«Все надоело», – примерно так могла сформулировать Вика свое состояние в последние дни. Надоело делать над собой усилия, ходить каждый день на работу пусть за приличную, но отнюдь не заоблачную зарплату. А ведь есть люди, которые купаются в роскоши и при этом не лезут из кожи вон! Чем она хуже таких людей: обеспеченных, известных, продвинутых? Да если ее грамотно раскрутить…

Однако Вика и сама не знала, в какую, собственно, сторону ее можно раскручивать. Никаких ярких талантов у нее как будто не наблюдалось. Также она не могла похвастать высшим образованием или каким-то особым уменьем в определенной сфере деятельности. Молодость, голубоглазая красота плюс немножко здравого смысла – вот и весь набор ее стартовых возможностей. Но с такими данными в наше время и к облакам взлетают, и влачат унылое полунищенское существование. Смотря по тому, как сумеешь их использовать.

Она уже пробовала реализовать себя в разных областях: занималась рекламой, вышивала для художественного салона, пекла в кафе авторские пирожки и даже пыталась открыть вдвоем с подругой маленькую парикмахерскую. Но ни одно из этих начинаний не увенчалось успехом. Что поделаешь: у Вики не было необходимой в бизнесе хватки. Другие люди уже освоили все возможные направления раньше нее, приватизировали, застолбили – люди более опытные, с деловым чутьем и сильной волей. Что могла против них Вика, девушка из провинции, приехавшая завоевывать Москву, точнее, кормиться от Москвы? И пусть молодые провинциалки становятся подчас крутыми бизнес-леди, – в Викином случае это было не так. Она чувствовала, что не создана для борьбы, риска и всяких предпринимательских авантюр, даже для упертого трудолюбия. Ей бы что полегче, а еще лучше само собой. Например, выйти утром из дому и найти на улице клад…

Зажмурившись, она представила себе огромный закопченный горшок с золотыми монетами, вроде того, что откопал в саду султана маленький Мук. Допустим, клад окажется у нее в руках, – что дальше? Принеси такие монеты в любую скупку, живо дадут знать куда следует: вмешается государство, всполошится общественность, запищат музейные фонды… А потом начнутся расспросы: что да откуда, да где взяла? Нет уж, пусть ей повезет как-нибудь по-другому…

Вика мысленно поменяла декорации: она находит на улице не горшок с золотом, а доверху набитый купюрами «дипломат»: крупную взятку или выкуп за какого-нибудь заложника. Допустим, его несли к месту назначения, да и сбросили с рук долой, испугавшись полицейской проверки, а Вика на него набрела. Но увы! – и тут должны были возникнуть проблемы… Криминальный мир не прощает тех, кто случайно воспользуется плодами его трудов неправедных. Вику стали бы искать, на нее бы стали давить. Нет уж, пусть этот «дипломат» найдет кто-нибудь другой…

В то же утро от звона похожего будильника проснулась маленькая семья, проживающая в подсобном помещении жилого фонда. Она состояла из представительниц трех поколений: старухи Ульяны, ее дочки Нины Степановны и внучки Насти. Дочь и внучка по утрам спешили: их фигуры в наскоро запахнутых халатах мелькали взад-вперед по малюсенькой квартирке, бывшей каморке дворника, окна которой находились очень невысоко от земли. Бабка сидела на постели, свесив вниз ноги, от колен прикрытые одеялом, и молча созерцала утреннюю суету. Вон Нинка бухнула в кашу слишком много сахару, вон Настенька расплескала чай…

– Значит, мама, купите сегодня масло, крупу и творог. Вот деньги. А за хлебом Настюша по пути из школы забежит…

– А сало? – спросила бабка.

– Вы все сало едите, вам вредно. В сосудах холестерин откладывается. Ладно, купите еще сала, – Нина Степановна добавила к выданным деньгам несколько десяток. – И борщ сварите на завтра.

– Борщ борщом… Ты лучше скажи, как у тебя с этим – с начальником твоим? Когда чего будет?

С утра в магазине для новых русских не наблюдалось ни одного клиента, так как все они могли позволить себе подольше поспать. Даже удивительно, почему начальство не стало открывать заведение на час-другой позже. Но обслуживающий персонал не смел поднимать такие вопросы. Его дело – торчать на своих местах ни свет ни заря.

Если начальница торгового зала уходила к завсекции выпить кофе, девушки-продавщицы начинали сдвигаться ближе. Когда же им еще пообщаться, как не в эти утренние часы? С первого до последнего покупателя они должны быть в боевой готовности, а после сил останется ровно столько, чтобы доползти как-нибудь до дому.

– Девочки, у кого есть газета с гороскопом? – спросила шустрая, небольшого роста Аля, особо любившая поговорить. – Мне в выходной к зубному врачу, хочу знать состояние своего организма.

– Когда у тебя выходной? – незамедлительно отозвалась полная, внушительного вида Эльвира, главный в отделе специалист по астрологии.

– Воскресенье, понедельник, вторник, среда… – весело сосчитала Аля, для верности загибая пальцы. – Значит, завтра я еще работаю, а в субботу выходная!

Под скамейкой в сквере валялись дорогие туфельки, каблучками-шпильками врозь. А на самой скамейке сидела, подобрав под себя ноги и закрывая лицо ладонями, пухленькая светловолосая девушка. Она содрогалась в рыданиях, тихонько подвывая: «Дура! Вот дура несчастная!..»

Больше Вика и сказать себе ничего не могла. Ну ведь не первый день она на свете живет, знает, что в деловом современном мире истерики не проходят, а тут вдруг слетела с катушек, потеряла над собой управление. Дура психованная! Что она там кричала в кабинете начальницы: «Я так больше не могу!»? И эта стерва тут же налила в стаканчик воды и стала ее уговаривать, словно мать родная: «Выпей водички, Вика. Ты, конечно, права. У тебя переутомление, надо отдохнуть…» Да если бы Вика знала, что стоит за этими как будто участливыми словами!

И дальше все пошло быстро, чересчур быстро. Пока она ревела, стерва выходила из кабинета – кто бы мог подумать, что это поход к директору согласовывать ее, викино, увольнение? Сама Вика не понимала происходящего: ей казалось, человека не могут вышвырнуть из-за такой, в сущности, ерунды. Ведь что было-то? Разговор в рабочее время, ну, еще не заметила покупателя – такого, который все равно не мог принести магазину никакой выгоды. Ничего криминального, в худшем случае тянет на штраф, в лучшем – на замечание. Поэтому Вика не кинулась вслед начальнице, уверяя в своей вечной преданности супермаркету и ей лично. Таким образом был упущен последний шанс спастись. Дура, и ничего больше! Куда девался ее инстинкт самосохранения, до сих пор позволявший лавировать среди сложных жизненных ситуаций?

В викиной сумочке лежал длинный бледно-сиреневый конверт: ей оплатили дни, отработанные со времени прошлой получки. Теперь на эти деньги она должна жить до тех пор, пока снова не устроится на работу. А сколько это потребует труда, сил, унижений; сколько будет «пустых скорлупок», когда из кожи вон вылезаешь, чтобы разгрызть орех, а внутри одна черная пыль!

В общем, ничего хорошего ждать не приходилось. Если не выручит везение, Вика вообще пропадет. Очень возможно, в ближайшее время ей придется стать проституткой, терпеть уже не моральный, а примитивный физический садизм. Да еще СПИДом заболеть, со всеми вытекающими последствиями. А может быть, жизнь готовит ей превращение в бомжиху, как вон та, с опухшей от пьянства рожей, которая заглядывает под соседнюю скамейку в поисках банок из-под пива.

Николай Дмитриевич, или просто Коля, пять лет назад приехал из Владимирской области поступать в богословский институт, на факультет православной педагогики. Во время экзаменов и потом, все годы учебы, он жил в небольшом чистеньком общежитии, где у него было много друзей и доброжелателей. Теперь, после окончания курса, встал вопрос – что дальше? Положение с православными педагогами пока не определилось: с одной стороны, их как будто не хватает, особенно если учесть, что в школьную программу ввели урок духовной культуры. Но пока ее преподают только в четвертом классе, один час в неделю. Устроить дополнительные православные занятия нигде не соглашались. В обычных школах разводили руками: не предусмотрено. В специализированных, то есть воскресных, существующих при храмах, и в православных гимназиях уже были свои учителя. Кроме того, Коле хотелось именно в простую школу: ведь дети из верующих семей и без того имеют возможность прикоснуться к Истине. А сколько таких, которые слыхом не слыхали ни о духовной культуре, ни о самой духовности…

Не сумел устроиться – значит, надо ехать домой, в поселок Пеньки Владимирской области. Но всякий раз, когда Коля начинал всерьез собираться из Москвы, что-нибудь мешало его отъезду: или статью возьмут в богословский журнал, надо готовить ее к публикации, или в приемной комиссии попросят помочь в горячий период поступления абитуриентов. Кроме того, не отпускало непонятное чувство ожидания: словно что-то еще должно произойти с ним в столице, особенное и очень важное… А может быть, просто не хотелось расставаться с товарищами, с прикипевшей к сердцу средой православной молодежи, с большой институтской библиотекой…

Из общежития пока не гнали. Выпускники, не желавшие, подобно ему, уезжать, устраивались в институте на какие-нибудь простые должности: кто электриком, кто вахтером, по совместительству дворникам… Коля оформился разнорабочим в институтскую столовую: ставка была мизерной, зато за ним оставалось койко-место, плюс давали трехразовое питание. И занят он был не весь день. Разгрузишь утром машину продуктов – гуляй до обеда, разгрузишь днем – гуляй до вечера… Так что эту работу он мог выполнять по совместительству со своим основным делом – с православной педагогикой, если бы нашлась такая возможность.

И однажды она нашлась. Коля сумел понравиться администрации обычной школы, а потом родительскому собранию шестого класса «Б». Родители единодушно проголосовали за то, чтобы у их детей вместо «пустых» уроков, когда учитель болеет и некем его заменить, шли Колины занятия. Они написали заявления по всей форме: «Я, имя-отчество-фамилия, прошу включить моего сына (дочь), имя-фамилия, в группу занятий по программе “Духовная культура”…»

Таким образом, взрослые доверили Коле говорить с детьми о духовном. Теперь дело стало за тем, чтобы сами дети этого захотели…