Теща застрелилась. Сделала это Капитолина Карловна в своем стиле, то есть самым беспардонным образом. Взяла без спросу мой фамильный обрез, пришлепала в гостиную, уселась в мое любимое кресло, запихала дуло в рот. И – надавила оба спусковых крючка. Затылок вдребезги.

Все?

Нет, господа, конечно, нет. Поэтому – постепенно, по порядку. С подробностями. Иначе будет неучтиво. Теща все-таки.

Итак, я – в двухнедельном профсоюзном отпуске. Первый день. Представляете? Выспался как человек. Даже чересчур, если честно. Никогда так здорово не спал.

Любимая жена – на службе, дочь-красавица – в летнем лагере. Тещи не видно.

…Второй день вою про себя «Лунную сонату» Бетховена.

Фредерик Зюкин жевал чебурек и, прихлебывая свежее пиво, беспечно глядел вокруг.

Свое предназначение Марат Раевский осознал еще в 14 лет. В те дни Марат ежедневно получал порцию дежурных тумаков, которыми его щедро одаривали малолетние шпанята. Они лупили Марата с того дня, как он перешел в новую школу. Экзекуция происходила на заднем дворе школы, каждый раз после уроков. Утром, перед уроками, никто Марату не мешал – шпанята еще дрыхли в своих грязных норках. Активная фаза жизни у них начиналась ближе к полудню.

Однажды мы всей фамилией посетили деревеньку, где раньше дедушка жил. Как местные услыхали, что внук Афанасия Македонского – Бонифаций Македонский – с семейством в гости приехал, тут же в лес ушли. Спрятались.

Случилось это в Пандов день. Не успели мы с Маэстро приступить к занятиям, как в комнату ворвался дворецкий, бородач Захар, и немедля рухнул на колени.

– Беда, Маэстро, беда! Не углядел я! Проигрались они, совсем проигрались! Выручай, иначе их тиграм на съеденье отдадут!

Маэстро тяжело вздохнул, зло опрокинул первую за день рюмку водки и закурил папиросу.

Надо признать, что «небольшие шансы» выглядели весьма внушительно и достойно.

Взвод полицейского спецназа ворвался в бар «Доброй панды» с душераздирающими криками: «На пол, суки! Перестреляем на хрен! Работает спецназ шерифа! На пол всем! Мордой в пол, суки!».

Я изо всех сил схватил Маэстро за руку и повалился вместе с ним. При таком буйном визите самое первое правило – успеть оказаться на полу, прежде чем тебя огреют прикладом по голове. Судя по воплям, которые заглушал звериный спецназовский мат, охранявшие нас полицейские этого правила не знали. Или по простоте душевной сочли себя неприкосновенными персонами.

Первым делом – пистолет Стечкина в кобуру. Вторым делом – «глок» за пояс.

И – наверх, в спальню. Сматываться нужно немедленно.

Так.

В бытность преподавателем рисования Спецшколы для безнадежно искалеченных детей Соломон Фон-Ли, надо отдать ему должное, не любил начальство. Да и начальство, ему тоже надо отдать должное, не любило Соломона. Учитель был независим, строг, критичен и по любому вопросу имел (и охотно высказывал) собственное мнение. Начальство тоже было независимо, строго, критично и тоже имело собственное мнение. При этом в ста случаях из ста мнение Фон-Ли не совпадало с мнением начальства. Не совпадало до такой степени, что порой казалось, будто они судят о совершенно разных вещах и работают в совершенно разных организациях.

Особенно же бесил начальство тот возмутительный факт, что Фон-Ли не считал нужным делиться спонсорскими пожертвованиями. Это было неслыханным нарушением всех норм приличия, потрясением основ. Всякий раз, когда зарвавшемуся учителю рисования вежливо намекали на необходимость «финансового взаимодействия», Соломон показывал кукиш и посылал руководство куда подальше.

Вообще, лично общаться с Фон-Ли руководству было неприятно. Было странное ощущение, будто тебя душат и понуждают делать не то, что хочешь. После разговоров с Фон-Ли у начальства мучительно долго болела голова и чувствовалась сильная слабость.

– Ситуация на данный момент выглядит следующим образом, – говорил Марат, расхаживая взад-вперед по палате. – Бонифаций является одним из главных подозреваемых в деле об убийствах членов царской семьи. Дело ведет прокуратура. Мне с огромным трудом удалось оставить Бонифация в нашей полицейской тюремной больнице.

Я мотивировал это, во-первых, тем, что жуткое побоище на Березовой улице, в котором погиб 21 полицейский, непосредственно связано с Бонифацием, и, во-вторых, тем, что состояние здоровья подозреваемого не позволяет перевезти его в тюремную больницу прокуратуры.

Бонифация (ты уж извини, друг) по моему распоряжению накачивали снотворным, поэтому прокурорские врачи проглотили версию о тяжелейшем сотрясении мозга. Но далее использовать этот метод нельзя, поскольку от такого количества снотворных медикаментов Бонифаций и вправду даст дуба…

Да и вообще, мне уже довольно прозрачно намекают, что если наши врачи в ближайшее время не добьются положительных результатов, то… То подозреваемого без их разрешения переведут в тюремную больницу прокуратуры.

– Спасибо за заботу, Марат, – сказал я. – Но не мог бы ты перестать шлындрать туда-сюда, туда-сюда… У меня от твоих гуляний голова кружится.