— Зачем приходит осень? Чтобы смыть дождём упоминания о былых днях. Засыпать жёлтыми листьями настоящее. Скрыть под снегом будущее… — невысокая темноволосая женщина провела пальцами по стеклу окна и, прищурившись, вгляделась в тёмную синь. — Боги ушли из наших земель. Ушли, чтобы больше никогда не вернуться, оставив наш мир таким, каков он есть. Может, наш мир — ошибка. Но он есть и будет всегда. — К концу фразы её голос стал совсем тихим, неразличимым шёпотом.

— Но остались Они, — подхватил дребезжащий, неприятный старческий голос, — по силе равные самим Богам, но отличные от них своей смертностью и уязвимостью. Они поклялись хранить эту землю, пока существование их не прервётся. Они — Девятые. Они — не венефы, но вышли из них. Они — Великие. — Старик, похожий на Кентервильское приведение из-за белоснежных, очень длинных волос и старинного одеяния средневекового покроя, усмехнулся, обнажая за тонкими, бескровными губами ровные ряды белых зубов. — Ты смеёшься надо мной, женщина? Ты, носящая имя «Девятая»? Зачем рассказываешь истории, о которых мы не говорили даже собственным детям?

Она же, словно не слыша его, тихо повторяла, как сказку, выученную наизусть: «Ясар, ведущий. Андоромен, владеющий. Бронер, воплощающий. Детерон, многоликий. Велар, пробуждающий. Самир, указующий. Лианн, прославляющий. Фоорс, усыпляющий. Хордо, непобедимый…»

Эти имена, видимо, многое для неё значили, и старик тоже знал их, судя по тому, как лёгкий румянец гнева окрасил его аристократически бледную кожу. Женщина, словно мантру, всё повторяла эти слова. Она не выказывала страха, которого ожидал старик, и это раздражало его ещё больше.

— Ты ли мне, Нонна, — женщина вздрогнула и замолчала, старик улыбнулся и продолжил, — будешь говорить, что было в начале всего? Хаос! И не тебе судить о нём. О нет. Хотя и это ваше дело, охранять анимов.

Утро. Первое января.

О, нет, у меня не болит голова: чтобы получить похмелье, надо, как минимум, пить. Всё куда более прозаично: с самого пробуждения у меня ни с того ни с сего испортилось настроение, что бывало часто, и я хмуро разглядывала потолок, не испытывая желания покидать кровать.

Я потянулась, чувствуя приятную тяжесть и едва не стряхивая с одеяла на пол кошку, дремавшую у меня в ногах.

— Багира! — тихо и привычно возмутилась я, — киса ты моя ненаглядная, сколько можно объяснять, я не твоя подушка! — Но та лишь просмотрела на меня зелёными сонными глазами и отвернулась. — Хоть ты и кошка, но временами ведёшь себя как порядочный свинёнок. — Закончила свою мысль я, пожимая плечами при виде такой наглости. Потянувшись ещё раз, со вздохом села и краем глаза заметила, как с груди в кровать скатилось что-то голубое, напоминающее каплю воды. Мой лунный камень?

Нет, адуляр хоть свесился на спину, всё же никуда не делся, а новый камень, прозрачный, каплевидный, был цвета скорее голубого и без жёлтого блика, как в лунном камне. Я посмотрела его на просвет, и мне почему-то показалось, что в нём что-то двигалось, словно это было стекло, наполненное подкрашенной водой. Сам же камень был переплетён тонкой проволочкой серебра, образующей изящное обрамление.