимо быть неподалеку от них. Через свой ноутбук и сотовый телефон она поддерживала постоянную связь с Атлантой и группой «Магеллан». В данное время три ее агента направлялись в Данию, двое других уже находились в Лондоне, а еще один ехал в Вашингтон. Ее гостиничный номер превратился в командный пункт. Последние двадцать минут Стефани ждала звонка, и когда наконец телефон на журнальном столике издал переливистую трель, она улыбнулась. Одним из неоспоримых достоинств Торвальдсена была его пунктуальность. Она сняла трубку.

— Да, Хенрик!

— Почему ты решила, что это именно я?

— Потому что ты, как всегда, точен.

Лондон, 12.30

Выйдя из самолета авиакомпании «Бритиш эруэйз», Малоун и Пэм спускались по эскалатору в зале прилета. Они провели ночь в Кристиангаде, а затем вылетели из Копенгагена в Лондон. Для Пэм это была промежуточная остановка, поскольку она возвращалась в Джорджию, а для Малоуна — конечный пункт назначения. Гари они оставили у Торвальдсена. Их сын знал датчанина по двум своим летним визитам к отцу в Копенгаген. Малоун полагал, что Кристиангаде будет самым безопасным для Гари местом до тех пор, пока сам он не разберется в происходящем. В качестве дополнительной меры предосторожности Торвальдсен обратился в частное охранное агентство, сотрудники которого теперь денно и нощно патрулировали его поместье. Пэм сначала воспротивилась, и между ними завязался ожесточенный спор. К счастью, вскоре она осознала правильность этого решения, вспомнив то, что произошло в Атланте. Поскольку кризис миновал, ей было необходимо возвращаться на работу. Ведь она уехала из Соединенных Штатов второпях, даже не успев предупредить свое начальство. Ей не хотелось оставлять Гари, но в конечном итоге она поняла, что Малоун сможет защитить мальчика куда лучше, чем она.

— Надеюсь, меня еще не выгнали с работы.

— Полагаю, у тебя накопилось достаточно отгулов, чтобы компенсировать прогулы. Ты расскажешь своему начальству о том, что произошло?

— Придется.

Лондон, 13.20

Малоун выбрался из такси и оглядел тихую улочку. Острые крыши, резные балки, подоконники, уставленные цветами… Каждый из этих живописных домов в георгианском стиле казался благостным воплощением старины, местом, идеально подходящим для книгочеев и ученых. Джордж Хаддад наверняка должен быть у себя.

— Значит, вот где он живет? — спросила Пэм.

— Надеюсь. Я не имел от него известий уже почти год, но три года назад он называл мне именно этот адрес.

День выдался прохладным и сухим. Чуть раньше Малоун читал в «Таймс» о том, как удивленно замерла Англия в разгар этой необычно засушливой осени. Жердь не следил за ними по пути из Хитроу, но, возможно, передал их кому-то по линии, поскольку, несомненно, находился на связи с другими. И все же в пределах видимости не было ни одного другого объекта. В присутствии Пэм Малоун испытывал странное чувство неловкости. Наверное, причиной было то, что он сам предложил ей отправиться с ним.

Вена, Австрия, 14.45

В шато Альфреда Херманна царила атмосфера, напоминающая атмосферу склепа. Пустота нарушалась лишь в тех редких случаях, когда здесь проходили ассамблеи ордена или собирались Кресла. Сегодня, однако, был не такой день, и хозяин был рад этому.

Херманн обитал в своих персональных, недоступных для гостей апартаментах — целой веренице комнат на втором этаже, расположенных анфиладой, на французский манер. Зимняя, 49-я ассамблея должна была собраться менее чем через два дня, и он был доволен тем, что приехать согласились все члены ордена Золотого Руна — семьдесят один человек. Даже Хенрик Торвальдсен, который сначала отказался участвовать в ассамблее, только что сообщил, что все-таки будет присутствовать.

В последний раз члены ордена собирались ранней весной, поэтому Херманн не сомневался: дискуссия будет жаркой. В его обязанности как Синего Кресла входило сделать так, чтобы встреча прошла в соответствии с существующими процедурами и оказалась продуктивной. Служители ордена уже готовили к встрече гостей конференц-зал. К тому времени, когда в выходные члены ордена съедутся в шато, все приготовления будут закончены.

Однако не грядущая ассамблея занимала мысли старика. Он непрестанно думал о том, как найти Александрийскую библиотеку. Это была мечта, которую он лелеял десятилетиями.

7.40

Хенрик Торвальдсен терпеть не мог воздушные перелеты, и именно по этой причине ни одна из его компаний не владела самолетами. Когда же полета было все-таки не избежать, он неизменно занимал лучшее место в первом классе и обязательно на утреннем рейсе. Несмотря на комфортные условия полета и дополнительные удобства, смена часовых поясов вызывала обострение его фобий. А вот Гари Малоун, напротив, испытывал от полета явное удовольствие. Он съел весь завтрак, принесенный стюардом, и большую часть завтрака Хенрика.

— Скоро посадка, — сообщил датчанин мальчику.

— Здорово! — с энтузиазмом откликнулся тот. — Так бы я торчал в школе в Атланте, а теперь я в Австрии!

За последние два года они с Гари здорово сблизились. Когда мальчик приезжал к отцу в Данию на летние каникулы, они частенько гостили в Кристиангаде. Отец и сын любили плавать на сорокафутовом кече, пришвартованном в обычное время у причала поместья. Небольшое двухмачтовое судно было приобретено много лет назад для плаваний в Норвегию и Швецию, но в последнее время почти не использовалось. Сын Торвальдсена, Кай, любил морские путешествия. Старик невыносимо тосковал по сыну, который около двух лет назад был застрелен в Мехико по причине, которую Торвальдсену долго не удавалось выяснить. Малоун находился там в то время, выполняя очередное задание. Он, будучи знаком с парнем, пытался, чем мог, помочь его отцу, благодаря чему они и познакомились. Торвальдсен не забыл сочувствия и участия американца. Впоследствии датчанин все же сумел выяснить причину гибели сына. В тех краях долги никогда не остаются неоплаченными. Теперь, общаясь с Гари, он хотя бы частично компенсировал себе то счастье, в котором судьба с такой жестокостью отказала ему.

Вена, 8.00

Херманн оттолкнул тарелку. Он ненавидел есть, особенно в присутствии других людей, но любил обеденный зал шато. Он лично выбирал для него дизайн: убранство в неоготическом стиле, оконные переплеты, потолочные кессоны, расписанные изображениями прославленных крестоносцев, стены, увешанные гобеленами с картинами взятия христианами Иерусалима.

Завтрак, как всегда, был впечатляющим, а его гостей обслуживал целый рой слуг в белых кителях. Дочь Херманна сидела на противоположном конце длинного стола, остальные двенадцать мест были заняты избранными представителями ордена — членами Политического комитета, которые прибыли накануне для участия в назначенной на выходные ассамблее.

— Надеюсь, всем все нравится? — проговорила Маргарет, обращаясь к собравшимся. Общение с гостями было ее коньком.

Херманн увидел, как она нахмурилась, заметив его тарелку с почти нетронутой едой, но вслух ничего не сказала. Позже это станет темой очередного выговора, который она ему устроит, словно от аппетита или его отсутствия зависят здоровье и долголетие. Ах, если бы все было так просто!

Вашингтон, округ Колумбия, 3.30

Стефани, уставшая до предела, сидела в кресле, Брент Грин, сгорбившись, — напротив нее, на диване. Вид у него был измученный и опустошенный. Она еще никогда не видела его таким. Кассиопея спала на втором этаже. Хотя бы один из них встретит утро отдохнувшим и бодрым. Стефани на это уж точно не могла рассчитывать. Ей казалось, что с тех пор, как она появилась в этом доме, прошло не сорок восемь часов, а сорок восемь дней. Поначалу она не верила Грину, брала под сомнение каждое его слово, злилась на себя за то, что поставила под угрозу жизнь сына Малоуна. И хотя теперь Гари Малоун уже находился в безопасности, все те же сомнения относительно Брента Грина сверлили ее мозг, особенно с учетом того, что он сообщил ей несколько часов назад.

Осведомитель израильтян — Пэм Малоун.

Она покатала между ладонями банку с диетическим «Доктором Пеппером», которую нашла в холодильнике Грина, и спросила:

— Ты действительно пьешь вот это?

Лондон, 8.15

Малоуну нравился «Савой». В разное время ему приходилось несколько раз останавливаться в отелях этой сети за счет американского и британского правительств. В том и заключалась прелесть работы в группе «Магеллан»: она была связана с риском, но при этом позволяла пользоваться кое-какими привилегиями. Он не был здесь уже несколько лет и теперь с радостью увидел, что отель в викторианском стиле по-прежнему блистает греховной роскошью и изысканностью. Ему было известно, что одна ночь в номере с видом на Темзу стоит больше, чем большинство людей на планете зарабатывают за всю жизнь, а это означало, что их спаситель привык путешествовать с комфортом.

Они поспешно покинули Бейнбридж-холл и угнали фургончик уборщиков, который Малоун затем бросил в нескольких милях от железнодорожной станции. Там, в шесть тридцать утра, они сели на поезд и вернулись в Лондон. На вокзале Паддингтон все было спокойно. Малоун решил не брать такси, и до «Савоя» они добрались на метро.

Плечо Пэм больше не кровоточило. В отеле Малоун подошел к внутреннему телефону и попросил соединить его с номером 453.

— Вы быстро передвигаетесь! — проговорил голос на другом конце линии.

Вашингтон, округ Колумбия

Стефани и Кассиопея ретировались на кухню, а Брент Грин пошел открывать дверь. Женщины заняли позицию возле открывающейся в обе стороны двери и слушали, как Грин впустил Дейли и провел его в гостиную. Затем мужчины сели за стол.

Первым заговорил Дейли.

— Брент, — сказал он, — нам нужно кое-что обсудить.

— Нам всегда есть что обсудить, Ларри.

Вена, 22.30

Торвальдсен сидел в главной зале шато. Зимняя ассамблея ордена Золотого Руна открылась. Как и все остальные ее участники, он расположился в позолоченном старинном кресле. Кресла были расположены рядами, по восемь в каждом. Члены Круга сидели напротив, лицом к рядовым членам ордена. Альфред Херманн восседал в центре, в кресле, обитом синим шелком.

Каждому не терпелось высказаться, и вскоре в центре дискуссии оказался Ближний Восток и предложение, выдвинутое Политическим комитетом в ходе весенней ассамблеи. Тогда эти планы были предварительными, теперь ситуация изменилась и не все были готовы согласиться с ними.

Расхождения во мнениях оказались более значительными, чем ожидал Альфред Херманн. Синее Кресло уже дважды прерывал дискуссию, что являлось редкостью. Обычно Херманн хранил молчание.

— Переселение евреев невозможно, об этом и помыслить нельзя! — заявил один из рядовых членов ордена. Торвальдсен знал этого человека. Норвежец, он контролировал значительную часть рыболовецкого промысла в Северной Атлантике. — Уж Библию-то я знаю. В обеих книгах Паралипоменон ясно говорится, что Господь избрал для себя Иерусалим. Давид завоевал этот город и сделал его столицей своего царства, а Соломон возвел там храм, где размещался Ковчег Завета и который благословил Господь. Потому возрождение Израиля в современном мире не случайно. Многие считают, что это произошло в соответствии с Божьим промыслом.

Вена, 22.50

Альфред Херманн закрыл дверь своих личных апартаментов, снял мантию, шейную цепь, бросил их на кровать, и его усталое тело сразу же ощутило облегчение.

Он был удовлетворен тем, как проходила ассамблея. Через три часа после начала работы ее участники наконец начали понимать, что к чему. Предложенный им план был одновременно грандиозным и хитроумным. Теперь было необходимо подкрепить слова осязаемыми доказательствами. Но как это сделать? Он слишком долго не получал никаких известий от Сейбра.

В душе его нарастала тревога — незнакомое ему прежде чувство. Чтобы ускорить осуществление этих грандиозных планов, Херманн до предела уплотнил свой график. Возможно, это будет его последнее крупное предприятие в роли Синего Кресла, поскольку срок пребывания на посту главы ордена подходил к концу.

Орден Золотого Руна находился на гребне могущества и успеха. Ему удалось ввести нужных людей в правительства многих стран, а некоторые даже свергнуть, и все это вело к его процветанию. То, что задумал Херманн сейчас, могло поставить на колени еще большее число правительств, а если сценарий будет разыгран правильно, возможно, даже американское.

Мэриленд, 16.50

Стефани сидела на заднем сиденье «шевроле», Кассиопея — рядом с ней. Еще когда автомобиль выехал из Вашингтона и направился на север по холмистым дорогам штата Мэриленд, Стефани уже знала, куда они держат путь. В Кэмп-Дэвид, загородную резиденцию президента Соединенных Штатов.

«Шевроле», не останавливаясь, въехал в главные ворота, по обеим сторонам которых стояли вооруженные охранники. Миновав следующий контрольно-пропускной пункт с еще большим числом охранников, внедорожник затормозил у красивого, словно с картинки, бревенчатого домика, и пассажиры, выбравшись из машины, окунулись в прохладный осенний воздух. Агент секретной службы — тот самый, который подловил их в музее, — махнул рукой, дверь домика распахнулась, и из нее вышел президент Роберт Эдвард Дэниелс-младший.

Стефани знала, что президент никогда не пользуется именем, полученным при крещении. Давным-давно к нему прилипла кличка Дэнни. Невероятно общительный, обладающий гулким баритоном, Дэнни Дэниелс обладал ниспосланным ему свыше даром одерживать победы на любых выборах. Прежде чем выдвинуть свою кандидатуру в президенты, он провел три срока подряд в кресле губернатора и один — в конгрессе. Его переизбрание на второй президентский срок прошло как по маслу.

— Стефани, как здорово, что вы приехали! — воскликнул Дэниелс, спускаясь по ступеням крыльца. Президент был одет в джинсы, саржевую рубашку и ботинки.

Вена, 23.20

Торвальдсен и Гари спускались со второго этажа шато. Альфреда Херманна после состоявшегося между ними последнего короткого разговора Торвальдсен больше не видел. Гари провел вечер со своими ровесниками — детьми двух других членов ордена, которых те привезли с собой: Херманн велел накрыть им стол для ужина в Доме бабочек.

— Это было клево! — восхищенно говорил Гари. — Бабочки садились прямо на наши тарелки.

Торвальдсену приходилось несколько раз бывать в schmetterlinghaus. Он тоже находил это место восхитительным и даже подумывал о том, чтобы устроить нечто подобное у себя в Кристиангаде.

— Бабочки и вправду удивительные существа, и уход за ними требует особой тщательности.

Кэмп-Дэвид, штат Мэриленд

Стефани обратила особое внимание на последние слова президента.

— Предателя? Что вы имеете в виду?

— Кто-то из администрации решил поиграть со мной в грязные игры. Эти люди проводят свою собственную политику, преследуют свои собственные цели, полагая, что я либо слишком ленив, либо чересчур глуп, чтобы догадаться об этом. Однако для того, чтобы выявить главного коновода в этом заговоре, не нужно быть семи пядей во лбу. Это мой «преданный» вице-президент. Амбициозная скотина!

— Господин президент… — заговорила Стефани, но Дэниелс ее перебил.