Психиатр уставился на сидящего напротив Бранта. По всему офису были развешены печатные благодарности посетителям за то, что они не курят.

Психиатр был в твидовом пиджаке с декоративными заплатами на локтях. Тонкие светлые волосы падали ему на глаза, что заставляло его каждые несколько секунд дергать головой, откидывая их назад. Этот доктор был уверен, что составил себе правильное представление о Бранте.

Он ошибался.

— Теперь, сержант, — сказал он, — я хотел бы, чтобы вы рассказали мне о ваших позывах к насилию.

Собираясь на собеседование, Брант приоделся. Видавшая виды куртка «пилот», потрепанные синие джинсы, грубые ботинки, купленные в Нью-Йорке. Он не стал бриться, и на его угловатом лице сохранился синий оттенок. После слов доктора он сунул руку в карман и достал пачку «Уэйтс» и «Зиппо». Зажигалка была такой же потертой, как и сам Брант, но на ней еще можно было разобрать надпись: «1968».

В тот день, когда умерла его жена, Робертс как раз получал втык от старшего инспектора.

Следующим образом.

Суперинтендент

[3]

сидевший за столом, положил в рот печенье и, жуя, сказал:

— Брант скоро доиграется.

— Сэр?

Констебль Фоллз пыталась замазать свои корни. Только это касалось не волос, а наследственных признаков. Она выросла в Брикстоне и гордилась цветом своей кожи.

[4]

Черное — это прекрасно.

…но она начала терять цвет.

Сами основы ее уверенности были подточены. И на то были причины. Смерть ее отца, неудачная беременность, самоубийство лучшей подруги, долг Бранту и заигрывания с алкоголем.

Похороны миссис Робертс организовали быстро и недорого. Робертс был по уши в финансовом дерьме и согласился на кремацию в Кройдоне. Самым дорогим предметом оказалась урна. Брант отвез его туда. Никто из коллег больше не присутствовал. Главным образом потому, что их не пригласили. Даже Фоллз получила записку:

Крематорий был ничем не примечательным зданием около игрового клуба «Мекка Бинго». Когда Брант и Робертс вошли, к выходу проследовала пара: мужчина с урной, которого под руку держала женщина. Брант заметил:

— Быстро у них тут.

Робертс промолчал; его затошнило, и он оперся на стену, чтобы удержаться на ногах. Брант нашел ему стул, вынул фляжку из кармана брюк и предложил:

Барри Вайсс рассердился всерьез. У него был ларек у Ватерлоо. Местный полицейский напустил на него налоговиков. Торговлю пришлось свернуть. Дорожный коп застукал его при вождении в пьяном виде, у него отобрали права. Сосед пожаловался на шум квартире, и чернокожая женщина-полицейский зачитала ему закон об охране общественного спокойствия и порядка. Возвращаясь домой после крикета, он помочился у собора Святого Марка.

Догадайтесь, что было дальше?

Коп-шотландец, блондинистый мудак по имени Макдональд, оштрафовал его за неприличное поведение в общественном месте.

Все, с него хватит.

В самом конце Ист-лейн у какого-то придурка с континента он за пятьдесят фунтов купил пистолет. «Глок» — кто не слышал об этой игрушке? Легкий, надежный, удобный. Барри просто в него влюбился. Чтобы отметить это событие, он пристрелил регулировщика в Бэлхеме, просто так, первого попавшегося. Но об этом даже в «Саус Лондон пресс» не написали. Его всерьез это расстроило. Черт возьми, кого надо замочить, чтобы о тебе написали? В течение нескольких последних дней ему никто подходящий не попался, пришлось развлекаться другим способом. Купил бутылку водки и шесть банок «Ред Булл». Шибает, как кокаин.

Рэднор Боуэн после встречи с Брантом был в жутком расстройстве. Он возлагал большие надежды на свою роль осведомителя, полагал, что это относительно безопасное занятие позволит хорошо заработать. Его колено все еще болело после хватки Бранта. И все надежды на приличную оплату пришлось забыть.

Рэднор, у которого хорошо работала интуиция, был уверен: делом об убийце копов стоит заняться. Тут пахнет серьезными деньгами. Он был так расстроен, что едва не раздумал идти на встречу с парнем, который рассказал ему о типе в спортзале, обещавшем «разделаться с полицией». На него парень еще навел Бранта, и Рэднор пошел только потому, что ему нечего было больше делать, к тому же он не хотел оставлять дело на полпути. Где-то здесь должна быть зацепка.

Мужика, владевшего спортзалом на паях с кем-то еще, звали Джимми. У него была лысина, которую он пытался спрятать, начесывая на нее оставшиеся волосы, и пивной живот. Рэднор полагал, что Джимми был скверной рекламой для своего бизнеса. Хотя вслух он этого никогда не говорил. Правило первое в «Инструкции для осведомителя» гласит: будь льстивым. Но Джимми, казалось, прочитал его мысли. Похлопав себя по животу, он сказал:

— Видишь, показатель благосостояния.

Да уж.

Фоллз надела тяжелое черное пальто, застегнула его до ворота. На волосы натянула белую шапочку. Когда Фоллз села в машину, Нельсон взглянул на нее с любопытством.

— Что? — произнесла она резко.

— Ничего, это пальто… удачный выбор.

— Кто бы говорил.

Когда они отъехали, он спросил:

Портер вышел из такси недалеко от магазина «Баркерс». Брант, которому он предлагал его подвезти, сказал:

— Нет, я буду ждать около церкви, покурю.

Он там и оказался.

Но не один. Рядом с ним стояла женщина. Около сорока лет, с всклокоченными светлыми волосами и не раз битой физиономией. Черная мотоциклетная куртка едва скрывала ее огромный бюст. Брант криво улыбнулся. На нем был сшитый на заказ костюм, делавший его похожим на мафиози. Лацкан оттягивала огромная белая роза, продетая в петлицу. Брант сказал:

— Это Ким.

Рэднор договорился встретиться с Данфи на вокзале Ватерлоо, причем предупредил:

— Ждите в вокзальном баре, держите в руке экземпляр своей газеты.

— Откуда мне знать, что вы придете? — спросил Данфи.

— Вы главное деньги приносите, а я приду.

Данфи обсудил ситуацию с редактором, и тот сказал: «Делай, что потребуется, — только не просри это дело».

Бар был уже закрыт. В туалете работали эксперты, мертвого Рэднора увезли. Данфи сидел, обхватив голову руками; на столике перед ним стоял стакан с приличной порцией коньяка. Брант стоял, а Портер сидел, разглядывая журналиста. Он сказал:

— Расскажите, что случилось.

— Господи, сколько раз можно? Ладно… Он пошел в сортир. Через… не знаю, минут через пятнадцать я забеспокоился, подумал, может, он провалился…

— Он не провалился, его замочили.

Данфи, вспомнив последнюю свою встречу с Брантом, потер живот. Портер спросил: