Если судьба занесет вас в Ирак, посетите неприметное с виду селение Бехистун, что расположено в 300 км на северо-восток от Багдада.

Дорога пролегает по древнему караванному пути, некогда связывавшему одну из столиц древнеперсидского государства город Экбатаны (современный Хамадан) с известным всем Вавилоном, где в незапамятные времена цвели знаменитые висячие сады царицы Семирамиды (ныне восстановленные), где, согласно Библии, строилась не менее знаменитая Вавилонская башня, где умер величайший завоеватель древности Александр Македонский и где происходило еще много других немаловажных событий.

Но Вавилон от основания был городом чудес, чего не скажешь о крохотном Бехистуне, однако же и тот вошёл в анналы мировой истории. Почему? Да потому, что именно там находится один из выдающихся памятников мировой культуры — так называемая Бехистунская скала, на которой вот уже две с половиной тысячи лет существуют барельеф и клинописная надпись, вырубленные по приказанию персидского царя Дария I Гистаспа.

На барельефе запечатлена победа Дария, которую он одержал в 521 г. до н. э. над девятью претендентами на царский престол. Все они изображены на камне, и первый среди них — маг, или жрец, Гаумата. Он лежит перед Дарием на спине, его рот открыт в беззвучном крике, и царь попирает его ногой, демонстрируя тем самым свою силу, непобедимость и беспощадность к врагам.

Бехистунская надпись (под этим обычно понимают и сам клинописный текст, и барельеф) сделана на трех языках — древнеперсидском, вавилонском и эламском (языке эламитов, родственном дравидийским языкам): государство Дария было столь обширно (состояло из двадцати провинций — сатрапий, каждая из которых являлась, по сути, отдельным государством) и столь разноплеменно, что общение в нём на каком-либо одном языке было попросту невозможно. Историческая же ценность надписи заключается в том, что именно из нее мир узнал о событиях той далекой поры и о маге Гаумате — первом самозванце, о котором сохранились документальные свидетельства.

Опросите любого жителя России, худо-бедно окончившего среднюю школу, кто такой был Лжедмитрий I, и вам ответят: самозванец, монах-расстрига Гришка Отрепьев, бежавший в Польшу и там объявивший себя царевичем Дмитрием, сыном Ивана Грозного. Такая точка зрения держится в нашей науке до сих пор. Но если дореволюционные историки (Карамзин, Соловьев, Ключевский) оказались жертвами гигантской фальсификации, инициированной Романовыми (подробнее о их воцарении см. «ТМ», № 8 за 1999 г.), то советским и постсоветским исследователям никто не мешал и не мешает восстановить историческую правду. Тем не менее они по-прежнему твердят: Лжедмитрий I есть Григорий Отрепьев.

В истинности этого утверждения начали сомневаться давно. Уже Карамзин намеревался высказаться по сему поводу в «Истории государства Российского», но под давлением правительственных кругов склонился к традиционной версии. А такие историки, как Костомаров, Иловайский, Платонов (крупнейший специалист по русской Смуте), никогда не отождествляли Лжедмитрия I с Отрепьевым.

Скажем, Костомаров в докторской диссертации, озаглавленной «Кто был Первый Лжедмитрий?», ясно показал, почему человек, 11 месяцев (1605–1606) занимавший московский престол, не мог быть Отрепьевым. Иловайский считал, что под именем «царя Дмитрия Ивановича» выступал некий ставленник польско-литовской аристократии, давно мечтавшей подчинить Москву своему влиянию.

Еще дальше зашёл граф С. Д. Шереметев, председатель российской Археографической комиссии: он был уверен, что тогда на Москве правил подлинный царевич Дмитрий. По этому вопросу Шереметев переписывался с профессором Петербургского университета К. Н. Бестужевым-Рюминым, и тот, будучи весьма осторожен в оценках, все же отвечал ему в одном из писем: «…теперь я вижу и считаю вероятным спасение Дмитрия…».

Арест в Ливорно

С утра 21 февраля 1775 г. набережную небольшого итальянского города Ливорно заполнили толпы людей. Судя по оживленным разговорам, все ждали какого-то красочного представления. А оно и в самом деле готовилось: как стало известно, в этот день русскую эскадру, стоявшую на рейде Ливорно, должны были посетить великая русская княжна и ее жених, граф Алексей Орлов-Чесменский, командующий морскими силами России в Средиземном море. Приезд столь высоких гостей не мог не сопровождаться торжествами, и толпа на берегу с нетерпением ожидала прибытия принцессы и графа.

Наконец они появились, и великая княжна, бережно поддерживаемая под руку Орловым, пересела из кареты в шлюпку, доставившую ее к борту «Исидора», корабля, на котором держал свой флаг командир эскадры контр-адмирал Самуил Грейг. Великую княжну подняли на палубу, и над рейдом раздалась музыка корабельных оркестров; матросы, стоя на реях, украшенных флагами расцвечивания, кричали «ура!»

Встреченная Самуилом Грейгом, принцесса обошла корабль, приветствуя выстроившихся офицеров и матросов, после чего избранное общество направилось в адмиральскую каюту, где уже был накрыт роскошный стол. Последовали многочисленные тосты, кубки едва успевали наполнять. Затем все снова вышли на палубу, поскольку начались корабельные маневры.

Великая княжна была в восторге от зрелища. Захваченная им, она потеряла ощущение времени и очнулась лишь после того, как почувствовала какое-то движение у себя за спиной. Оглянулась и увидела караул с гвардейским капитаном во главе. Ни графа Орлова, ни адмирала Грейга, которые только что стояли рядом, нигде не было.

И тут мы вступаем в такие хитросплетения русской политической истории, в какие не всякий поверит. И тем не менее они, эти хитросплетения, подтверждаются многими действительными фактами, от которых вся история с самозванкой оборачивается противоположной стороной.

Главное здесь — наличие целого ряда свидетельств того, что княжна Тараканова была и взаправду дочерью Елизаветы, но только не от Разумовского, а от графа Ивана Ивановича Шувалова. Последнего можно без всякой натяжки назвать личностью замечательной — основатель и первый куратор Московского университета, первый президент Академии художеств, друг и покровитель Ломоносова! Разве мало? Оказывается, мало, ибо Шувалов был, ко всему прочему, фаворитом Елизаветы, а самое главное — сыном императрицы Анны Ивановны!

Отсюда и начинаются все треволнения российских монархов: ведь если Шувалов действительно был царским отпрыском (а в архивах имеется так называемое «дело барона Аша», подтверждающее сей факт) и если княжна Тараканова действительно являлась его дочерью, то вопрос о престолонаследии складывался для Романовых просто катастрофически. Выходило, что княжна на ветвях генеалогического древа русской царствующей династии стояла выше Павла, который должен был наследовать Екатерине II. Не потому ли и тревожилась Екатерина во время следствия, что боялась выступления оппозиции, которая, пользуясь правом первородства узницы Алексеевского равелина, могла предпринять меры к устранению от трона не только наследника, но и самой Екатерины? Не потому ли она так стремилась услышать от самозванки признание в ее истинном происхождении? И не потому ли впоследствии русские самодержцы, зная, что занимают трон, по сути, незаконно, так ревниво оберегали от посторонних архив с делом княжны Таракановой и так старательно подчищали его?

К сожалению, за нехваткой места мы можем лишь продекларировать эти предположения, требующие для своего обоснования тщательного разбора многих имеющихся в наличии документов. Вообще же, стоит сказать, что Романовы, три столетия занимавшие российский престол, в своих корыстных целях основательно фальсифицировали нашу историю.

И думается, истоки этой фальсификации следует искать в смутном XVII в., во времена Лжедмитрия I. До сих пор неизвестно, кто же почти год занимал московский стол, прикрываясь именем сына Ивана Грозного. В XIX в. историк С. Д. Шереметев объявил о находке документов, позволяющих, наконец-то, раскрыть истинное лицо Лжедмитрия I. И что же?

В полдень 4 сентября 1836 года к одной из деревенских кузнец в Красноуфимском уезде Пермской губернии подъехал верховой и попросил подковать его лошадь. Кузнец, по роду занятий неплохо разбиравшийся в лошадях, с одного взгляда определил, что конь под незнакомцем не просто хороший, а чистых кровей, и стоит больших денег. Такой конь мог принадлежать лишь какому-нибудь сиятельному лицу, тогда как его действительный хозяин, хотя и обладал представительной внешностью, но был одет бедно, по-крестьянски.

Пока кузнец прилаживал подкову, к кузне подошли ещё несколько деревенских и заинтересовались лошадью. А затем и её обладателем— крестьян очень удивил тот факт, что у бедного, судя по всему, человека такой прекрасный скакун. Стали спрашивать приезжего о том, о сём, тот отвечал как-то уклончиво, чем и возбудил подозрения. Словом, незнакомца задержали и препроводили в полицию.

В Красноуфимском земском суде задержанный назвался Федором Кузьмичом, сказал, что ему 70 лет, что он неграмотен, православный, но происхождения своего не помнит. Допросили еще раз и одновременно составили описание примет Федора Кузьмича, из коих следовало, что старец имел «рост— 2 аршина 6 1/2 вершков, волосы на голове и бороде — светло-русые с проседью, нос и рот посредственные, подбородок кругловатый, от роду имеет не более 65 лет, на спине есть знаки наказания кнутом или плетью».

Поскольку, по существу, Федор Кузьмич оказался бродягой без роду и племени (за бродяжничество в то время в России судили), Красноуфинский уездный суд приговорил его к наказанию плетьми и последующей ссылке в Сибирь на поселение. 12 октября Федор Кузьмич получил положенные ему двадцать ударов, а на другой день был этапирован в деревню Зерцалы Томской губернии, где ему отныне надлежало жить.

Но почему же этот человек, которого все вскоре стали называть «старцем», отождествлялся тогда и отождествляется многими ныне с личностью императора Александра I? Легенду об этом автор во всех подробностях разберет ниже, а пока лишь перечислит «доказательства», которые приводят в пользу «перевоплощения» императора сторонники этой версии:

Едва ли найдется человек, который не слыхал бы о так называемой шапке Мономаха — оригинальном венце московских князей; ее возлагали на них, когда они занимали великокняжеский стол. Менее известна другая подобная реликвия — золотой пояс Дмитрия Донского. Вероятно, по той простой причине, что его нет ни среди экспонатов Исторического музея, ни среди собрания московского Кремля. Как нет его и вообще в России, из которой он исчез несколько веков назад.

Какие обстоятельства сопутствовали пропаже — об этом мы расскажем ниже; а пока лишь заметим: несмотря на то, что упомянутая шапка Мономаха не раз демонстрировалась на разных выставках, среди некоторых ученых бытует мнение, что знаменитый венец — всего-навсего копия. Впервые эту мысль высказал археолог Федор Солнцев (1801–1892), а его приверженцы пошли дальше, назвав время появления дубликата — 1613 г. Новую шапку, будто бы, изготовили ко дню коронации царя Михаила Романова; что же касается оригинала, то он, опять же по мнению последователей Солнцева, был подарен Лжедмитрием I в 1605 г. родственникам жены — польским магнатам Мнишкам.

С именем первого самозванца многие исследователи связывают и исчезновение пояса Дмитрия Донского — исчезновение, так сказать, окончательное, ибо история пропажи уникального творения древнерусских златокузнецов началась значительно раньше, в 60-Х гг. XIV в. Именно оттуда берет свое начало запутаннейший исторический детектив, разгадку которого не могут найти и по сей день.

18 января 1366 г. в Коломне, в Воскресенской церкви, состоялось венчание великого князя московского Дмитрия Ивановича (будущего героя Куликовской битвы) с дочерью Дмитрия нижегородского Евдокией.

Прошло уже более тысячи лет с той поры, как в исторических документах появились свидетельства о так называемой Золотой Бабе, языческом идоле народов, населявших огромную территорию, границы которой начинались от Северной Двины, доходили до северо-западных склонов Уральских гор и которая в разные времена называлась по-разному — Биармией, Югорской землей. Великой Пермью. Упомянутые же документы — это исландские и скандинавские саги, повествующие о походах викингов, вознамерившихся захватить Золотую Бабу в 820, 918и 1023 гг. К тем далеким событиям мы и обратимся, но сначала введем читателей в курс дела.

Ипостаси

За 1000-летие Золотая Баба проделала причудливый путь от берегов Северной Двины до берегов Оби и на этом пути, словно мифический Протей, принимающий в момент опасности различные обличья, меняла и свой внешний вид, и имена. Юмала, Золотая Баба, Золотая Старуха, Калтась, Гуаньинь, Дьес Эмигет (Медная Статуя), Сорни Най (Золотая Владычица), Сорни Эква (Золотая Женщина), Злата Майя — вот сколько имен имел золотой идол, неизвестно откуда появившийся на капищах древней Биармии, Югры и Перми и неизвестно куда исчезнувший, как полагают, в конце XVI в. Даже всем известная по сказам Павла Бажова Хозяйка Медной горы имела, оказывается, и другое прозвание — Золотая Баба!

Подделывать исторические ценности в Западной Европе начали еще во времена Леонардо да Винчи и Бенвенуто Челлини. Подделывали все — золотые и серебряные монеты, расписные вазы и терракотовые статуэтки, изделия из мрамора и, конечно же, из драгоценных металлов, в первую очередь из золота. Эталоном исторической фальшивки по праву можно считать знаменитую корону скифского царя Сайтафарна, жившего в III в. до Р.Х.

В России ремесло имитации древних предметов культуры расцвело пышным цветом в середине XIX столетия, когда в Северном Причерноморье археологи раскопали скифские погребения в курганах Чертомлык, Солоха и Куль-Оба. Найденные там сокровища сразу прославились на весь мир, ибо по художественной ценности не уступали кладу царя Приама, найденному Шлиманом.

Но, как ни парадоксально, именно высокий художественный уровень обнаруженных изделий породил мошеннический промысел. Антиквары-аферисты создали целую индустрию, привлекли к работе выдающихся ювелиров, граверов, чеканщиков — разумеется, не посвящая их в цели и смысл своих заказов. И мастера создали немало подлинных шедевров. Дальнейшая судьба их обычно оказывалась такова: заказчик расплачивался с мастером как за обычное ювелирное изделие, а затем сбывал последнее как историческую ценность, получая баснословный барыш.

Автор этих строк впервые услышал о короне Сайтафарна летом 1960 г., когда работал в Нижне-Донской экспедиции Института археологии АН СССР. Раскопки велись в дельте Дона на Недвиговом городище — там, где более двух тысячелетий назад располагался греческий город-колония Танаис.

Днем стояла невыносимая жара, а вечерами нас поедом ели комары, но каждый день после работы мы собирались на одном из курганов, окружавших городище, разводили костер и, попивая купленный вскладчину портвейн «три семерки», вели неспешные беседы о чем попало. Внизу, огибая курган, тёк к Меотиде (Азовскому морю) древний Танаис (Дон), а на север и запад простирались ковыльные южнорусские степи, где на заре цивилизации обитали загадочные скифы.

15 апреля 1996 г. в Московском музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина автор данного очерка присутствовал на открытии выставки, где экспонировалась одна из замечательнейших мировых коллекций, известная под разными названиями — «сокровища Приама», «клад Приама», «золото Трои», «коллекция Шлимана». В ней были представлены 259 предметов, найденных знаменитым Генрихом Шлиманом при раскопках турецкого холма Гиссарлык, где, как полагают, находилась древняя Троя.

Факт знаменательнейший! В самом деле: вряд ли найдется хоть один образованный человек, который не слышал бы о знаменитом «золоте Трои» и его открывателе немецком археологе Генрихе Шлимане; но с такой же уверенностью можно сказать, что абсолютное большинство граждан России ничего не знали о местонахождении коллекции. Во всяком случае, никто не думал обнаружить ее в Москве! Но, как оказалось, именно первопрестольная и стала тем местом, где обрели свое пристанище (последнее ли?) золотые предметы трехтысячелетней давности, найденные Шлиманом при раскопках турецкого холма Гиссарык. Объявление об этом последовало, когда Б. Н. Ельцин официально признал, что «золото Трои» находится в запасниках Пушкинского музея. О том, какие неожиданности в этой связи нам, может быть, придется пережить в будущем, мы поговорим ниже, а пока, чтобы читателям стали ясны и понятны проблемы, связанные с «коллекцией Шлимана», расскажем вкратце о событиях ее истории.

Три имени тотчас всплывают в памяти, когда речь заходит об археологии и ее открытиях, — Гротефенд, Шамполион, Шлиман. Первый дешифровал глиняные клинописные таблички, найденные в междуречье Тигра и Евфрата, второй прочитал египетские иероглифы, а третий открыл миру гомеровскую Трою (так, во всяком случае, принято думать). Называя эти три имени, мы ни в коем случае не умаляем заслуги других выдающихся археологов, посвятивших любимому занятию всю свою жизнь и создавших капитальные научные труды, однако достижения Гротефенда, Шамполиона и Шлимана глобальны по своему значению. Расшифровав клинопись Двуречья, Гротефенд открыл человечеству неизвестный до того мир — великую цивилизацию Месопотамии, чья культура стала основой мировоззрения последующих поколений (доказано, например, что многие библейские мифы и предания есть поздний пересказ мифов Месопотамии); то же относится и к Шамполиону: «озвучив», казалось бы, мертвые иероглифы, он оживил картины загадочной жизни Древнего Египта — государства, где правили живые «боги» — фараоны, где занимались науками жрецы и где работали, не разгибая спины, сотни тысяч разноплеменных рабов; поверив письменному источнику — гомеровской «Илиаде» — Шлиман раскопал Трою, доказав многочисленным скептикам, что в основе событий, считающимися народными мифами и легендами, нередко лежат исторические факты.

Всему миру известен рассказ о том, как семилетний немецкий мальчик, сын деревенского пастора из земли Мекленбург, прочитав в книге Еррера «Всемирная история для детей» страницы, посвященные Троянской войне, воскликнул:

— Когда я вырасту, я раскопаю Трою!

Сколько стоит Русь, Россия, столько же продолжается и движение ее народа на восток, «встречь солнца».

К Уралу-Камню, воюя Пермь и Югру, вышли еще в XI в. новгородские ушкуйники под водительством Гюряты Роговича. Вышли и даже «заглянули» за этот самый Камень, но осваивать богатейшие просторы новых земель не стали, передоверив столь грандиозное предприятие своим потомкам.

Пятьсот лет торили русские люди дорогу к Тихому океану, и в 1648 г. уроженец Великого Устюга, казак Семен Дежнёв, обогнув на своем коче Большой Каменный Нос (ныне мыс Дежнева), прошёл из Северного Ледовитого океана в Тихий, доказав, что Азия отделена от американского континента морским проливом.

Но что за ним? Этот вопрос не давал спать любителям дальних дорог и приключений, тем более что местные эскимосы рассказывали, будто за проливом лежит «Большая Земля», где текут большие же реки и растут большие деревья. Последнее подтверждалось тем, что после штормов на берегу часто находили выброшенные волнами огромные стволы, явно принесённые откуда-то издалека.