Некоторые жители Вольфхайма до сих пор уверяют, что сначала услышали плач троих младенцев с заднего сиденья машины и только потом шум мотора такси, въезжавшего в деревню. Когда такси остановилось перед старым домом доктора на Наполеонштрассе, 1, женщины перестали мести тротуар, мужчины вышли из кафе «Терминус» прямо со стаканами, девочки, игравшие в классики, замерли, а долговязый Мейкерс дал обвести себя глухому от рождения Гюнтеру Веберу, который и забил гол сыну булочника Сеппе, тоже засмотревшемуся на автомобиль. Это произошло 13 октября 1984 года. Был субботний день. Часы на колокольне пробили три раза.

Из машины вышел человек, и все сразу же обратили внимание на его огненно-рыжие волосы и бороду.

Набожная Бернадетта Либкнехт торопливо перекрестилась, а несколькими домами дальше старенькая Жюльетта Блеро закрыла рукой рот и прошептала:

— Боже мой, вылитый отец.

О возвращении доктора Хоппе жители маленькой бельгийской деревушки, расположенной недалеко от пересечения границ трех стран и зажатой между нидерландским Фаалсом и немецким Ахеном, узнали три месяца назад. Тощий служащий конторы нотариуса Ренара из Эйпена, снимая висевшую перед заброшенным домом пожелтевшую табличку с надписью «Сдается», рассказал жившей напротив Ирме Нюссбаум, что герр доктор собирается вернуться в Вольфхайм. Дальнейшими подробностями он не располагал, не мог даже назвать даты приезда.

Ни одно из напророченных несчастий не обрушилось на Вольфхайм. Смерти, катастрофы, соседские склоки, кражи и другие невзгоды обходили деревню стороной в течение нескольких месяцев со дня приезда доктора Хоппе. Более того, впервые за много лет зима выдалась мягкой, да и весна была теплее, чем обычно, так что уже в конце апреля сирень у часовни Девы Марии стояла в цвету, и многие жители посчитали это хорошим знаком.

Все это время доктор Хоппе придерживался своего распорядка и три раза в неделю выходил из дома. Детей он с собой никогда не брал. Их никто не видел ни издали в окнах дома, ни тем более в саду, хотя некоторые деревенские жители регулярно заглядывали туда через живую изгородь из боярышника. Кто-то даже начал сомневаться, не выдумал ли все это Длинный Мейкерс, и все чаще высказывалась осторожная мысль, что, возможно, стоит поддержать доктора. Но никто не осмеливался взять на себя инициативу, и только спустя семь месяцев после возвращения доктора, в один из майских дней 1985 года, первый житель деревни обратился к нему за помощью, хотя и не совсем по своей воле.

В то воскресенье, около полудня, в доме номер шестнадцать на Галмайштрассе страдающий астмой мальчик Георг Байер достал из кармана штанишек ярко-оранжевый переливающийся стеклянный шарик, который он за два дня до этого нашел на детской площадке. Малыш сначала лизнул его, а потом, пока отец переворачивал страницу воскресной газеты Das Sontagsblatt, а мать на кухне ставила на огонь кастрюлю с картошкой, засунул шарик поглубже в рот. Он стал перекатывать шарик языком, словно волшебный леденец, слева направо, вперед и… Шарик сам собой проскользнул в горло и застрял в дыхательных путях. И как Георг ни старался, выкашлять его никак не получалось. Отец тоже предпринял несколько безуспешных попыток извлечь шарик — сначала хлопал сына по спине, потом попробовал выудить шарик из горла двумя пальцами — и потом, уже в отчаянии, решил бежать за помощью к доктору Хоппе, пусть за это ему, возможно, и придется продавать доктору свою душу.

Не прошло и двух минут, как машина Вернера и Розетты Байер затормозила у дома доктора. Вернер выхватил сына из рук жены и с криком «Герр доктор! Герр доктор! Пожалуйста! Помогите! Помогите!» бросился к воротам.

В домах поблизости тут же раздвинулись и поднялись шторы, захлопали двери, и на улицу стали выбегать первые соседи. Только в доме доктора Хоппе не было заметно никакого движения, поэтому Вернер стал кричать еще громче и высоко поднял обмякшее тело сына, как будто принося его в жертву. В этот момент в дверях наконец появился доктор Хоппе, который сразу оценил серьезность ситуации и со связкой ключей в руке побежал к воротам.

Если в первые дни после происшествия с Георгом Байером кто-то из жителей деревни все еще побаивался обращаться к доктору Хоппе, то и эти люди изменили свое отношение к нему после того, как сам пастор Кайзергрубер стал лечить у доктора свой гастрит. Собственно, к доктору его привел даже не столько сам этот затянувшийся недуг, сколько любопытство. Да и совесть пастора тоже сыграла свою роль. Ему очень хотелось знать, помнит ли доктор что-нибудь о событиях далекого прошлого.

— Вы очень сильно похожи на отца.

Так начался их разговор после холодного приветствия в бывшей приемной, где помимо картонных коробок, до сих пор оставшихся с переезда, стояли только два стула и старый письменный стол.

На замечание пастора доктор отреагировал лишь кивком головы, после чего осведомился, в чем именно состоят жалобы пациента.

Чуть позже пастор предпринял новую попытку:

Однажды в июле, в субботу, спустя несколько недель после воскрешения Георга Байера, на калитке перед домом доктора появилось расписание приемных часов: с девяти до десяти утра и с половины седьмого до восьми вечера, только по будням. Тем, кто хотел посетить доктора вне приемных часов, необходимо было заранее позвонить и договориться по телефону. Некоторых это рассердило, так как, по их мнению, врачи должны служить пациентам ежечасно, но большинство с пониманием отнеслось к решению доктора, тем более что он в качестве компенсации привел в порядок приемную и смотровой кабинет. Выполнил эту работу Флорент Кёйнинг, который часто подрабатывал мелкой починкой и ремонтом. Он освежил новой краской стены, выкрасил окна и двери, ошкурил и покрыл лаком деревянные полы. Для него нашлось в доме и много других дел. Смазать дверные петли и ручки, починить рассохшиеся окна и двери, обработать пятна от сырости на потолке и стенах, заделать протечки. Так что работы хватило на целый месяц.

За весь этот месяц он, к своему удивлению, ни разу не видел тройняшек. После того как доктор показал своих детей в кафе «Терминус», они никем не были замечены ни в доме, ни за его пределами. Даже их плача никто не слышал, хотя некоторые жители Вольфхайма, приходившие на консультацию к доктору, специально прислушивались.

— Ваши дети такие тихие, — говорили они доктору.

— Они спокойные, — каждый раз кивал он. — За ними не нужно особенно следить.

Этот же вопрос немедленно задали Флоренту, когда он рассказал в «Терминусе», что наконец увидел мальчиков.

— И еще фунт этих чудесных имбирных печений.

— Для сыновей доктора?

Фрау Манхаут со смехом покачала головой:

— Да нет, это для меня самой.

Марта Боллен запустила руку в стеклянную банку с печеньем собственной выпечки, стоящую на прилавке. Она положила печенье в бумажный пакет и опустила его на медную тарелочку весов, а на другую поставила гирю в полкилограмма.