Она уже привыкла к постоянным побоям. Но когда однажды он попытался расправиться с ее сыном — она его убила.
Теперь главное — исчезнуть, исчезнуть бесследно, так, чтобы их никто не нашел. Нужно убежать и от своего прошлого, и от тех, кто пытается рассчитаться с ней за долги мужа, и от тех, кто знает всю правду о ее ребенке. Главное — нужно спасти сына, мальчика, который наделен способностью видеть будущее.
А их будущее в его снах чернее самой преисподней.
И они бегут. Прямой дорогой бегут в… уготованный им ад. Чтобы свернуть с этого пути, мать и сын должны изменить свое будущее.
Но как?
Шедевр жанра от одного из самых известных мастеров остросюжетной прозы в современной Франции Лорана Ботти.
ПРОЛОГ
Он включил первый монитор, затем второй, третий… Появились изображения комнат: гостиная, обставленная дизайнерской мебелью (необычно для дома в дешевом пригороде); кухня, в которой царила аптечная чистота; детская, чересчур темная, даже мрачная…
— Работает!
На мгновение Джорди обернулся. Это единственное слово произнес светловолосый человек с удлиненным лицом, остроконечным подбородком, тонкой переносицей и изящно вырезанными ноздрями; его длинные гибкие пальцы напоминали щупальца. Короче, с виду это был типичный представитель старинного аристократического рода, из тех, что способны часами сидеть неподвижно, глядя на розы в саду и слушая Шуберта… или еще какую музыкальную хрень (по крайней мере, именно так представлял себе аристократическую жизнь Джорди).
Затем он снова повернулся к мониторам. Мгновенно, в два клика, перемещаясь из комнаты в комнату, он казался себе кем-то вроде персонажа «Клуэдо».
[1]
На четырех экранах можно было увидеть изнутри сразу весь дом. Всего шесть помещений, включая санузел (с гаражом решили не возиться).
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Позже Шарли часто вспоминала события того вечера, проходящие перед ней словно в замедленной съемке. Не само убийство — хотя именно это было бы логичнее всего, — но все то, что ему предшествовало и последовало за ним, резко перевернув ее судьбу.
Сначала — шум. Урчание подъезжающего автомобиля.
Шарли с сыном как раз собирались есть пиццу. Это был вечер без Сержа — иными словами, один из тех редких и драгоценных моментов, когда можно было вздохнуть свободно и поужинать перед телевизором чем-нибудь приготовленным на скорую руку, вместо того чтобы готовить запеченную телятину или другие сложные блюда, ради которых нужно было проводить на кухне по нескольку часов. И наконец, хоть немного побыть наедине с Давидом, ее девятилетним сыном, ее сокровищем, ее светом в окошке. Ее единственным счастьем.
По телевизору «Звездная академия» демонстрировала, как обычно, яркие огни сцены, грохочущие музыкальные инструменты и слезы неудачливых участников. Завтра Давид должен был бы идти в школу, но, в конце концов, у них в кои-то веки был вечер без Сержа, и лучше того — им предстоял целый уик-энд без Сержа, так что Шарли решила устроить сыну и себе настоящий праздник. Не то чтобы похождения Квентена или кислые гримасы Рафи ее сильно забавляли, но, в конце концов, «Звездная академия» или «Затерянные» — неважно: любой предлог был хорош, чтобы насладиться этим недолгим отдыхом, с любовью глядя на сына, мурлычущего песенки, которые он раньше где-то услышал (хотя она не знала где: в их доме почти не звучала музыка, за исключением Джонни и Сарду, фанатом которых был Серж), стараясь не обращать внимания на темные круги у него под глазами, от вида которых у нее сжималось сердце, и повторяя про себя — в восторге, как девчонка, предвкушающая каникулы, — пока на экране очередной Сильвен (или Жюльен? или Кристоф?) безжалостно издевался над хитом Селин Дион, всю предстоящую программу отдыха: добраться на пригородном поезде до Парижа, прогуляться по Большим бульварам, поесть мороженого и выпить горячего шоколада, потом пойти в кинотеатр на какой-нибудь из новых ЗD-мультфильмов, потом купить гамбургеров… и все это время смотреть на сына и осыпать его поцелуями. Школа никуда не убежит. Нужно будет позвонить туда и сказать (или написать учителю записку), что Давид слегка приболел… Она твердо решила не говорить об этом Сержу (впрочем, тот никогда не проявлял ни малейшего интереса к школьным делам своего пасынка).
Музыка в телевизоре смолкла. На сцену вихрем вылетел Никос и с энтузиазмом воскликнул: «Ну что, Рафи, какую оценку вы поставите этому замечательному исполнителю за ремейк „Этого мне хватит“?»
2
Минут пять снизу не доносились ни звука. Хотя нет, в телевизоре по-прежнему бубнили голоса. Кажется, шел выпуск политических новостей, поскольку говорили о Саркози, о правительстве и прочем в таком роде, — иными словами, это было то, на чем Серж точно не стал бы задерживаться. Такие вещи никогда не представляли для него интереса (как, впрочем, и для Давида).
А раз так, значит, внизу что-то происходило.
Что-то ужасное.
Если Серж больше не сидит перед телевизором, непрерывно щелкая пультом, значит… он учит маму дис-цип-ли-не.
Да, Давид об этом знал. Еще с того момента, как впервые услышал звук его подъезжающей машины несколько минут назад. Даже, пожалуй, еще раньше: он что-то почувствовал еще до того, когда по телевизору заканчивалась очередная песенка.
3
Тома Миньоль долго рассматривал лицо на фотографии: по форме — почти идеальный овал, слегка искаженный тяжеловатой нижней челюстью; нос крохотный, словно выточенный скальпелем; пухлые губы сложены в фальшиво-многообещающую улыбку; кожа слишком натянута; глаза чуть удлиненные, и надо всем этим — ярко-рыжая шевелюра. Ни мужчина, ни женщина. Ни белый(-ая), ни черный (-ая). Непонятно, какого возраста. Удивительный, фантастический гибрид Карлы Бруни и Майкла Джексона. Или Тины Тернер и Жан-Клода Житруа.
— Вы
ее
узнаете, я полагаю?
Лейтенант Миньоль кивнул и слегка подтолкнул фотографию по гладкой поверхности стола к своему шефу, комиссару Рулену.
— Да, — ответил он. — Клео ди Паскуале.
— А также Роберта Молина, Карина Патов и так далее и так далее. Множество имен плюс прозвище Вдова. Его настоящее имя Кеннеди Васкес. Кубинец по происхождению. Во Францию прибыл около двадцати лет назад. Что еще вы знаете о нем… о ней? — уточнил Рулен.
4
…2…7…14…17…35…
…3…6…
…нужно уезжать… быстро…
…найду решение… обещаю тебе…
…то, что я делаю для этих сук…
5
Ужасная ночь. Ужасное пробуждение. Ужасное утро. Ее сердце было переполнено отчаянием, отвращением, паникой. Глаза, полные слез, почти не различали угнетающий сероватый зимний пейзаж за окном.
Затем Шарли начала готовить завтрак, почти механически выдерживая последовательность привычных действий: выжимать сок из апельсинов, заливать молоком кукурузные хлопья, варить шоколад. И ждать, пытаясь найти в себе силы, чтобы выдержать взгляд Давида, который должен был появиться в кухне с минуты на минуту. Она старалась держаться прямо, несмотря на сильную боль в пояснице — люмбаго? воспаление седалищного нерва? — впрочем, ей было все равно, она ничего не хотела об этом знать. Точно так же, как о синяках, ссадинах и кровоподтеках. Гораздо хуже были оскорбления, унижения, брань. Но самым худшим было то, что ее сын стал свидетелем этой пытки, этого ужаса. Вчера она не смогла даже вызвать для Давида «скорую» — Серж ей категорически это запретил, — и ей оставалось лишь беспомощно сидеть у изголовья сына, ожидая, пока он придет в себя. Несколько минут, проведенных в ожидании, показались вечностью.
Она услышала, как Давид спускается по лестнице. Когда он вошел в кухню, Шарли не сразу решилась повернуться к двери. Наконец ей удалось это сделать и изобразить на лице подобие улыбки.
— Как спалось, дорогой?
В ту же секунду, взглянув на измученное личико сына, она поняла, насколько это был глупый вопрос.