Повернувшись лицом к застекленному проему, открывавшему вид на розарий, преподнесенный в дар Советским Союзом, Его Превосходительство Джон Сокати, чрезвычайный и полномочный посол Республики Лесото, почувствовал, как его переполняет невыразимое блаженство.

Бар делегатов кишел народом, как на всякой важной сессии ООН: будто рынок в Бамако. Африканские делегации представляли более трети ооновского населения. В противоположность своим белым коллегам, уже пресытившимся, они пунктуально присутствовали на всех заседаниях и комиссиях, даже самых непонятных.

Джон Сокати обернулся, подошел и остановился перед столом, вокруг которого сидело с полдюжины негров, преисполненный сознанием своей важности. Ему было безразлично то, что большинство цивилизованных существ принимают Лесото за какой-то инсектицид. Он был важным человеком и носил костюмы за четыре сотни долларов и часы из золота, тяжелые, как самородок.

Неожиданно гул разговоров покрыл голос одной из трех телефонисток, обеспечивающих связь в баре делегатов:

– Его Превосходительство Джона Сокати просят пройти к телефону.

Наполовину обгоревший стодолларовый банкнот, пахнущий паленым и съежившийся от огня, лежал в прозрачном пластиковом пакете, к которому прикрепили желтую бирку. Половину кабинета занимали различные предметы – вещественные доказательства взрыва на 11-ой улице.

Малко с удивлением отметил, что здесь был даже маленький прямоугольный коробок спичек, которых в Нью-Йорке можно увидеть целые сотни у любого продавца. Как и ко всем другим предметам, к нему прикрепили маленькую бирку. Там также была пара очков с разбитым левым стеклом, несколько кредитных карточек, разные бумаги и одна мужская туфля с оторванной подошвой.

Не хватало только енота-полоскуна.

Эл Кац, человек, который сидел за столом, задумчиво разглядывал эту выставку. На его округлом лице выделялись небесно-голубые глаза. Нижняя часть лица казалась оттянутой вниз тяжелыми рыжими усами. В нем чувствовались ум и компетентность. Он обошел стол, чтобы пожать руку Малко. Вблизи стали более заметны многочисленные морщины. На вид ему было около шестидесяти лет.

– Давид Уайз сказал вам, о чем идет речь? Он был немного настороже. Малко, в своем хорошо скроенном костюме, рубашке с монограммой, русыми, немного длинными волосами, изысканной дикцией и необыкновенными золотистыми глазами, не походил на головорезов из Центрального Разведывательного Управления.