Князь Гавриил Петрович Гагарин (1745–1807) — видный политический деятель времен Екатерины II и Павла I — прожил интересную и бурную жизнь, сочетая увлечение масонством с государственной деятельностью, коммерческие занятия с изощренным развратом. Истовая религиозность уживалась в его душе с невероятным сладострастием.
Поэзия Гагарина не без изящества, в стиле модного тогда рококо, повествует о нежной, но страстной любви. Однако наиболее ярко князь Гагарин проявил себя в философско-религиозных трудах.
В последние годы жизни, замкнувшись в своем имении, он написал книгу покаяния «Забавы уединения моего в селе Богословском»: искреннее раскаяние в «грехах молодости» дает ему силы духовно очиститься и найти просветление через любовь к Богу.
Все тексты книги впервые приходят к современному читателю, словно воскресая из сокровищницы библиофила.
ЭРОТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
«Поэзия утешает душу, восхищает разум, услаждает труды, облегчает работу, многому способствует и не вредит ничему. Пусть невежество, лжеумствуя своим рассудком, гласит противное. Рим и Афины боготворили сей дар небесный: желали оный от тех мужей, что принимали на себя попечение о благе общем, а не воспрещали им: Перикл играл на лире; Сципион угождал музам в шатре под Карфагеном. Во времена позднейшие Поэзия сопутствует на полях чести воинам имянитым: крест на сердце, меч при бедре, а цитра за плечами, Рыцарь чести и веры прославляет себя ратоборством и песнопением.
Поэзия сидит в лучах славы и на троне: Генрих IV, Фридрих II, а у нас Екатерина, какие примеры — какое оправдание, ежели себя оправдывать, есть к несчастию нужда и нет уничижения!»
КНИГА ПЕРВАЯ
ВСТУПЛЕНИЕ
ПОДРАЖАНИЯ
I
II
III
IV
V. Нарциссы
ЗАВЕТ СЕРДЦУ
ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА И ГОЛУБЫЕ
ЛИЗЕ
КНИГА ВТОРАЯ
ГРАЦИЯМ
ТОСКА ПО РОДИНЕ
ЛИТОВСКОЙ ТРУБАДУР
ПРЕКРАСНОМУ ПОЛУ
ПОСЛАНИЕ К МИЛЕНЕ
КНИГА ТРЕТЬЯ
ВИТЯЗЬ РУССКИЙ
ДУМА ВИТЯЗЯ
КЛЯТВА ВИТЯЗЯ
ОТ ВОИНА К МИЛОЙ
ЛАСТОЧКА ВТОРАЯ
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ПРИВЕТСТВИЕ ПЕРВОЙ ЛАСТОЧКЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЛЕНИРЫ В АПРЕЛЕ
АЗОР
МИЛОМУ ПРАХУ
АПРЕЛЬСКАЯ НОЧЬ
ЗАБАВЫ УЕДИНЕНИЯ МОЕГО В СЕЛЕ БОГОСЛОВСКОМ ОСТАВШЕЕСЯ
ТВОРЕНИЕ КНЯЗЯ ГАВРИИЛА ПЕТРОВИЧА ГАГАРИНА
ПАМЯТИ ОТЦА МОЕГО
Вышед посредством отставки из жизни деятельной, где все минуты посвящены были на службу Отечества, не мог я оставаться в праздности. — Разными образами занимаю я мое время и между прочим нахожу удовольствие полагать на бумагу мои мысли на разные встречающиеся сходные с состоянием души моей обстоятельства. — Кроме моих собственных мыслей, иногда повстречаются тут и мысли авторов, которые согласуют с моими или кажутся мне подтверждающими мои мнения.
РАЗМЫШЛЕНИЯ
I
О СМЕРТИ
Неужели сегодня только, о! человек! познал ты, что смерть должна кончить твое существование? Ты с сею мыслию должен уже был познакомиться со дня твоего рождения: и так престань ее бояться. — Если ты еще телесен и на смерть без ужаса взглянуть не можешь: то, по крайней мере, для того ее не бойся, что сей страх преждевременно разрушит все твои удовольствия.
Не в твоей власти продлить жизнь, но во власти твоей состоит украсить ее добродетелию.
Смерть есть дверь в обитель упокоения, и ты страшишься перешагнуть праг оной!
Видал ты умирающих людей, содрогался, слыша стон оных; но этот стон не был от смерти, а от болезни. — Всякий подагрик стонет и страждет: всякая женщина в родах мучится, и кажется, что состав ее тела не перенесет ощущаемого ею мучения; однако ж они живы остаются. — Человек, скоропостижно умирающий, нимало не мучится, а умирает. — Стало, не смерть мучение производит, а болезнь. — А смерть… может быть… приятное ощущение производит!
Не всякий ли день мы умираем? Всякий день жизнь наша истощавается: мы каждый день жизни нашей делим со смертию! — Кто испивает чашу вина, тот не прежде всю ее выпьет, как проглотит последнюю каплю оного.
II
О МНЕ САМОМ
Положение мое, становясь день от дня теснее, заставляет меня обратить с большей точностью мое на себя внимание. — За сие благодарю Тебя, Господи Боже мой! ибо что может быть полезнее человеку, как познание самого себя?
В теперешнем моем положении, какую разницу я против прежнего примечаю?
Был я здоров, теперь дряхл и болен; жил я с довольством, теперь в недостатке; был от всех почитаем и уважаем, теперь в презрении и уничижении; был похваляем и ласкаем одами и похвалами, теперь злословим.
Рассмотрю же сии противуположности и постараюсь им изыскать причину.
Я был здоров.
Не сам себе я жизнь и здоровье дал: была причина свыше меня, которая сие мне даровала. Для Христианина сия причина не неизвестна! Это есть
Бог.
Если Бог мне дал жизнь и здоровье и вразумил меня, как мне и то и другое сохранить, без сомнения имел он на сие какой-либо предмет. Закон Христианский и в сем случае вразумляет меня, что Тот, Кто меня сотворил без моей воли, и цель имел независящую от согласия моего. — Тщетно я буду искать сей цели: одна Религия Христианская мне сие сказует, то есть, что я
жить должен к чести и славе Божией.
— Жил ли я к чести и славе Божией? Ах! нет! во зло употреблял дарованную мне жизнь и крепость тела моего; утопал в сладострастиях, гордился и хвастал тем, что крепость нерв моих достаточна была и для скотских моих похотений. На 53 году моей жизни вижу я себя дряхлым; на кого пенять?
Праведен ecu, Господи, и прави путие твои!
III
О УЕДИНЕНИИ
Се, удалихся, бегая, и водворихся в пустыню, чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури (Псалом 54, ст. 8 и 9). Видех беззаконие и пререкание во граде (того ж Псалма, ст. 10).
В теперешнем моем положении нужно мне было удалиться от мира. Изранено сердце мое ругательствами и пасквилями разных людей; изранено оставлением меня от моих друзей и приятелей и от многих свойственников, по слову Псаломника,
и ближнии мои от далеча мене сташа.
— Многие от таковых обстоятельств сделались бы мизантропами, но Бог сохранил меня от этой горячки. — Я рода человеческого не переделаю, и он таков же и теперь, каковым был и каковым впредь будет. — Обстоятельства делают человека и худшим и лучшим. — Да не ошибется никто в сем заключении! Благия мира сего,
большею частию
делают человека худшим, а злополучия лучшим; я по опыту говорю. Кто этому не поверит, желаю я по любви Христианской, чтобы тот испытал эту истину здесь, а не по ту сторону гроба.
Разогорчен будучи расстройкою моею, что мне оставалось делать? Жить в городе не могу: 1. по недостатку способов, ибо и в деревне не знаю как пробавляться; 2. в большом свете живучи, часто бы я подставлялся уничижениям, опыту жестокому, в котором я не предполагаю в себе ни довольно веры, ни довольно философии, чтобы не поколебаться. Итак, за лучшее нашел я от мира удалиться. — Скажут мне, что это знак малодушия; но я уже сказал, что я не имею столько веры и философии, чтобы на свою твердость понадеяться мог. Порфироносный Пророк, быв совершеннее меня, сказал:
Се, удалихся, бегая, и водворихся в пустыню, чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури.
Удалился от мира и избрал уединение: жертва эта не многого мне стоила, ибо я и в молодости моей, и в лучшем моем положении шумных бесед не любил, и часто года по два в них не бывал. — Праздность для меня всегда была убийственна, но в уединении не только можно быть не праздну, но не можно быть праздну, ибо скука уморит; а польза уединения есть та, что человек и к Богу и к себе удобнее близок делается, нежели в рассеянии. — Польза же из сего проистекающая так ясна, что не требует никаких изъяснений!
Человек, зараженный самолюбием, и люди большого света страшатся уединения: совести их и их предрассудки беспрестанно их мучат. Им необходимо нужно, чтобы шум и смятение многолюдства отвлекали их от их собственных ощущений. — Но для человека, чистого душою, уединение есть источник наиживейших удовольствий. Избавясь от шума и волнения, которыми обыкновенно сопровождается рассеяние мирское, он наслаждается сам собою, вкушает истинное блаженство
IV
О БРИЛЛИАНТЕ
Бриллиант есть камень драгоценный и продается весьма высокою ценою; что же он такое? По мнению лучших натуралистов, он есть вода сгущенная, с примесом некоторых металлических и минеральных частей, которые чрез то делают сие тело прозрачным; а когда оное тело посредством искусства от грубой корки очищено будет и огранено так, чтобы поверхности в отношении геометрическом и оптическом взаимно лучи света принимали и, соединяя их чрез разные фокусы в один, преломлением их сколь возможно в отбрасывании их умножали, тогда это грань превосходная и камень весьма дорогой цены стоит. Что ж продаешь купец? — продаешь
свет!..
но свет тебе даром и беспошлинно дает Создатель твой. На что ж ты его покупаешь ценой такой, которой бы чрез целый год мог прокормить несколько семейств голодных? — Ответ: — На то, чтобы удивить глупцов, которые еще глупее меня! — Правда, на правду слов мало или и вовсе нет; и сей ответ должен остаться без возражения.
Но скажешь, на это мир и мода: бриллиант грубый и неограненный уже дорого стоит. — Правда, но почему? потому что обрабатывающий их знает, что много есть дураков в мире, и уверен, что работа его не в убыток будет.
Истину ничтожности сих вещей доказывает и то, что есть времена и обстоятельства, где сии вещи теряют свою цену. — Недостаток денег
на все места и истинное просвещение на некоторые лица
имеют таковое влияние.
Тут Езопова басня
петух и алмаз
имеют свое место. Буде бы вещь сама по себе цену имела, как хлеб и прочие необходимости, не была бы она чрез большие периоды времени уничижаема. — Я не говорю о
мнимых
просвещенных и знатных обществах. Там все натянуто, от правил натуры удалилось и по мере напряженности одно пред другим скорее должно лопнуть.
V
МЫСЛИ О САМОМ СЕБЕ
Все несчастия, столь скоропостижно со мною случившиеся, суть кресты от Бога на меня наложенные.
Оные без воли Божией быть не могут. Не из гнева, а из милости Бог оные насылает; ибо грехи мои требовали очищения, а душа требовала исправления.
Для совершенства Христианского нужно было заставить меня быть не своевольным, не гордым, не сластолюбцем, не миролюбцем. — Человек доброю волею сего не делает. Бог тогда из любви и милосердия привлекает его к тому, что должно послужить к его блаженству.
Горьки мои обстоятельства! но если я углублюсь во внутренность души моей, то найду в ней такое состояние, в котором она едва когда бывала ли? — Частые к Богу обращения. — Охотная молитва. — Возвышение духа к Богу. — Умножающаяся вера и надежда. — Некоторое уже к миру равнодушие.
Благо мне, яко смирил мя ecu, яко да научуся оправданием твоим
(Пс. 118, ст. 71).
ПИСЬМА
№ 1
Во все времена философы превозносили похвалами разум человеческий. Он есть лучшее украшение рода человеческого и наипрекраснейший дар, каковой человек от неба получил. Он его столь выгодно отличает от несмысленных скотов и дает ему поверхность и господство над ними. — Он есть светило миру. — Без него мир был бы смешение (из которого, однако ж, Творец его вывел и для того определил быть разуму: сие есть
орудие Творческой воли);
без него не было бы цели существованию
нижних тварей
, которые без сего повелителя были бы без всякого соотношения одни к другим. — Разум есть благородная способность познавать связь и сцепление истинных истин, составляющих
великую и единую истину.
Многие просвещенные люди не так думали. — Излишнею горячностью ослепленные, разум почитали кичливостию на Бога. Но сие только отнести можно к тем, которые, отвергая веру, все ищут подвергнуть единому разуму, который для сего далеко недостаточен. — Сколь слаб разум сам собою, когда он по-земному действует, доказывается шутливым стишком одного французского автора:
Un peu de vin la trouble, un enfant la séduit.
То есть немножко вина его помрачает и маленький ребенок его соблазняет. Подлинно таково свойство разума в земных его упражнениях; но я, не помещая его ни в превыспренних, ни в подземных жилищах, постараюсь определить ему истинное место и лучшим руководителем возьму на сие Священное Писание,
конечно, не буквально,
ибо буквальный смысл на многое достаточного решения не дает.
Для сего нужно нам вознестись к первому нашему Праотцу Адаму и рассмотреть его и в его невинности и в его падении.
№ 2
То, что обыкновенно называют падением человека, было не падение, а уже совершение и плоды оного; и сие внешнее падение, происшедшее от преслушания, было приуготовано прежде самим человеком и свободною его волею, внутренними движениями возмущения воли человеческой против воли Божией. — Адаму,
так сказать,
наскучило быть одному с Богом, и его внутренние чувства и способности, не довольствуясь чистым и святым соединением с Богом, множеством внутренних движений, похотствовали и жаждали соединения с предметами внешними, которые мир и прелестный сад Едемский, насажденный для человека, в котором человек водворен был, ему представляли. — В первом номере объяснена надобность опыта: к оному принадлежит и сие искушение в самой высшей степени, чтоб человек, не взирая на мечтательные прелести, научился предпочитать Творца твари. Сии внутренние движения воспалили в нем жажду наслаждения того, что хотя и Богом, но вне Бога существует. Чрез сие нечувствительно человек от Бога отделился: и сей Бог, испытующий сердца и утробы, видя, что человек недовольствуется
уже простым и чистым
употреблением предметов ему дозволенных, видя, что он презирает полноту единения, которым он его удостоил предпочтительно пред всякой другой, даже и духовною тварью, сей Великий Бог, достойный всей любви и уважения и нехотящий никакого в любви совместника, наказал человека в самом начале его преступления тем, что попустил ему делать то, чего он желал. Так сие я называю наказанием потому, что сим самым отверзлися пространные врата в то пагубное поле, где союз сердца человеческого со внешними предметами, усугубляя любовь к твари, погашал любовь к Богу, единый истинный залог и средство соединения Бога с человеком.
Вот как пал человек, преслушанием заповедей весьма легких и удобных во исполнении. Пал самым тем, чего он желал. Бог попустил сделать ему то, чего он желал; попустил ему соединиться вне Бога и вне порядка, от него устроенного; попустил ему презреть чистейшее и блаженное соединение духа человеческого с Богом, которое уже показалось человеку недостаточным, по воспалившейся в нем жажде к предметам чувственным, которе увлекали сердце за собою. — Сие преслушание составляет преступление, которого великости исчислить и определить невозможно. — Человек попрал закон, от Высочайшего Законодателя, от самого Бога и от Творца и благодетеля данный. — Человек помыслил волю свою поставить выше воли Божией. — Человек предпочел соединение с презренными и погибающими тварями чистейшему соединению с Богом, всесовершенным, вечным, непременным, от которого он все получил и который все в своей руке содержит. — О вы чада мира сего! вы, которые не употребления вещей дозволенных желаете,
Все вышесказанное послужит к лучшему объяснению несчастных последствий, каковое произвело падение человеческое для духа человеческого. — Прежде сказано уже, что во время невинности человека, самый Дух Божий воспламенял чистым и святым светом тот неразделимый пункт, который составляет основание или substratum духа человеческого. Прежде уже сказано, что сие простейшее существо было сотворено для света и имеет в нем необходимую естественную надобность, ибо
Итак, человеку необходимо нужен свет, без которого он обойтиться не может и которого он по врожденной склонности и по непреодолимому стремлению желаний своих призывает и
Прежде падения человека высочайший и чистейший свет Духа Божия, сей огнь небесный, воспламенял и животворил в живот вечный тот тончайший пункт духа человеческого, управлял его действиями и был конец и награда, для коих человек был создан, и чрез то из сего малого существа делал существо величайшей важности, удобное занимать важнейшее место между существами видимого и невидимых миров.
№ 3
Так как теперь говорено будет о звездном или
астральном духе,
или
разуме
человеческом, то необходимо нечто сказать для приуготовления к понятию того, что сказано будет. Все истины, которые теперь предлежат к рассуждению, мудрено будет различать одну от другой, ибо все они почти от одного начала происходят. Но в действиях их, то есть в принимаемых влияниях и в употреблении оных, примечать их разность возможно. — Разум в человеке есть прилив мыслей о том, что чувства ему сообщали, возжгли, возбудили и привели в движение внутреннюю его плодоносность, в соотношении к тому, что они ему сообщили. Сия внутренняя плодоносность есть
астральна.
Это дух
астральный
или его
возжжение.
— О сем возжжении или воспламенении не можно иначе судить, как по его действиям. — Бывают такие случаи, где действует дух астральный, в особенности без всякого соучаствования чувств внешних. Тогда может это назваться
восторгом астральным,
который, однако ж, далеко уступает в чистоте и возвышении тем восторгам, которые иногда праведные имели, восхищаясь из себя самих или из собственной своей деятельности, и в совершенной отвлеченности от всего чувственного сосредоточивались в чистом духе Божии; и в минуты сих чистых восторгов (Коринф. 2. гл. 12), восхищаемы были превыше их сферы в самый свет Божий. — Восторги же астральные, которые и прежде бывали и ныне есть, суть обезьяны нечистыя и мало нечто уподобляющиеся тем восторгам чистым, которые во многих праведниках действовали. В сих астральных восторгах существует источник и начало пророчеств языческих и удивительных действий, каковые находим в Сивиллах, в Оракулах, в таинствах языческих и прочая. Все сии удивительные действия происходили из восторгов астральных. И так дух человеческий, в обыкновенном и естественном его свойстве привлекая и принимая дух астральный, составляет то, что мы называем
разум,
и тот же дух человеческий, когда при таковых влияниях астральных сам в себе сосредоточится и отделится от влияния внешних чувств, тогда бывает он в восторге астральном. — В таковом случае можно его назвать
Объяснив таким образом свойства и действия влияний астральных, сколько то было возможно, приступим к дальнейшему рассмотрению и познанию главной цели рассуждений наших.
Пал человек. Что же сделал он по падении своем и чем заменил Бог человеку чистый, святый и высочайший свет, отступивший от человека при падении его? В необходимой нужде должен был человек искать света, ибо без него, так как и прежде сказано, он существовать не может. — Лишась духа Божия и алкая света, должен он был, как слепой, ощупью искать оного. И так человек, не будучи озаряем и просвещаем свыше, принужденным нашелся снизойти в низшие свои способности, то есть в воображение, в память и в чувства, и вместо небесного света, питать себя светом тем, который ему сии способности доставлять могли. Вместо потерянного им соединения с Богом вошел он посредством сих способностей в соотношение к земным предметам и чрез то соделался гражданином земного мира и в совершенном согласии со оным. — И так потерян свет небесный, и на место оного возжегся свет менее чистый, менее тонкий, менее небесный, воспламеняющий и просвещающий человека. Глубокомысленные и истинные философы назвали сей свет духом астральным, или огнем, уподобленным свету звезд. Сей свет, однако ж, есть квинт-эссенция огня пред огнем стихийным, но несравненно уступающий в чистоте и светлости тому свету, который изливается из духа Божия, который есть огнь высочайший, пламя чистейшее и светило превыспренних небес.
Вот в каком состоянии нашелся человек по падении своем. Вместо духа Божия воображение, память и чувства начали доставлять простому и неразделимому пункту его духа все материалы его понятиям, его мыслям и его знаниям. (Впоследствии показано будет частное изъятие некоторых человеков, коих чистота и обращение сердца к Богу приобрели им скоро возвращение благодатного света Божия.) Сии низшие способности, обращаясь во внешних предметах, составляют весь запас знаний ума человеческого и все то, что мы называем разумом человеческим; сей разум, столь благородный, столь гордый и о коем столь много шуму делают, есть не что другое, как результат утонченный всего того, что чувства видят и ощущают и что воображение человеку представляет; все оное разум собирает, соединяет, идеи отделяет и потом их утончивает, дабы сделать из того извлечения и на оных основать рассуждения свои. — Основываясь на сем, сказано: «Nihil est in intellects, quod prius non fuerit in sensu». И так ныне плодоносность духа человеческого происходит из огня астрального или света астрального. Сим действуются внутренние умственные его пружины, и в соотношении ко внешним предметам, его воспламеняющим, составляют все его знания.
Сей астральный дух огня, или свет астральный, есть наинизшая степень духов чистых, однако ж несравненно выше того, что называют дух природы или натуры, излиянный во все материальные существа и составляющий их силу, свойства и взаимную связь. — Статься может, что самая последняя степень духа астрального есть то, что мы называем
№ 4
По вышесказанному заключить можно, что излияния и дары бесконечного света можно различить по их качествам и количествам. В мире находятся существа духовные, существа прославленные и существа телесные, и свет, получаемый каждым из них, есть соразмерен и принаровлен к естеству каждого, к делу, на которое каждый определен, или к месту, которое каждый в мире занимать должен. — Дародатель есть бесконечен; но дары ограничены и
соразмерны.
Духи небесные, небесные Гиерархии, в каждое мгновение получают свой участок постольку, поскольку их утонченное естество принять или снести может в небесном и чистейшем качестве и количестве, таким, однако ж, образом, что сей Божественный свет, их просвещающий, беспрестанные получает приращения, от приращения любви их. — Здесь нужно мне объясниться. — Говоря о приращении любви в духах, усовершенствованных в святости, не должно разумевать под сим, якобы сия любовь могла получить приращения в своем существе или качестве; но может и должна получить приращение в расширенности или в распространении. — Основание сей любви должно быть то, чтобы она была совершенно чиста и бескорыстна; без того не могла бы она помещена быть в небесах, где всякое своекорыстие и личность поселили бы разделение между блаженными духами усовершенствованными в любви; блаженными блаженством самого Бога, который
есть любовь,
и счастливыми, взаимным друг друга счастием.
Сверх того, буде бы сия любовь не была совершенно бескорыстна, не могла бы она удостоиться соединения с
Словом Божиим
, изливающего на сии духи свет, коим они наслаждаются; потому, чтобы оттого последовала остановка в излиянии света, который, задерживаясь в сих самых духах, много бы потерял своей чистоты, если бы не был отражаем каждоминутно для произведения беспрестанного и вечного
взаимного
приливу и отливу. Итак, повторяю, что любовь сия не может увеличиться ни в естестве, ни в качестве своем, но весьма увеличиться может и
долженствует,
производя беспрестанные и вечные приращения распространением и расширением. — Для лучшего понятия представлю я сему сравнительный пример из естества стихийного. — Семя какого-либо плода, например яблока, не переменяет своей сущности, ни своего качества, но распространиться может удивительно до бесконечности, ибо одно таковое семечко может произвести в беспрестанном расширении и распложении до нескольких миллионов деревьев, всех сокрытых и заключенных первоначально в одном том семечке, которое не переменяясь само в своем естестве, может покрыть единственно посредством своего, так сказать, развития, великие участки земли деревьями и плодами.
Познание производит любовь; а любовь, умножаясь сама собою, распространяет и расширяет познания.
Не надобно, однако же, мыслить, что
Выше проскочило слово,
№ 5
Сказано уже, что такое разум человеческий в своем начале, в человеке естественном, просто и более или менее разумном, по большему или меньшему степени света низшего или астрального и по большему или меньшему помрачению оного страстями, которые здесь играют весьма важную роль, в различении степеней сего света, оставляя оной или чистым совершенно по мере чистоты его, или покрывая тусклостью, ложными видами, превратными суждениями и большим или меньшим мраком, сверх ограниченности ему и без того естественной. — Сие-то и производит столь бесконечное различие в умствованиях человеческих, всегда между собой разнствующих и несогласных, хотя их и отделяет, так сказать, единая токмо черта от Божественной истины, всегда единой, простой, непременяемой и никогда самой себе непротиворечущей. — Но разум человеческий, как бы чистым мы его ни предполагали, есть не что другое, как свет, заступивший место света чистейшего и высочайшего, данного человеку во время его невинности и отступившего от него при его падении.
Сей высочайший свет, потерянный во Адаме, возвращен потом скоро, так сказать, участками некоторой части его потомства. Когда Каин братоубийца, собравший или всосавший в себя весь яд падения, предоставлен был со всем его потомством духу низшему или астральному, тогда Дух Святый, благоволив избрать своих светильников, сообщился чрез Сифа всем святым и праведным Патриархам Ветхозаконным, гораздо прежде данного письменного закона Моисею. — Первородный человек возродился в сих праведниках из пепла своего и чрез сие восстал из порабощения сатане, в котором он находился чрез победу, сатаною над ним одержанную. — Относительно до соединения с Богом Адам должен был быть
все
или
ничего
: должно было соединение быть неразрушимо, или преотупление падения выполниться совершенно. В порядке правосудия Божия, добро и зло должны доходить до своей полноты и до последних границ своих, ибо Бог не хочет ни полуправедных, ни полугрешных. — В сем-то смысле должно понимать следующие слова Священного Писания: «
Повторим сказанное и сделаем из того заключение, основанное на истинном смысле Священного Писания. — Каин с своим потомством поглотил все следствия падения и всосал в себя весь яд оного; а Святые Патриархи, происшедшие от Сифа, собрали, так сказать, крупицы того небесного хлеба, которым пользовался Адам в праведности и в полноте своего невинного состояния. — С того времени оба потомства разделились: одно, составленное из людей оставленных собственной их развращенной волей, стремящихся из одного падения в другое и гибнущих в беззакониях и в бесконечных заблуждениях; другое разумеется Сифово, Енохово и пр., начинающее жить верою, светом, несравненно высочайшим пред светом астральным. Тогда владычество веры возникло, как искра из-под пепла. — Тогда начали различать сие потомство от потомства первого убийцы. — Первое называлось
Отправлено Марта 29 дня 1806 года.
ОТРЫВОК
Изъяснение картин аллегорических в пустынниковом доме
Сия картина, изображающая разные миры созданные и нечто более, то есть
несозданное,
поколику бренный человеческой ум изобразить то может, не может иметь никакого объяснения. — Кто из внутренности просвещен быть может, тот оную без объяснения удобно поймет. — А кто не в том положении случится, тому никакое объяснение внятно не будет.
На сию истину лучшие доводы суть следующие:
«Аще кто от вас лишен премудрости, да просит от дающего Бога всем нелицеприемне и непоношающего, и дается ему. — Да просит же верою, ничтоже сумняся» (Иакова глава I, ст. 5 и 6).
«Се сотворих по глаголу твоему; се дах ти сердце смыслено и мудро; якоже ты небысть муж прежде тебе» (Книги 3 царств, глава 3, ст. 12).
СНОВИДЕНИЕ НЕСПЯЩЕГО ЧЕЛОВЕКА
Одним вечером, проводя все мое время в уединении, не выходила из головы моей мысль о душе. — Что есть она во мне, в том никакого сомнения нет; внутренние мои склонности и ощущения и стремление мое к бессмертию, доказывают ее во мне существование. Но что она? где она? откуда она? и как она во мне действует? Все сие кружило мою голову; и не понимая ее сущности, чувствовал, однако ж, чем более об ней думал, что она действительно есть во мне. Занимаясь таковыми мыслями более двух часов, лег я спать. — Едва только сон овладел моими чувствами и привел их в безмолвную тишину, удобную для созерцания великих таинств, увидел я приближающегося к моему одру лучезарного Ангела, который, взяв меня за руку, говорил мне так: встань и следуй за мною; Всевышний не попускает горделивому любопытству человеков проникать тайны непроницаемого завесой закрытые; ибо они ищут познаний не для славы Божией, не для своего исправления, не для пользы ближнего, но единственно для своего самочестия; следовательно излишнее познание для их будет иметь вящее осуждение;
кому дано будет много, много взыщется от него
(Луки гл. 12, ст. 48). Ты имеешь горячее желание к просвещению; блюди себе, да не превратишь приемлемого света во тьму и да не осужден будешь на жестокую казнь с рабом, погубившим талант дарованный ему. — Повинуясь повелению несозданного света, открою я тебе, сколько бренный твой сосуд вместить может о том существе, о котором ты прошедший вечер столь бесплодно размышлять усиливался. — Я хотел броситься к ногам его, но он меня не допустил, и подхватив меня, сказал: таковое поклонение принадлежит единому Богу, яко истинному всех Владыке; а я есмь един из тех служебных духов,
которые посылаются во служение за хотящих спастися
(ко Евреям гл. 1, ст. 14). Сказав сие, взял меня за руку, вывел из дому моего, и едва я увидел себя на открытом воздухе, как вдруг почувствовал, что я стремлюсь держимый его рукою в неизмеримое пространство воздуха с скоростью пущенной из лука стрелы, и в единое мгновение увидел себя поставленным в неизвестном мне мире. — Тут сказал он мне: воззри на запад. — Я обратил в ту сторону взор мой и увидел прекрасную долину, цветами испещренную, окруженную пригорками, покрытыми лимонными и померанцовыми деревьями, розовыми кустами и другими пленяющими взор и обоняние растениями. — С одного из тех пригорков увидел я сходящее вещество, имеющее при человеческом подобии тело прозрачное и блистающее, с величественной осанкой; вокруг оного толпились маленькие дети с приятной улыбкой и с свойственной детям резвостью. В очах их блистали веселье и радость. — Сопровождающий меня Ангел сказал мне: сие вещество лучезарное, которое ты видишь, есть душа человеческая; она есть дщерь неба, дщерь… Но более сказать не могу, и ты меня понять не можешь. — Она изгнана из Рая сладости за преслушание, которое разнообразно разным народам описано по мере их понятий; но истинное существо того преслушания есть тайна; одно только известно то, что она заразилась самолюбием и самочестием, и проистекающею оттого гордостью, по изблеванному на нее от ее собственной неосторожности яду древнего губительного змия, дерзнувшего восстать некогда противу своего Создателя. — Как бы то ни было, за ее преслушание была она изгнана из того места, где она наслаждалась непременяющимся блаженством, брошена на тот несчастный шар земли, на котором и ты обитаешь, и облеклась в бренное тело, которое она осуждена влачить и бороться противу его похотей, доколе угодно будет Всевышнему воззвать ее из сей мрачной темницы. — Окружающие ее дети суть желания; взор их означает простоту и легковерность; в них больше видна неопытность, нежели развратность.
После сих слов смотрел я на все сии предметы пристально. — Мне казалось, что окружающие душу дети имели все вид приманчивый и приятный, из-под которого видна была, однако ж, ветреность и неосновательность. Душа часто обращала взоры свои к небу, и по ее вздохам и по умозрительности, сквозь черты ее видимой, удобно познать было можно, что она сохранила некоторое впечатление о том божественном жилище, в котором она некогда обитала.
Предводительствующий меня Ангел сказал мне потом: воззри на восток и внимай тому, что в последствии оттуда происходить будет, ибо душа во всех ее подвигах беспрестанное имеет от той страны влияние, хотя она не всегда то чувствовать умеет. — Побуждаем сими словами обратил я мои очи на восток и увидел в весьма великом отдалении высокую гору, на которой видно было что-то весьма блистательное, превосходящее свет самого солнца. — На отлогости горы видны были семь уступов; на каждом уступе видны были толпы светлых Ангелов, но все оные уступы были закрыты от глаз моих некоторым тонким туманом, сквозь который невозможно мне было ясно различить все предметы. — На самом нижнем уступе, однако ж, весьма ясно видел я женщину, одетую в белое снеговидное одеяние, держащую в одной руке красный крест, изливающий неописанное сияние, а в другой отверзтую книгу; вокруг ее видел я множество благоговеющих Ангелов. — Путеводитель мой сказал мне: благообразная женщина, которую ты видишь, есть
Тут паки обратил я свое внимание на душу, сходящую с пригорка от запада так, как я сказал выше. — Едва только готовилась она сделать последний шаг с пригорка в долину, как вдруг невидимой рукой облечена она была в ризу довольно благообразную, но совершенно закрывающую прозрачность самого вещества души. — Сие одеяние имело, однако ж, на себе гнусное пятно, на которое сама душа с отвращением взирала. — Сошед в долину, надлежало душе перейти чрез поток весьма чистый и прозрачный, который, сколько мне казалось, тек из-под нижнего уступа горы, видимой на востоке. Только лишь душа вошла в средину сего потока, как вдруг увидел я с вершины той восточной горы летящего белого голубя, который, прилетя к потоку и паря над оным три раза, опустился на самую главу переходящей души. По исшествии ее из потока, одежда ее оказалась чиста совершенно и не имеющая ни малейшего знака пятна гнусного, которое она прежде на себе имела; и в самое то же время появился из-под крыла голубя Ангел с златоблестящими крылами, который тотчас приветствовал душу и пленительными взорами и нежным дружелюбным видом искал обратить на себя внимание души. — Душа, однако ж, пошла в предлежащий ей путь. Хотя дорога и довольно гладка была, но иногда рвы, водомойны и каменья угрожали ей претыканием. Во всех сих местах Ангел помогал ей переходить все сии затруднения безбедно. — Доселе все шло наилучшим образом, и казалось, что душа прямо идет к горе восточной; уже она отошла 20 верст от потока; по словам моего путеводителя еще ей оставалось шествовать до горы верст около 50; но вдруг пришла она к такому месту, где дорога разделялась надвое: вправо шла дорога узкая, неровная и которая казалась наполненной колючими терновыми кустами; а влево шла дорога, которая казалась широкой, гладкой и для глаз весьма приятной. Душа без дальнего размышления пустилась в сию дорогу, но Ангел остановя ее, говорил ей: что ты делаешь, несчастная? Сия дорога есть дорога, ведущая в пагубу; она проложена врагом твоим и отца твоего; сколько он ни бессилен, но по попущению Божию, Которого намерение и цель никому известны и понятны быть не могут, коварством и ухищрениями для удовлетворения своей зависти и злобы желал бы он, буде бы то было можно, вовлечь тебя и всех подобных тебе во дно вечные тьмы и смерти, где он сам пребывает. Приятности сей дороги суть один только волшебный призрак. — Послушайся меня: иди лучше по тесной дороге; она более кажется ужасна, нежели в самом деле есть; чем более ты по ней идти будешь, тем приятнее она для тебя будет. Окружающие тебя неопытные и легкомысленные дети доселе мною только воздерживаемы были: сколь скоро вступишь ты на широкую дорогу, я должен тебя буду оставить, и они вовлекут тебя в бесчисленные напасти. Ты не в силах будешь без моей помощи победить все искушения, которые тебя на той дороге ожидают. — Душа, будучи по естеству своему добра, послушалась своего наставника и решилась идти узкой дорогой; но едва сделала несколько шагов, наколола ногу на терновую иглу, оцарапала щеку веткой дерева, которое по узкости тропинки должно было зацеплять мимоходящих. — Между тем душа взглянула на другую дорогу, которой она еще из виду не потеряла, забыла все увещания своего наставника, бросилась на широкую дорогу и по ней помчалась как безумная; за ней пустилась и толпа маленьких резвых ее сопутников. — Ангел зарыдал, увидя ее стремящуюся в путь погибели, и издалека следовал назирая за нею. — Душа, однако ж, вступила на широкий путь и, шествуя по оному, пленялась приятностями той дороги. — Везде казалось гладко, и поля, сквозь которые она проложена была, изобиловали приятными ароматными растениями, испещрены были цветами и от некоторого расстояния до другого представляли взору приятные рощи, а чувствам прохладную тень. — При самом почти вступлении души на сию дорогу, встретился с нею юноша, имеющий приятную наружность, но сквозь которую видно было нечто зверское, злобное и лютое, и самая приятность его казалась не простой, естественной, но искусственной, обманчивой. — При самой встрече с нею сказал он ей: да будет благополучен вход твой в сии приятные места! Я давно тебя знаю, прекрасная душа, давно желал быть твоим путеводителем и с горестию видел, что ты чуть было не убедилась правилами угрюмых нелюдимов. На что тебе тратить бесплодно цвет твоей молодости? На то ли тебе даны приятности и чувства, чтобы не пользоваться одними и умервщлять другие? На то ли поставлена ты в здешнем мире, чтобы не вкушать его сладостей? Плюнь на мрачные правила пустосвятов; я поведу тебя сею дорогою, она также доведет тебя к той же цели, как и другая, несравненно покойнее и приятнее. Я знаю, что на той дороге представляют тебе законодатели; но можно ли верить всем басням, выдуманным человеческим воображением? — Рассудок, просвещенный ум, философия должны быть нашими путеводителями. — Душа невольным образом содрогнулась и сказала: да философия! Я что-то об ней когда-то слыхала; помнится мне ее различают на истинную и ложную; одна делает человека истинно благополучным, а другая… Незнакомец в крайнем смущении прервал ее речь и сказал: на что дальние рассуждения? Познаем вещь на опытах. Под моим руководством ты будешь наслаждаться всеми приятностями, для которых ты произведена. — При сих словах маленькие дети бросились к нему на шею; один кричал: я хочу быть богат, другой: я хочу быть знатен, третий: я хочу любоваться красавицами, четвертый: я хочу нежиться и роскошествовать, и множество других подобно сему требований. — Он, их обняв, прижал к сердцу и сказал: я давно знал, что вы со мной согласны будете; я вам все желаемое доставлю. — Душа задумалась, казалась быть нерешимою, но новопредставившийся вождь схватил ее за руку, а дети ухватились за ее платье и не токмо повели, но повлекли ее в дальнейший путь. — Душа, влекома будучи, следовала в глубоком молчании за ними. — Иногда казалось, что она хотела исторгнуться из рук их; но платье ее, которым они ее почти опутали, препятствовало ей в том. — При сем обстоятельстве мой путеводитель сказал мне: смотри, коль истинно то, что сказал некогда некоторый святой муж:
Душа горько зарыдала, бросилась на землю, не смела обратить свои взоры на восточную гору, и казалась быть в совершенном отчаянии. — В сие время из долины выбегали к ней разные подобные ей лица; иной свистал, иной ругался, иной ее кликал пировать, веселиться, иной называл ее безумной, иной грозился навлечь на нее множество несчастий. — Душа так углублена была в своей горести, что ничего того не слыхала; а хранитель пламенным мечом отгонял от души сих соблазнителей. — Между тем Религия недолго оставила душу в ее мучительном положении. Подошед к ней с дружелюбным видом, подняла ее и так ей говорила: «Ободрись, благословенная! я уже вижу руку милосердого Отца, тебя благословляющую и отпускающую тебе твои прегрешения; один вздох, одна слеза покаяния Его умилостивляет: сквозь прободенное ребро Спасителя вижу льющийся уже в тебе источник горячей любви. Ободрись, взгляни на твою ризу. Уже многие пятна исчезли; а когда продолжать будешь, то и все их омоешь. Теперь приступи и приими от руки моей то врачевство, которое единым прикосновением ко устам твоим отымет все беззакония твои и все язвы твои исцелит». — Тут Религия из чаши в руке держимой напитала душу. Вдруг струпья все с души свалились, и она сделалась прекраснее, нежели была прежде. Религия, отирая ее уста, сказала ей: