Аластор

[1]

, скопление тридцати тысяч видимых звезд, несчитанных останков погасших светил и огромного множества старментов — скитающихся лун, астероидов и комет — приютилось на краю галактики между зияющими пустотой Злополучной бездной и Несбыточной пучиной, в стороне от основного витка Ойкумены, кажущегося оттуда пеленой мерцающего тумана. Откуда бы ни приближался к Аластору космический странник, взору его открывается примечательное зрелище — отливающие белыми, голубыми и красными сполохами созвездия, подсвеченные завесы разреженной материи, местами разорванные, местами затемненные кляксами пыли, блуждающие внутрь и наружу вереницы звезд, завитки и всплески фосфоресцирующего газа.

Следует ли рассматривать Аластор как часть Ойкумены? Жители Скопления — от четырех до пяти триллионов человек, населяющие более трех тысяч миров — редко об этом задумываются и, по сути дела, не считают себя ни ойкуменидами, ни аластридами. Отвечая на вопрос о происхождении, типичный обитатель Скопления назовет, пожалуй, родную планету или, что более вероятно, страну, где он появился на свет и вырос — как будто его отечество настолько знаменито и замечательно, что его название должно быть на устах каждого встречного и поперечного во всех городах и весях необъятной Галактики.

Поглощенность местными интересами отступает перед славой коннатига, правящего скоплением Аластор из дворца в Люсце на планете Нуменес. Нынешний коннатиг, Оман Уршт, шестнадцатый в династии Айдидов, нередко размышляет о капризе судьбы, наделившем его — именно его — невероятной властью, но каждый раз с улыбкой прерывает бессмысленную цепь умозаключений — подобное стечение обстоятельств казалось бы загадочным любому, кто бы ни оказался на его месте.

Обитаемые миры Скопления объединяет лишь отсутствие единообразия. Среди них есть планеты гигантские и карликовые, благодатные и гибельные, влажные и засушливые, густонаселенные и безлюдные — каждая неповторима. На одних высокие горы вздымаются из морской синевы, упираясь снежными вершинами в синеву небесную.

Достопочтенный Мерган, комендант космического порта в Карфонже, занимал руководящую должность не в последнюю очередь благодаря умению неукоснительно придерживаться заведенного порядка вещей. Мерган не просто терпел или одобрял машинальное повторение ежедневной рутины — оно было положительно необходимо для его душевного равновесия. Мерган возражал бы против упразднения таких неприятных или вредных для космодрома явлений, как утренние дожди, писк и щелчки вездесущих стеклянных ящериц и регулярные нашествия ползучей плесени только на том основании, что из-за него пришлось бы менять установленные правила.

Утром того дня, который впоследствии определили как десятое число месяца мариэля по ойкуменическому календарю

[2]

, едва комендант Мерган уселся за стол в своем кабинете, как к нему явился кончавший ночную смену носильщик в сопровождении невозмутимого молодого человека в унылом сером костюме. Комендант отозвался на вторжение невнятным ворчанием — он не любил лишние хлопоты и, в частности, терпеть не мог, когда ему мешали в начале рабочего дня. Происходящее угрожало, как минимум, нарушить заведенный порядок вещей. Помолчав для важности, Мерган буркнул:

— Что там у тебя, Динстер, что такое?

Носильщик говорил громко, будто боялся, что его не услышат: